Золотая лихорадка (др. изд.)
Шрифт:
С постройки пришел Егор с каким-то цыганом.
– Слушай, хозяин наш, отец дорогой! Помоги! Помираем, дорогой, с голодухи помираем!
– Пойдем, я тебе лепешек дам! – сказала цыгану Ксеня.
– Ой, спасибо, дорогая, спасибо! Век твоей милости не забудем… Да у нас, матушка-красавица, дело не к тебе…
Егор помылся, вытерся полотенцем и пошел толковать с гостем в новую избенку.
– Дай нам заработать, дорогой! Поставь нас на хороший участок. Дай нам из горькой нашей бедности выбиться. Жена тебе счастья нагадает, детям твоим век будет хорошо. И внукам и правнукам…
Глаза его зло блеснули, видя, что пожелание счастья
Иванов старался смотреть грозно, как бы обещая злые вести. Он хотел напугать здешнего президента.
– У нас каждый ищет сам, – ответил Егор. – Иди выше по реке и мой. Лучшие места, где перебутор, спор ключей…
– Дорогой, люди конные вороты устанавливают, в глубь матушки-земли пробивают путь, а что же я с тазом… Без лопаты… А я коней пригнал на плоту.
Запасные лопаты теперь у общества были. Были и лотки. Егор дал все цыгану.
– Покажи, дорогой, как мыть. Никогда я не мыл, не знаю!
Старухи бы заели Егора на старых местах, мол, дурной глаз пришел, гони его вон…
– Ну, Иванов! – хлопнул он, прощаясь, цыгана по плечу. – Утешил ты меня!
– Спасибо, дорогой кормилец! – приветливо улыбался цыган.
Лодка зашуршала, ринувшись на песок. Тихо вышел Сашка.
– Ты че тут? – спросил он цыгана. – Че пришел? Че надо?
Цыгана как ветром сдуло. Он так испугался и откровенно струсил, что Татьяна и Катерина покатились со смеху.
– Эй, Иванов! – заорала Татьяна вслед.
Сашка показал женщинам новые часы.
– Где такие купить? Сколько ты платил? – спросил Василий.
– Как гонконгский китаец! – говорил Сашка. – Мастер приехал, ухватился за меня: «Даю даром! Возьми, Саша, я полицию люблю… И всю семью вашу наряжу в золотые цепочки. Вот так пустишь по брюху!»
И Сашка, выпятив живот, представил, как часовой мастер учил его ходить с цепочкой.
– Садись, я тебе ухи налила! Хлеба поешь, чумиза, поди, надоела! – сказала Таня.
– Да, правда, Танечка, чумиза надоела, – сказал Сашка.
Егор знал, что Сашка не только часов, он вообще ничего не возьмет даром. А Сашка не стал рассказывать, как он встретился с часовщиком.
– Открой ящик! – велел он мастеру.
– Зачем тебе ящик? Что тебе мой ящик? Я же тебе дал хорошие часы! – испугался тот и лег на ящик.
… В ящике оказалась дрянь, старье.
– Все пойдет на вес золота! Но что сделаешь! Люди хватают.
… Егор посмотрел цепочку, она была поддельная. Фальшь и старье меняли на золото…
– Завтра крыть амбар, – сказал Егор. – Надо скорей все кончать. Барабанов вот-вот вернется.
Утром Кузнецов собрал плотников у розового от утренних лучен амбара, который стоял с непокрытыми стропилами.
– Главное сделали без натуги, – объявил Силин. – Но надо крыть крышу. Погода вот-вот переменится, и доски пилить некогда. И тут мы свой труд пожалеем… Досок пилить не будем…
– Чтобы не была наша крыша золотая, – добавил Егор.
– Нет, не-ет! Пусть будет крыша золотая! – возразил Ломов.
Русские засучили рукава, а китайцы не снимали курточек. Вбивали клинья в бревна. Трескались стволы. Их подымали с корьем вместе на крышу.
Старовер Никита оглядывал стены, отряхиваясь от древесной пыли и мелкого корья, щупал стены.
– Амбар как амбар! Хорошо, что с бойницами!
–
Да! Мало ли что может случиться. В таком амбаре можно выдержать осаду… И мошка не заест, – сказал Силин с крыши. – Они вроде и продухи и при случае и выстрелишь, дуло есть куда просунуть. Стрелять надо на все стороны.В степах прорублены узкие, в три пальца, окошечки.
– Да, вроде продухов, – согласился Егор.
– Эй! Караван наш идет! Слава тебе, Христе! – перекрестился на крыше Силин. – Егор, едут… Кузьмич! – кричал через крышу Тимоха.
Подошла первая большая лодка. Мешки в пей плотно и умело закрыты полотнищами.
Федор Барабанов снял шляпу, присел, снял пиджак. Ему принесли воды.
– Рассказывай! – сказал Егор, подавая ему стакан.
– Все отдал. Сменял в конторе Бердышова. У Ивана теперь прииски близко отсюда, на водоразделе. И старые на Амгуни. Управляющий принял сразу и заплатил. Фунт дал Телятеву. Взял, как албан. Не спросил ничего. Мука – американская. А на устье стоит Гао. У него целая халка муки, будем возить ее. Уж заплачено. Я смотрел, хороший китайский помол, как крупчатка, сразу видно – нингутинская пшеничка!
Федор оглядел небо, вершины деревьев, амбары, новые дома. Обтер лысину.
Он сам себе не верил, что он сварганил такое дело, удружил Телятеву, всунул ему… озолотил Ивана, получил деньги и накупил всего…
– Люди, говорят, в дальних деревнях продают скот, коней, чтобы доехать сюда. Управляющий сказал, что скоро будет принят новый закон, решение покупать и продавать золото. Они сейчас везут в Иркутск, там сдают, а деньги получают в Петербурге.
– Город глохнет! Американец говорит, все привезу, заказывайте. Но людям еще нечем платить. Кормилец! Да мы его озолотили бы!
– Никто меня не подвел. На честное слово и Гао и американец доставили все и не выдали.
Утром Камбала вышел на берег и что-то тонко и протяжно закричал. И сразу поднялись сидевшие на корточках и курившие трубки китайцы. Человек двадцать гуськом двинулись к лодкам. Пять тяжелых деревянных посудин стояли на причале.
Снимались полотнища. Китайцы брали мешок, быстро подсаживаясь, подкидывали на спину товарища, тот крякал или взвизгивал и тоже слегка подсаживался. И серый мешок с голубой печатью и надписью «San Francisko Flloor» [4] плыл на его желто-грязной спине вверх. И вот уж целая вереница поплыла по обрыву, по трапу, на холм, на трап к амбару и в амбар, где чисто вымыто, где Егор и Сашка укладывают мешки муки на низкие подставки на свайках, под амбаром, чтобы не забрались крысы, – полотнища бересты…
4
«Сан-Франциская мука» (название фирмы).
Освободившись от ноши, китайцы трусцой спешили обратно, не теряя порядка, таким же гуськом. И опять каждый брал по мешку и опять присаживался, как приплясывал с ним камаринского. А уж первая лодка опустела, и гиляки ловко отогнали ее.
В полдень хлынул ливень.
– Ну, бабы, – пришел Егор, – кого хлебопеком? Печь готова, надо топить!
В новом доме набилось от дождя полно народа.
– Да, Анфиску поставить, – сказал Родион. – Они вон вернулись… Да просят лучше выпороть, а, мол, не надо выгонять. Пусть работают, согласны, говорят, на всякую работу, только не гоните.