Золотая жила

Чтобы отогнать пугающую мысль, Стас перевернулся на другой бок и обвел взглядом комнату. Эва мирно посапывала в своей кроватке. Лета в чем мать родила стояла к нему боком перед высоким зеркалом и, мурлыкая под нос заунывную песню, расчесывала волосы, спадающие блестящей конской гривой почти до самой поясницы. К счастью, никто из домочадцев не проявлял ни малейшего беспокойства по поводу появившегося гула. Может, и наверху никто ничего не услышит? А даже если и услышат, что с того? Все равно никто ничего доказать не сможет. Мало ли, что на рынке может гудеть? Испытав небольшое облегчение, Стас стал разглядывать обнаженную жену.

Лета обладала удивительной фигурой, тут было на что засмотреться: при невысоком росте, ее массивный торс, квадратный что сзади, что спереди, что сбоку, без малейшего намека на талию, резко сужаясь книзу, переходил в узкую лягушачью попу, из которой смешно торчали две тонкие ножки-макаронины с крупными коленными суставами. Массивные груди тоже были какие-то квадратные и топорщились торчком в разные стороны.

Вообще, фигуры супругов Недоученко гармонично сочетались друг с другом аномальным распределением жировых отложений: там, где у Леты не хватало сугубо женских объемов, их было с избытком у Стаса, и, наоборот, где мужчине от природы было положено иметь массу, там ее компенсировала его жена.

Поймав на себе пристальный взгляд мужа, Лета стыдливо накинула на обнаженное тело просторную ночную сорочку из ситца, бежевого в мелкий сиреневый цветочек.

– Что зенки свои на меня лупишь? Лучше бы в телек таращился.

Она нажала на пульте кнопку и снова продолжила расчесывать волосы, любуясь своим отражением в зеркале. Стас отвернулся к телевизору.

Глава 7

Телевизор в семье Недоученко играл роль своеобразного окна во внешний мир и одновременно служил дополнительным, если не основным раздражающим фактором… Впрочем, это как у всех.

На тумбочке у противоположной стены вспыхнула плазменная панель. Стас уставился в яркий, широкоформатный экран и прислушался. По центральному каналу транслировали вечерний выпуск новостей. Бессменный телевещатель озвучивал экономические сводки: «…темпы роста экономики в текущем полугодии уверенно обгоняют прошлогодние показатели. В первую очередь, это связано с работой, следует особо подчеркнуть, непрекращающейся работой правительства над обеспечением благоприятных, надо заметить, самых благоприятных условий для развития частного бизнеса и индивидуального предпринимательства. Так, индекс доверия стремительно приближается к восьмипроцентной отметке, что на ноль целых семь сотых выше самых смелых ожиданий экономистов-аналитиков…»

– Ишь ты! – зло воскликнул Стас. – Экономика у него обгоняет показатели. А у нас на рынке поныне все импортное, и цены как росли, так и растут. И откуда только столько наглости у человека?

Лета не выдержала каждодневного нытья мужа от просмотра теленовостей и бросила через плечо:

– Так это ж не человек, а компьютерная программа.

– Ну и что с того? Ведь ее же люди скумекали. Могли бы хоть капельку стыда заложить для достоверности. А то брешет и не краснеет.

Виртуальная голова продолжала безостановочно вещать: «…благодаря чему налоговые сборы уже составили рекордные… – по экрану пошла помеха, и звук на секунду исказился, – дз-з… цать триллионов рублей. Часть этих средств будет направлена на развитие социальной сферы, а здесь: и медицина, и дошкольное воспитание, и образование, и культура с искусством, и…»

– Лучше бы нам эти деньги роздали, – опять возмутился Стас, – все равно их чиновники разворовывают, а медицина так и лечит нас одними рецептами.

– Да никто никаких денег никуда не направляет, – прокомментировала Лета, – а ты и уши свои лопоухие развесил. Собственными ушами надо жить, а не теми, на которые тебе лапшу развешивают.

