Золото Русской Калифорнии
Шрифт:
Вообще-то идея с ополчением больше всего напугала Горчакова, не без оснований полагавшего, что новоявленный император, сколотив вспомогательные батальоны из добровольцев-ополченцев. учинит нападение на Австрийскую империю, или на Османскую. Воинственность Константина пугала многих. А ещё больше пугала высший свет поддержка самодержца среди масс народных и намерение Константина как в славные времена Петра и Екатерины «влить свежей крови» в дворянство Российской империи. В каждом полку с 1855 года по высочайшему повелению открыли солдатские школы, обязав господ офицеров обучить нижних чинов грамоте, для чего привлекать общественность, ну, или учительствовать самим. Позицию самодержца: «России нужен грамотный солдат», Александр Михайлович разделял, но побаивался чрезмерной напористости Константина Николаевича, безоглядно ломавшего
Свой большой вояж по столицам европейских держав, так уж получилось. Горчаков начал с Варшавы. Развод великого князя Александра с супругой, одобренный церковью и переезд старшего брата русского императора на берега Вислы воодушевил поляков. Даже наиболее гонористая часть шляхты, ненавидящая всё русское, ждала скорейшей коронации Александра Романова. Ходили слухи, что между братьями существует договорённость о предоставлении независимости Царству Польскому. Между панами шли жаркие споры о поименовании Александра не царём, но непременно королём польским. Якобы, это был уже решённый вопрос и император согласился.
Дипломат проезжал через Варшаву как раз в тот момент, когда Царство Польское бурлило, обсуждая отказ наместника, без пяти минут Царя(Короля) Польского Александра от нескольких полков лейб-гвардии, которые должны вслед за его императорским высочеством передислоцироваться из Петербурга в Варшаву.
Тут же «в обществе» родилось движение по составлению собственной, польской гвардейской дивизии, должной охранять обожаемого (Александра поляки действительно любили) монарха. Названия полкам предлагались многоговорящие: гусарский Краковский, кавалергардский Познаньский…
— Ваше высочество, — Горчаков приватно беседовал с Александром во дворце наместника, у камина. — чехарда с псевдопольскими воинскими частями, да ещё с такими провокационными поименованиями, существенно осложняет мою миссию. Нельзя ли придержать восторги панства?
— Ах, Александр Михайлович, — великий князь нервно прошёлся по зале, — если бы от меня сие зависело! Не поверите — уже идёт сбор средства на армию. Польскую армию. Каковой предстоит атаковать армию Франца Иосифа и брать на шпагу, пардон на саблю. Краков.
— Отчего же не поверю! Верю! Но, ваше высочество, неужели бузотёры не понимают, махина Австрийской империи раздавит их опереточные эскадроны в пару недель, самое большее — в месяц! И брат ваш не придёт на помощь, не то положение дел у России сейчас. Насколько я узнал Константина Николаевича, он сообщит Вене о мятеже и попросит помощи в усмирении бунта. Чужими руками уничтожив наиболее ярых сторонников Речи Посполитой от моря до моря. Меня ваша судьба беспокоит, Александр Николаевич!
— Благодарю за заботу, — великий князь иронично улыбнулся, — я думаю о намерениях брата точно так же, как и вы, о проницательнейший Александр Михайлович. Константин не видит поляков в числе подданных Российской империи, но давать напрямую независимость, означает показать слабость власти, шаткость позиций России. На это брат никогда не пойдёт. А значит, быть моей коронации, которая формально выводит Варшаву от прямого подчинения Петербургу, даёт Царству Польскому определённую независимость, а России простор для политических манёвров. Ну а там. — как Бог даст.
— Не нравится мне ваш фатализм.
— Помилуйте, князь, какой фатализм? Паскевич отладил систему сдерживания и подавления мятежа в самом зародыше, да и войск хватает. Тем более, самые отъявленные сторонники незалежности сейчас на Кавказе.
Министр согласно кивнул, блестящая по своему цинизму комбинация, спровоцированная самим императором, обещавшим создать польские воинские части в недалёком будущем из тех, кто достойно проявит себя в деле усмирения горцев, привела к оттоку в горы Чечни и Дагестана более чем трёх тысяч польских националистов. Воевали поляки как отдельными эскадронами и ротами, так и «россыпью», постигая премудрости военного дела и в пехоте и в артиллерии и в
сапёрных частях.Дошло даже до двух нот протеста от Австрии, выразившей озабоченность по «стажировке» в боевых условиях польских и прусских офицеров. Да, пруссаки помимо военных агентов, командировали на Кавказский фронт пятьдесят молодых офицеров, ради соблюдения политеса демонстративно вышедших в отставку.
