Золото Русской Калифорнии
Шрифт:
— Куда вам столько?
— Понимаете. Димитрий, в преддверие войны с янки в каждом графстве создаются свои Эскадроны. Или как у русских говорят — дружины. Так вот. кто станет командовать этой дружиной, тот впоследствии приобретёт большой вес в здешнем обществе.
— Резонно.
— Помогите мне. Димитрий. Русские винтовки в Чарлстоне перегружаются из пароходов сразу в армейские фургоны. Ими вооружаются части стоящие на границе, а затем формирующиеся армейские бригады и батальоны второй очереди. До дружин винтовки, как правило не доходят, а единообразие оружия, единый калибр очень ценятся генералами.
— Естественно, взаимозаменяемость в бою. Попробуй повоюй, когда на сто человек ружья тридцати систем.
— Вот именно, Димитрий! И я хочу на собрании эдак небрежно выставить сто, а лучше двести надёжных русских винтовок, и по сто, нет
— Хм. Я готов помочь, дружище. Но зачем почтенному плантатору лезть на передовую? Командир должен подавать пример, вести людей в атаку. Право, старина Якоб, вы нужны живым и здоровым. Столько дел впереди.
— Понимаю, понимаю, помочь голодающей России — святое дело! Но я то останусь в Саванне, охранять порт и побережье, и наша коммерция не пострадает.
— С чего вы взяли, что Россия голодает?
— Простите, Димитрий, но скупка зерна и погрузка на пароходы в Чарлстоне и Саванне идёт полным ходом, весомая часть урожая этого года ушла в Россию. Если в огромной крестьянской стране не хватает хлеба, значит там неурожай. Ещё раз простите, если задел ваши чувства.
— Ах. вот оно что. Нет, тут иное, друг мой, иное. Зерно идёт в Кронштадт, главную базу Балтийского флота. Эскадру адмирала Истомина и десантный корпус, который будет посажен на транспорта, в случае нападения САСШ и отправлен через Атлантику надо кормить.
— Так вы заранее…
— Да. заранее готовимся к грядущей войне. И хотя Россия не заключила военный союз с Конфедерацией, будьте уверены — русский солдат и моряк придут на помощь Югу.
Ещё более возбудившийся Харпер, распрощался с Дмитрием и уточнив, когда можно приехать за винтовками, ринулся к едущему по пятам за собеседниками экипажу. Наверняка энергичный и болтливый плантатор уже сегодня к вечеру, а то и раньше сообщит «по секрету» здешним джентльменам «совершенно секретные» сведения, полученные от сподвижника самого императора Константина. Задача Мезенцева и Кустова как раз и заключалась в подготовке общественного мнения как Юга, так и (через шпионов) Севера о непременном вмешательстве России в конфликт, если Вашингтон дерзнёт напасть на отделившиеся штаты. Какую-то отсрочку это давало, тем более после обострения ситуации в Европе, когда Наполеон Третий, озаботившийся «германским вопросом» на время утратил интерес к делам заокеанским, призвав САСШ и КША решать дело миром. В Вашингтоне рассчитывали на дружественный нейтралитет Франции и даже на посылку французской эскадры в Нью-Йорк и Филадельфию. Но после такого «афронта» французского императора северяне отставили ружья и взялись за лопаты, усиливая оборону Восточного побережья. Адмирал Истомин, дождавшись заключения пакта о взаимопомощи с Испанией, уже официально базировался на Гавану и ждал прокладки телеграфного кабеля, чтоб в случае войны не теряя ни минуты выпустить крейсера на охоту. Вообще линии телеграфа практически «изменили мир и «сжали» шар земной», как о том восторженно писал Николай Васильевич Гоголь. Ещё бы. с прокладкой трансатлантического кабеля, из Петербурга до Русской Калифорнии можно было «достучаться» в тот же день, что «приблизило» заокеанские колонии к метрополии. Сам Гоголь, судя по петербургским газетам, доставляемым через океан с периодичностью два-три раза в месяц, собрал в России «могучую кучку» из молодых и маститых писателей, художников, композиторов и намеревался показать им мир, совершив кругосветное путешествие Петербург — Чарлстон — Константинополь-Тихоокеанский — Владивосток — Иркутск — Москва — Петербург. По замыслу Николая Васильевича, служители муз преисполнятся невероятным восторгом от просторов океанских и собственно, российских и сочинят (каждый в своей области) величайшие произведения. Государь император обещал оплатить поездку из личных средств, а «по пути» его величество приготовил «путешественникам» задачку — поучаствовать в открытии Калифорнийского университета. Но поскольку сие мероприятие было запланировано на август-сентябрь 1861 года, «экспедиция Гоголя» отбудет из Санкт-Петербурга только в марте следующего года. Дмитрию предстоит принять гостей дорогих и невзирая на то — сцепились Север с Югом или нет. обеспечить проезд через континент. Почему государь решил подвергнуть писателей и поэтов риску попасть «под раздачу» воюющих сторон, а не воспользоваться маршрутом через Панамский перешеек? А кто ж знает?! Константин сам поэт не из последних, может, считает, что риск, опасность
помогают в написании шедевров…— К вам гости. Дмитрий Ефимович, из Константинополя, — «отставник» из сапёрного батальона встретил Кустова у входа в здание Российско-Американской Компании.