– Нет, но он же сам сказал, что направят деньги.

– Так он же не сказал, сколько и когда. И вообще, поссал в глаза, а сказал – божья роса. Чего другого ждать от этих лживых людишек? Не верю я никому.

Губы Стаса скривила ехидная ухмылка:

– Так он же не человек, а программа.

Ничего не ответив мужу, Лета нервно нажала на пульте кнопку, и экран телевизора погас. В комнате стало оглушительно тихо. И только что-то в этой звенящей тишине как будто давило на мозжечок. Стас знал, что это было, поэтому напрягся под одеялом, внимательно следя за реакцией жены.

Изогнув шею, Лета напоследок посмотрелась в зеркало и горестно вздохнула:

– Э-эх, такая красота пропадает без толку. Надеть бы обновки, расчесать бы волосы да выйти в люди, чтоб обзавидовались все.

Она нехотя оторвала взгляд от зеркала, выключила верхний свет и подошла к дивану. Стас притих под одеялом, из-под которого торчали только его бегающие глаза и длинный нос. Летин унылый взгляд как будто говорил: и что только она нашла в этом недопёске?

– Обещал мне красивую жизнь у моря, а сами из сортира не вылезаем, – завела Лета свою привычную песню, устраиваясь под одеялом. – Ни друзей, ни знакомых, ни кины с ресторанами, один только сортир. Уже все волосы провоняли твоим поганым сортиром. А теперь еще эта хренофуга. Ох, чует мое сердечко, зря мы ее купили… и вообще зря связались с сортирным бизнесом.

Наконец она выбрала наиболее удобное положение, прижавшись всем телом к мужу и положив голову на его плечо, как на подушку.

– Нет бы воротились в Бесноватовку, на папину ферму, свинок бы выращивали, кушали бы вдоволь. Иль в столицу бы подались, вон как Макарка Фитюк. В люди выбился, слыхал? Большие деньги теперь заколачивает, не то что ты свои жалкие копейки экономишь.

Лета сладко зевнула и замолчала. Стараясь не выдавать беспокойства по поводу появившегося гула и чтобы хоть чем-то заполнить предательскую тишину, Стас обнял жену и пустился в разглагольствования:

– Вот тут и ошибка всех этих простофиль-Фитюков. Носы горделиво позадрали, все больших денег хотят. Сразу за мильёном гонятся. А из чего, думаешь, мильён состоит-то, из атомов и пустоты, что ль? Хм! – он хмыкнул, радуясь такому удачному образу, спонтанно пришедшему ему на ум. – Нет, мильён из копеек состоит. И скапливается он не сразу. К одной копейке завсегда другая копейка присовокупиться желает, к ним третья, затем четвертая… а там, глядишь, и в рубель слипнутся, и в червончик, и в соточку сваляются все эти ничтожные сами по себе копеечки. Денюжки так и притягиваются друг к дружке. И чем больше куча, тем охотнее их желание… э… совокупляться. И тот, кто знает этот их секрет, нападет на золотую жилу и горя потом ведать не будет.

– Ох и горазд ты лясы точить… э… о древо мысли. Взял бы лучше да умную книжку накалякал – чем тебе не золотая жила? – чем в грязных сортирах ковыряться.

Стас пренебрежительно фыркнул:

– Пф-ф! Вот еще! Писака – это безрукий лоботряс, ни на что дельное не годный, да притом еще и алчный, как и все эти Фитюки, что кругом. За крупным гонораром гонится, а ума на грош. Видел я в одном фильме: нажрется, как свинья, понасочиняет, понапишет такого… А наутро перечитает и изорвет свою писанину в мелкие клочья, а их – в корзину. Только я бы еще и сжег эту гадню. Вот кто настоящий бумагомарака. Так он и изводит все свои деньги на бумагу да на выпивку, а в результате – кукиш!