Золотая лихорадка (др. изд.)
Шрифт:
Из-за горелого амбара бежали прямо на него двое полицейских.
– Лови! – крикнул один из них.
Андрюшка выхватил револьвер, выстрелил.
– Хватит тебе прятаться! Попался! – кричали набежавшие полицейские.
Андрей вытянулся. Он гибко завился направо и налево, как бы ища исхода.
– Нет, еще не попался! – краснея до ушей и сверкая голубыми глазами, крикнул он и могучим прыжком вскочил на помост.
Пока полицейские опомнились, Андрей уж был на берегу и, с разбегу прыгнув на завал, бежал по нему и грозил перестрелять их.
Андрюшка ночевал
Тихая, бледная протока широкими загибами медленно вьется среди густых низких берегов, поросших высокой пожелтевшей травой. Сопок не видно, кругом поймы, бескрайние болота, и среди них водная дорога, путь к большой реке. Над поймами мгла. Во мгле солнце ослабло.
«Я их на прощание угостил все же как следует!» – думает Андрей.
Вдруг на берегу трава зашевелилась. «Что за чертовщина, ветра нет… Зверь или человек? – подумал Городилов. Сердце его замерло. – Бросить весло?.. Ружье схватить?» Колосья заколыхались, трава раздвинулась, и из луга вниз сошел на песок человек с ружьем.
– Чего сжало тебя? – спросил он.
Голос его, ясно доносившийся по тихой воде, был знаком Андрею.
– Терешка! Здорово! – воскликнул он и повернул лодку к берегу.
Контрабандисты крепко обнялись и трижды поцеловались.
ГЛАВА 20
Чуть забрезжил темный рассвет над синим переливом гор, как в окошко постучали, и Катя, вскочив с пола, заглянула под занавеску. В избе на полу Ксеня, Василий и Федосеич.
Илья накануне назначен был в проводники небольшого отряда полицейских и солдат, который ушел на двух лодках в верховье реки, чтобы удалить оттуда старателей.
– Сашка пришел! Господи! – сказала Катя и зевнула. Она откинула запор, и Камбала, с мешком за плечами, в шляпе и с палкой в руке, тихо вошел. Он сел в углу, снимая свои дорожные сапоги. Сейчас он не похож на важного и видного Камбалу. Сашка стал щуплый, маленький и худой, скулы его плотно обтянуты кожей.
– Ты пришел? – спросил Вася.
– Да.
– Людей довел?
– Довел.
Василий подивился, что человек в одиночку вернулся по тайге. Он подумал, что за такую дорогу не мудрено исхудать.
– Никого не встретил?
– Нет… – неуверенно ответил Сашка. – Я не знал, че тут, маленько боялся…
– Пока ничего.
– Придирались?
– Маленько.
– Мне кажется, что Советник – спиона.
Не хотелось Ваське вставать. Так тихо и хорошо и все так дружно спят, все свои и во сне забылись неприятности.
– А ты не зря пришел?
– А че? – встрепенулся китаец.
– Может, не надо было…
– Егор думает, мы вместе.
– Это так… Но ты уж не показывайся, Саша, на прииске. Докажет кто-нибудь. Еще не все ушли. Народу оказалось еще много, они еще переписывают. Илью взяли, он повел их к Каменным бабам. Ты уж тихо будь.
– Я тихо, – сказал Сашка, – не бойся.
– Я не боюсь.
Сашка вернулся не только потому, что дал слово Егору быть вместе с Васей. Он уже привык к этой семье, к людям и поэтому вернулся. Сашка исполнил долг, отвел китайцев, и все они теперь в безопасности. Станут разбегаться
по приискам. Он мог бы организовать их в новую артель, даже банду, мог бы затеять любое новое дело. Но смелые и предприимчивые люди найдутся там и без него.Ксенька вскочила и протирала глаза.
– Мне пора печи топить.
– Я тебе помогу, – сказал Сашка.
– Да, иди… Я спину отмахала вчера! На такую прорву дров нарубить! Пойдем, будешь мне помогать.
– Мы теперь солдат кормим, – сказал Вася.
– Это хорошо, – ответил Сашка.
– Че приехал? – очнулся Федосеич. Он высек огонь и сразу закурил.
За дверью стучал умывальник, прибитый к дереву.
Затрещал огонь в плите под навесом. Сашка пошел рубить дрова. День начинался.
Стоя навытяжку перед иконой, Федосеич помолился.
Старый матрос встретил вчера знакомого фельдшера, который звал его к себе посидеть за чаркой солдатской водки.
«А на прииске спирта уже нет», – думал Федосеич. Хлеб и сухари у приискателей заканчивались. Без подвоза прииск долго прожить не мог. Главная масса старателей ушла, но оставалось еще сотни полторы и еще люди подходили с верхних разработок, куда ушли два бата. Восемь полицейских отправились выгонять хищников из верховьев. До их возвращения экспедиция, как полагал Федосеич, не уйдет, ничего теперь уже не случится и можно недурно провести время. Смутно стояла в голове какая-то тень, словно Федосеич еще чего-то опасался, более за Ваську, чем за себя. Но он полагал, что зять ловкий, его голыми руками не возьмешь. Тем более теперь, когда Сашка вернулся и будет здесь.
– Ты куда? – спросила отца Катька.
– Я поеду на Силинскую сторону, там еще вещи надо забрать. – Он не сказал, что едет в гости.
Через полчаса подошла двухместная оморочка. Ибалка крикнул из нее:
– Кузнецов!
Василий вышел.
– Садись и поедем! – сказал гиляк.
– Куда?
– Узнаешь… По службе!
Василий подошел к очагу и сказал Кате:
– Меня опять зачем-то полковник вызывает.
– Что такое? – встрепенулась Катя.
– Меня не провожай и не подавай вида, – сказал Васька и тихо пожал ее руки, когда она хотела обнять его.
Он весело подбежал и прыгнул с разбега в оморочку, вытолкнув ее из-под берега на стремнину.
– Ты так утопишь, – сказал Ибалка.
– Ты забыл, что прежде был гиляком?
– Конесно! Раньше-то был, – ответил Ибалка.
К полудню на досках отдыхали длинные ряды круглых караваев. Выпечка закончилась, и Сашка с Ксеней могли отдохнуть.
Обед был готов, а Василий не возвращался.
– Че ево ждать, садись обедай! – сказала красная от работы у печи Ксенька, уплетавшая похлебку из солонины.
Сел за стол Сашка.
Катя побродила вокруг, посидела у костра, оглянулась на реку. Никого не было видно на другой стороне. Лагерь военной экспедиции перенесли вчера еще ниже, он теперь в трех верстах от прииска, там скученно живут задержанные старатели, которых опрашивают и переписывают. Там начались болезни среди детей, как слыхала Катя, людям не разрешают оттуда ездить в пекарню, обыскивают их, требуют золота, в чем-то всех подозревают. Кого и почему задерживали – никто толком не знал. Говорили, что целый баркас с арестованными готов был к отправке в город.