— Но когда они вернутся обратно в Польшу, обстрелянные, понюхавшие пороха. Что тогда, ваше высочество? Никак не уследить за этими молодцами, ввергнут они Россию в большую европейскую войну. Ваш покойный батюшка воевал, конечно. Но всё с персами да турками, а Константин Николаевич начал драку за океаном, так ещё и европейские державы провоцирует на усиление армий.
— Костя такой, никогда не знаешь чего ожидать. Но. Александр Михайлович, я уверен, брат просчитал все риски и все последствия.
— Дай-то Бог, дай-то Бог…
В Берлине Горчакову устроили чрезвычайно пышную встречу. «Сумасшедший юнкер» Отто фон Бисмарк испросил часовой аудиенции, во время которой «прощупывал» русского дипломата по возможной денонсации Ольмюцкого соглашения, упирая на двуличие и вероломство венского кабинета.
Отмеченный самим русским императором. Бисмарк считал, что и Горчаков должен восхищаться его энергией и распорядительностью в деле подготовки мирной конференции, на которой Пруссия выступает в роли гостеприимного хозяина. Не дослушав пламенную речь министра без портфеля, князь невежливо зевнул и просил дать ему возможность отдохнуть — совсем измотался в дороге. Когда Бисмарк, плохо скрывая раздражение, откланялся. Горчаков вовсе не улёгся отдыхать, а склонился над большой картой Европы, каковую недавний собеседник, принесший карту с собой, всю исчёркал синими чернилами, показывая направление возможных ударов России и Пруссии по неприятелю.
Дипломату подумалось, что с таким союзником как Пруссия, никаких врагов не надо, главной проблемой будет обуздать неистовых прусских генералов и политиков, видящих себя не иначе как во главе «германского мира». Неприятно царапнуло «без пяти минут канцлера», что о войне с Австрией Бисмарк говорил как о деле решённом, вон всю карту испортил стрелами, пронизывающими империю Габсбургов с запада и с севера, с российской территории.
Но если Берлин так уверен в «грядущей войне» России и Австрии, то наверняка об этом осведомлены и в Вене. Да ещё польский вопрос обострился. Трудно в таких условиях достойно завершить то ли конфликт, то ли войну с Северо-Американскими Соединёнными Штатами. Наивен, ох как же наивен Константин, выделяя в противостоянии с САСШ южан, даже корабли приписанные к портам южных штатов крейсера Истомина отпускают, если нет совсем уж явной военной контрабанды. А с северян русские каперы наоборот, спрашивают предельно жёстко. Только не поможет это вбить клин между Севером и Югом САСШ. не поможет!
В Париже Горчаков был принят Наполеоном без помпы, но сразу же. без «передержки». К удивлению дипломата племянник великого полководца с воодушевлением отнёсся к идее поставить во главе Мексики представителя клана Бонапарта, причём непременно короновать.
Похоже, у императора Константина Первого есть особые каналы для общения с императором Наполеоном Третьим, а министерство иностранных дел выступает лишь как видимый посредник. Данное «открытие» настроения Горчакову не прибавило, кому приятно быть выставочным персонажем, балаганным Петрушкой, за спиной которого делаются все серьёзные дела. Хотя, формально поездка и увенчалась успехом — Берлин избран для проведения Конференции по урегулированию «военного конфликта» (такая изящная формулировка принадлежала Наполеону Третьему) между Российской империей и Северо-Американскими Соединёнными Штатами.
В Лондон министр не поехал, островитяне заранее известили о готовности приехать в Берлин, а вот Вену на обратном пути посетил. Франц Иосиф Горчакова демонстративно не принял, а переговоры с коллегой, совмещавшим посты министра-президента и министра иностранных дел Австрийской империи. начались непросто. Карл Фердинанд фон Буоль-Шауенштейн предсказуемо указал на «польский вопрос», заявив, что его страна не потерпит возникновения под боком мятежной и независимой Польши, пусть даже ей формально и правит представитель дома Романовых. Едва Польша получит независимость. Австрийская империя считает себя свободной от прежних договорённостей, касающихся данной территории.