Золото. Назад в СССР 1
Шрифт:
— Почему? Сувенир же? Я не суеверный.
— Тут с дозиметром ходили, некоторые камешки фонят. Может поэтому местные этого места стороняться. Счетчик Гейгера трещит. Не смертельно. Но если не хочешь, чтобы жена начала на тебя жаловаться — лучше оставь.
Андрей повертел камень в руках, а потом аккуратно положил его обратно на землю.
— Ну его на фиг, раз такое дело. Не хочу такие сувениры, мне мои собственные сувениры дороже.
Начался второй подъем. Он был сильно круче первого. Султыг пошел перывм обойдя Гунько. Мы карабкались по диагонали вверх.
— Тут метров триста
Казалось, что триста метров не такая длинная дистанция, но наш отряд преодолевал ее примерно еще час.
Холодало. В это время года на Севере белые ночи и поначалу организм не чувствует времени суток.
Но достаточно быстро начинает привыкать и работать как часы.
Мы вышли на небольшое плато в форме овала.
— Останавливаемся на ночлег здесь. Выгружайтесь, разбивайте палатки.
Я посмотрел на изможденное лицо Мусы о сидел с полуприкрытыми глазами.
— Как ты себя чувствуешь?
За него ответил дядька.
— Он чувствует себя отлично. Он парень сильный. Не даст опозорить своих предков. Да, Муса?
Юноша приоткрыл немного глаза и посмотрел на меня.
— Его прадед в шестьдесят лет ударом кулака мог свалить быка с ног. И мог на коня на скаку запрыгнуть. Боролся до пятидесяти лет.
— Прям, ударом кулака? — Гунько качнул головой, как бы демонстрируя восхищение.
— Ну у нас тоже богатыри были, я слышал был такой Русский атлет Павел Касьянов в цирке выступал. Вообщем дама ему одна нравилась, испанка. И то ли она, то ли кто-то из ее испанских друзей пригласил Павла на корриду. Пашка наш посмотрел, на это дело и разочарованно так сказал, мол, шпагой любой дурак может, а вот голыми руками. Испанцы удивляются, как голыми руками? А он им говорит приходите через неделю, чтобы я успел быка купить. Вообщем приехала его испанка, а Павел выступая на арене мадридского цирка, вышел на единоборство с быком без шпаги и мулеты. Животное выпустили и присутствии тысячи зрителей Павел, улучив момент, одним ударом кулака свалил разъяренного быка.
— Ну то цирк, а то мой дед, прадед Мусы.
— А что после пятидесяти не боролся?
— Мог, но уже возраст почтенный внуки-правнуки пошли, перед людьми неудобно. Со стержнем мой дед был.
Здесь на высоте дров для костра было не набрать, потому мы подогревали еду и варили кофе на сухом спирте. Лучше в горах источника тепла нет.
Хотелось бы газовую конфорку, но где ее возьмешь? А керосинку совсем несподручно.
За ужином я выпил свой самый вкусный кофе в жизни. А самым вкусным он был потому, что я пил этот кофе и вспомнил своего прадеда.
Простой русский мужик — пахотный солдат, потерявший ногу в Первую мировую.
Вернулся домой в свою деревню, жена родила ему четверых детей. Прошел с ней голод двадцатых, сложные тридцатые, потом война.
Всем детям дал высшее образование, всех на ноги поставил. Мировой мужик был. Никифором звали.
Умер в семьдесят первом, выходит всего семь лет назад. Я посчитал в уме годы до революции и Великой Отечественной.
Не задумывался, но даже по меркам нашей жизни недавно всё было.
Я взял дневник и перед сном записал все события дня и все вспышки в памяти. Описав все
подробно, я забрал в палатку и спальный мешокСпали все, как убитые, утомленные переходом. При этом я понял, что мне совершенно не мешать твердые плоские камни под палаткой.
Только утром я сообразил, что если бы беглые проходили бы мимо нас во время сна, то мы бы стали легкой мишенью.
Я поделился этой мыслью с Степаном.
— Не, не стали бы.
— Почему?
— Султыг вон всю ночь не спал сидел караулил.
Я с сомнением посмотрел на гаглая, сидящего в турецкой позе на коврике после молитвы. Он не стал будить Мусу давая тому восстановить силы.
Теперь после того, как Ямазов не спавший сутки выглядел отдохнувшим, как в народе говорят: как огурчик, я по другому посмотрел, на то, что он поначалу отказывался тащить свой рюкзак.
Ведь выходит, что он заранее, с самого начала знал, где мы будем спать. И то, что мы, если верить его версии, вот-вот встретим беглых зеков.
— Ну что подъем? Времени не так много. Нужно идти.
Гунько торопил нас в дорогу. К моему удивлению Султыг, действительно, шел как ни в чем не бывало.
Муса попробовал снова забрать у него рюкзак, но старший отказался.
Трудность спуска заключался в том, что склон был полностью усыпан мелкими кусками базальтовой породы уходящей из под ног.
Держать равновесие было невозможно, каждый член команды падал чуть ли не ежеминутно. При этом человек мог скользить и пять и десять метров вниз по склону.
Это было не очень приятное ощущение.
Единственным человеком который чувствовал себя в своей стихии был Султыг.
Казалось, что он был генетически предрасположен к подобному перемещению на таком сложном рельефе.
Характерное звучание и стук бьющихся друг о друга камней сопровождал постоянно.
К тому же довольно крутой угол склонов заставлял все время напрягать ноги и контролировать скорость спуска. Нельзя было допускать сильного разгона.
Очень быстро, ноги и спины у всех устали. особенно ломила спина от того, что находилась в постоянном напряжении.
Теперь подъем не представлялся таким уж и сложным по сравнению со спуском.
Еще одна трудность заключалась в том, что сам склон не был хорошо просматриваемым.
Определенные участки склона заканчивались отвесными обрывами, которые было невозможно увидеть сразу.
И нам приходилось останавливаться, чтобы сверять маршрут спуска с картой.
Наконец мы достигли нового плато на склоне. Здесь можно было отдохнуть и расслабить напряженные, как камень мышцы.
Я сбросил рюкзак и почти лег на него спиной. Мои ноги гудели и дрожали с непривычки.
Мой слух все еще преследовал стук осыпающихся камней, хотя все уже разместились на плато и вокруг царила тишина иногда прерываемая порывами слабого ветра.
Минут через десять Султыг посмотрел на меня и спросил:
— Отдохнул?
Я утвердительно кивнул
— Тогда возьми свою винтовку, заряди, пошли, посмотрим, что там в пещерах. Муса, ты тоже.
— Я готов, — ответил я через минуту, держа оружие на плече.
Я только сейчас заметил метрах в шестидесяти узкий лаз, служивший входом в пещеру.