Золото. Назад в СССР 1

— Ну, то не тебе решать, как нам ресурсы расходовать. Твое дело вспоминать.

Я почувствовал на себе два колючих черных взгляда. Муса и Султыг внимательно слушали Гунько и смотрели на меня.

Создав импровизированный очааг, мы стали разогревать еду. Люди порядком устали и проголодались.

За обедом Ямазовы отказались от тушенки и черного хлеба. Они достали еще один коврик и разложили на нем свою еду, которую захватили с собой.

Вроде как импровизированный столик, на котором были блины в масле, сыр, чурек — тонко раскатанный хлеб, вяленое мясо и мед.

Ямазов пригласили всех угоститься. Все вежливо отказались, тогда он отломил небольшой кусок чурека, макнул его в мед и протянул мне.

Видимо, это означало особое расположение ко мне. Я не стал упираться, принял, поблагодарил, очень медленно прожевал.

— Да ты не бойся — не отравлю, — Султыг заулыбался.

— Тогда и вы мое угощение попробуйте. Оно — кошерно. В смысле я думаю, что вам можно.

При слове «кошерно» Султыг поморщился, но понял, что я не желаю его оскорбить, а просто не знаю как правильно выразиться.

— Кто нибудь еще хочет? — он протянул плошку с медом и чуреком. Но все еще раз поблагодарили и не стали есть.

Я добрался до своего рюкзака.

Алена в последний момент сунула мне в дорогу банку с консервированными персиками, которую ей принес кто-то из пациентов.

Я вскрыл ее ножом и протянул Ямазову — старшему. Тот, сидя по-турецки, взял банку в руку. Он видел такие персики впервые. Заглянул внутрь, понюхал.

Указал на рюкзак племяннику, который извлек из него складной перочинный нож с вилкой и передал дядьке.

Гаглай деликатно запустил вилку в банку, чем немало меня удивил. В походах едят или ложкой или руками, реже с ножа.

Он извлек не самую большую оранжевую, мясистую, сочную половинку персика, осмотрел ее.

А потом с шумом отправил ее себе в рот, стараясь сделать так, что бы ни капли сока не пролилось ему на одежду или землю.

Он жевал и качал головой в знак того, что ему понравилось, но банку вернул.

Я протянул банку его племяннику, но тот заулыбался, скромно опустил глаза и отрицательно замотал головой.

— Не, я такое не ем.

— Попробуй, чё ты?

— Не-не.

Странное поведение. От того утреннего агрессивного волчонка не осталось и следа.

Я знал, что ему очень хотелось попробовать, но он стеснялся своего старшего и поэтому отказался пробовать персики в его присутствии.

— Ладно, как знаешь, — я не стал настаивать, — мужики: консервированные персики, налетай, — и передал банку Володе.

Начало похода, трапеза и поведение гаглаев озадачили меня. Мы вроде как преломили хлеб вместе со всеми, взаимная враждебность куда-то исчезла. Я даже понимал, почему Султыг Ямазов, так жестко обращался с племянником.

Но тем не менее я не собирался расслабляться, а знал зачем они здесь. Надо держать ухо востро.

Мне нельзя упускать из виду карту Гунько, особенно когда мы приблизимся к району поиска.

Он как раз ее достал, чтобы отметить координаты стоянки и занести данные в журнал.

Ямазов вопросительно посмотрел на Гунько.

— По графику? Успеваем?

— Да все путем, — ответил Николай Прокофьевич, что-то напевая себе под нос.

Я без всякой задней мысли подошел сзади и заглянул ему через плечо в разложенную карту с пометками. Сравнив увиденное на бумаге с ориентирами на земле, я опешил.

— Э, погодите! А почему мы сошли с маршрута?

Глава 14

В 30-е годы объем советской золотодобычи поддерживался на уровне около 130 тонн в год. В 1941 были добыты рекордные по тем временам 178 тонн золота.

Во время Великой Отечественно Войны Золотодобывающая отрасль перешла на «фронтовую золотую вахту».

Золотой запас расходовался в годы войны быстрее, чем прирастал за счет увеличения и форсирования добычи. Золото шло на оплату поставок вооружения и оборудования поступающего по «Ленд Лизу».

СССР уплатил за поставки, прежде всего вооружения, около полутора тысяч тонн золота.

Экономисты США не поверили в то, что СССР обладает достаточными разведанными запасами золота, способные обеспечить стоимость поставляемого вооружения. И высылали в нашу страну своих горных инженеров и геологов для оценки месторождений и золотоносных провинций СССР.

Я без всякой задней мысли подошел сзади и заглянул ему через плечо в разложенную карту с пометками.

Сравнив увиденное на бумаге с ориентирами на земле, я опешил.

— Э, погодите! А почему мы сошли с маршрута?

— Разве? — глаза Гунько бегали в стороны. Он пытался смотреть себе за спину — с чего ты взял, Бурцев?

— Ну вот же гора, — я ткнул пальцем, в место на карте, — вот сопки, вот маршрут обходящий гору. А получается, что мы свернули и идем прямиком на Аргаст. При этом узкая тропа не даст нам никуда свернуть.

— Ты это, не умничай, Бурцев. Идем, как идем. Он спешно стал складывать карту и убирать себе в планшет.

— Николай Прокофьевич, вы извините, но что значит не умничай. Вы куда нас ведете?

Спасатели услышав наш разговор обступили Гунько.

— А что? что такое? Не туда зашли? — поинтересовался Андрей.

— Давайте, пойдем пока еще есть силы, а когда разобьем лагерь — там разберемся.

— Мы идем на гору, которая у местных считается святым местом, — объяснил я горноспасателям, потом обратился к Гунько, — Николай Прокофьевич, вы нам объясните на месте, пока мы никуда не пошли. Вы решили, что отряд направится туда, потому что на старых картах там обозначены золотоносные участки?

Я посмотрел в сторону Ямазова. Он встал, отряхнул руками свою одежду и подошел к нам.

— Гм, я извиняюсь, что прерываю ваш разговор. Николай дай карту.

Гунько подчинился и передал ее Султыгу.

— Вот здесь находимся мы, — он указал на карте на начало южного склона, затем перенес палец выше, — на юге. Вот здесь, на северном склоне, насколько я понял, заканчивается участок, который разведывали Илья и Гибарян. Если теория про двух беглых правда, то они вполне могут идти на северный склон. Причин несколько: вот тут есть пещеры, в которых можно укрыться, переждать, спрятать золото, тело.