— Понял. Семён, ещё какие новости?
— Да вроде никаких более, так. мелочи по торговой части.
Дмитрий ждал «гостей». Недавняя телеграмма от Образцова «намекала» что вскоре прибудет очередная денежная суша. А с ней и «сопровождающие»…
— Митя, здорово, ишь какой важный стал: цилиндр, перчатки, — Никита Сыромятов вскочил из хозяйского кресла и облапил товарища по детским играм.
— Пусти, чёрт! Ну и силища в тебе. Вроде тощий с виду, а как будто из железа вылеплен.
— Оно так! Специальный полк назначения Его Величества! Не шутка!
— С каких пор целый есаул и кавалер ордена Святого Георгия кассиром заделался? Не ждал тебя увидеть. Именно сейчас не ждал.
— А попутно, Митя, попутно. Я с двумястами человек отослан на Восток, чтобы потом галопом рвать на Запад, всё на своём пути круша и сжигая. Ну и Сергей Вениаминыч приказал денежку тебе доставить, аккурат миллион монетами и слитками. Из них 250 тысяч золотом, как Мезенцев и запрашивал. Чего послу нашему серебрушки не нравятся, скажи. Митя? Или чёртушка Андрей Дмитриевич? Не зря под каблуком у чертовки-католички сидит, не пикнет.
Дмитрий досадливо поморщился. Мезенцев считал Сыромятова недостойным звания русского офицера и дважды ставил вопрос о разжаловании Никиты и предании суду за зверское обращение с пленными. Справедливости ради стоит отметить, что отряд хорунжего Сыромятова пленных предпочитал не брать, но скандал тогда вышел знатный и как знать, чем дело б закончилось, не случись государева резолюция о награждении Никиты за боевые заслуги.
— Что кривишься? Я ведь правду говорю, — Моника-то Константиновна так веру и не переменила, шляется по храмам католическим, генеральша, мать её перетак!
— Хватит. Никита!
— Хватит, так хватит. Человек от Образцова сидит в Чарлстоне на клипере «Джигит», тот рядышком с «Яхонтом» пришвартовался. Езжай, принимай денежку, вели перетаскивать на «Яхонт». А то ещё один клипер под «кассу» моряки точно не вытерпят.
— Понятно, значит решили с тебя начать, если Вашингтон на войну не решится.
— Э, друг-приятель, не умничай. Не нашего ума. как и кто начать должен. Ты про мои дела знаешь оттого, что велено передать пакет, вон на столе лежит, и помочь мне и моим людям поскорее добраться до Чикаго.
— Чикаго? Думаешь, пропустят через границу отряд да ещё с оружием? Да сейчас по линии разграничения САСШ и КША такая заваруха. Нет. надо морским путём, подумаю как ловчее. Под поляков вас. что ли выдать?
— Да хоть под мексикашек. ради ДЕЛА.
– выделил голосом Никита. — всё вытерпим. Сам государь, когда обедали с ним во дворце, поднял стопку и говорит: «Пью за человека ДЕЛА, за тебя, господин есаул Сыромятов»!
Дмитрий закивал согласно. Если товарища «заусило» на воспоминания о торжественном приёме в Петербурге, и самое главное, о приглашении на семейный обед, где помимо государя, государыни и ребятишек присутствовал только Никита, считай — затоковал бравый есаул, аки глухарь, никого не слышит и ничего не понимает.
Сам Кустов многократно сиживал за столом с Константином, правда на то момент великим князем, но чтоб так, в кругу семьи, да в чертогах царских, нет. не доводилось. Впрочем, тогда Константин Николаевич холостяковал, с Моникой блуд вершил, господи помилуй.
— А Александра Иосифовна. — Никита как будто читал мысли приятеля. — сама мне подкладывает — Кушайте. Никита Васильевич, сей салат государь самолично приготовил. Святая женщина! Не то что эта стервоза мексиканская.
— Брось на генеральшу наговаривать, чем она-то виновата, что у тебя с Мезенцевым не сложилось?
— Генеральшу? А княгиню не хошь? Прогулялся сегодня по городишке, так только и разговоров: «Русская княгиня проехала, русская княгиня такая, княгиня сякая». Тьфу! Титьки выставила и погоняет лошадей хлыстиком, бесовка! Я Митя так скажу, коль случится государю, поехать в Калифорнию, или, скажем, наследника отправить в наши края, я Монику сразу убью, в упреждение! Чтоб не отравила или там не приворожила, ведьма мексиканская, с неё станется.
— Никита, ты с ума съехал?
— Нет, Митя, я-то в разуме. Смотрю, заигрались вы с Мезенцевым. Один дипломат важный, второй купец знатный, миллионами ворочает. А знаешь ли, Митя, что наши старички в Беловодье обсуждают? Сказать?