Золото тофаларов

Полчаса мы катались по взрывчатке, изнемогая от хохота. Рассказ нашего нового знакомого содержал описание суровых будней взрывника, коим он сам и являлся, и был, по сути, развернутым комментарием к инструкции по проведению взрывработ, точнее, к той ее части, где говорится о технике безопасности. Наконец, когда мы уже почти задохнулись, он, постучав в стенку у кабины, остановил грузовик и закончил свое соло:

— Так вот, если… чтобы… висел на… детонаторы вместе с взрывчаткой не…

С этим напутствием он выскочил из будки.

— Знаем, знаем. — Степаныч слезы вытирал обеими руками. Смех еще булькал у него в горле. — У нас нет детонаторов!

— У вас-то нет! Зато у меня полная…

Наш юморист полез в карман штормовки и вытащил горсть гексагеновых «карандашей» с устрашающе торчащими усами контактов.

Есть такое понятие в театральном мире — катарсис. Мол, зритель, сопереживая сценическим героям, через эмоциональную встряску испытывает облегчение, душу очищает. Я вообще не театрал, но думаю, что такого эффекта, которого добился этот мерзавец, ни в одном, даже столичном театре не достигали никогда. Душа не то чтобы очистилась, она просто воспарила.

Как вам понравится — полчаса трястись от гомерического смеха и в последнюю секунду осознать, что трясся ты, сидя на гранате со вставленным запалом и выдернутым кольцом?

Несколько мгновений мы молча смотрели на удаляющуюся фигуру весельчака.

— С-с-сука… — наконец плачущим голосом начал Степаныч.

— Не надо. — Я успокаивающе тронул его за плечо. Черт, у самого губы деревянные. — У тебя все равно так не выйдет…

Выражения, которыми старый профессор подробно характеризовал образ жизни и род занятий Автандила и Ашота (один из них, я только не понял кто, был близким другом его тридцатипятилетней дочери), живо напомнили тот впечатляющий таежный концерт. Может, и сюрприз взрывоопасный у старика в загашнике лежит?

Пока ученый муж остывал и речь его входила в цивилизованное русло, я, сочувственно поддакивая, рассматривал кабинет. Мебель тяжелая, массивная, академическая, люстра бронзовая, патиной подернутая, старинная наверняка, больше ничего примечательного. Одни книги, ни шкур, ни ружей, не сравнить с Шульцевой берлогой. Ну вроде успокоился старик, пора к делу.

— Восточные Саяны? Географический центр Азии… Да, да, Герман мне говорил. А что вас, сударь, собственно, интересует?

— История золотых приисков на Бирюсе.

— О! Действительно, очень занимательная тема. Вообще, история золота поразительно интересна! Металл Мефистофеля! Какие люди, какие судьбы! Да, кстати, Бирюсинские прииски — поистине чертово логово.

— В самом деле?

— А вот послушайте. Родились в России в конце восемнадцатого столетия два человека. Почти ровесники. Один в семье уральского рабочего с Демидовских заводов, полураба. Второй в семье состоятельного священника, с приходом в Красноярске. Первый рос как репей, шпана по-нынешнему, второму родители образование дали самое лучшее, какое только в те времена можно было получить. Оба поднялись, смогли дело свое открыть. Первый фабрики завел в Златоусте, подряды для армии царевой брал, второй по торговой части развернулся, в гильдию вышел купеческую.

Но оба имели странный и одинаковый по силе дар. Золото чуяли. Не в смысле денег, а в смысле месторождений. Яким Рязанов и Борис Толкачев. Ничего не говорят вам эти имена?

— Нет, не слышал.

— Да где уж там. История золота российского когда еще будет написана! Вот эти одногодки, Рязанов и Толкачев, глаз на золото имели острый. Как, почему, от кого такое знание? Ничего не известно. А только оба постепенно легендой стали среди золотодобытчиков. Яким на Урале много крупных россыпей нашел, Борис на притоках Енисея старался.

И вот они одновременно или почти одновременно решили, что на Бирюсе золото есть. Как догадались, от кого услышали — опять загадка. Тогда же не только карт этих мест не было, а и человека-то, который бы там побывал, почти невозможно было встретить. Но к тысяча восемьсот тридцать пятому году оба снаряжают партии на Бирюсу.

Весной тысяча восемьсот тридцать шестого года их экспедиции, двигаясь навстречу друг другу, сошлись в верховьях Бирюсы. С севера шла партия Рязанова, с юга Толкачева. Богатейшие россыпи на Большой Бирюсе нашли люди Якова, а на притоке Бирюсы Хорме — люди Толкачева. Каждый считал себя первым. Началась война.

— Война?

— Представьте себе, настоящая война! Люди известные, можно считать, исключительные, за каждым народу много стояло. Поманило золото, много его там было, очень много. Ан никогда на всех не хватает. Кровь пролилась. Только после вмешательства правительства прекратились боевые действия на Бирюсе.

В Петербурге судебный процесс шел шесть лет. Взятки огромные, шантаж, убийства! Только в тысяча восемьсот сорок втором году Яким Рязанов выиграл дело и стал полноправным владельцем Бирюсинских приисков. Так началась история золота Бирюсы — не просто золота, а первого Большого золота Восточной Сибири.

— А что стало с Толкачевым?

— Неизвестно. С тысяча восемьсот сорок второго года о нем известий больше нет. Разорился, застрелился? Кто знает. Якиму эта победа, по-видимому, тоже счастья не принесла. Два года спустя он исчез.

— Исчез?

— Да, никто не мог сказать, куда он делся. Как сквозь землю провалился. Последний раз видели его в Москве в тысяча восемьсот сорок четвертом году.

— А прииски?

— Что ж прииски. Работали. Из рук в руки переходили. В казне были одно время. В двадцатых годах нашего столетия было образовано «Лензолото» — госпредприятие. Бирюсинские прииски вошли в его состав.

— Небось уже зэки вкалывали?

— Нет, тогда еще нет. Начальник «Лензолота», Мильчаков, кажется, был большим либералом, насколько это возможно было, конечно, при Сталине. Считал, что добыча золота должна быть кооперативной, на худой конец вольнонаемной, так, мол, производительность выше. Но у Ежова другое было мнение на этот счет. Он производительность известными методами повышал. С середины тридцатых годов все «Лензолото» переходит в ведение НКВД, и Мильчаков в том числе. Только уже не как начальник.

— Что с ним произошло?

— А Бог его знает. Сгинул где-то в лагерях. Может, в архивах КГБ и есть его след. Я не знаю.

— На Бирюсе был лагерь?

— Да, был, конечно. Наверняка. Где крупные прииски — там везде зоны были. Золото дешевое для Страны Советов добывали. Дешевое, потому что жизнь дешевая. — Лицо Денисова на секунду как-то странно скривилось, он отвернулся, провел ладонью по глазам.

— А потом?

— При Никите? Не знаю, но думаю — работали прииски. И сейчас, вероятно, работают. Месторождение там богатейшее. Рязанов с Толкачевым россыпи нашли, а сейчас уже до коренного, наверное, добрались, техника нынешняя не чета ихней, помощнее будет.