Золото. Назад в СССР 3
Шрифт:
— Расскажи…
— Деда, двадцать лет уже как нет с нами, к сожалению. Но в общем и целом дело было так. Дед рассказывал, как воевал. После Сталинграда дед служил водителем. Ближе к концу войны в Белоруссии довелось ему возить неделю участкового по местным лесам. Сам знаешь, там леса дремучие, почти как в тайге.
Я прикрыл на секунду веки, одновременно слегка кивнув головой, в знак того, что знаю.
— И вот как-то наткнулись они на медведя. Медведь встал на дыбы и попер на деда, тот с испугу выпустил весь магазин из ппш, медведь только рассердился. Спас его тот самый участковый — местный охотник,
— Может, дед промазал?
— Нет это врядли.
— Мне рассказывали байку про армию: мужик знакомый в учебке в городе Бузулук в Оренбургской области рассказывал, как стоявший на посту молодой солдатик, жутко бдительный и инструктированный до нельзя, стоя в карауле и не дождавшись ответа на «стой, кто идет?» выпустил со страха в другого солдата полный магазин, что-то около метров с десяти-пятнадцати. Не попал ни разу.
— Да нет, дед говорил, что попал, ни разу не промахнулся, но медведю хоть бы хны. А солдат не попал, может потому что не хотел попасть.
— Мне как-то не очень уютно после наших разговоров, — сказал Латкин, — что-то я представил, что ты снаружи, на тебя бросаются волки, а тут лежу, привязанный к кровати. Не хочется воображать себя ужином для кого-то может все же отвяжешь меня?
— Давай спать, — это означало, что я не собираюсь его отвязывать, — мы сегодня вымотались. Чувствую, что в ближайшие дни. Силы нам еще понадобятся.
— Не будешь отвязывать? Это вообще не по-человечески, — я не ответил на его вопрос. Хотя я привык к нему и начал привязываться, испытывая почти дружеские чувства, я не забыл, что он пытался покалечить меня.
— Что мы будем делать, если они решат напасть на балок? — не унимался Латкин.
— Думать, чем твои единственные штаны стирать.
Я подошел к единственному окну в помещении и посмотрел на окружающий пейзаж сквозь прутья решетки. На окне нашего вагончика была наварена решетка с шипами из арматуры против медведей, отчего оно издали напоминало дикобраза.
Странно, что такой решетки не было на двери, обычно они дублируются. Может валяется где-то рядом, надо будет позже обследовать окрестности.
Я внимательно вглядывался в ночную темень. Разглядывая долину вглубь насколько позволяло давно не мытое, и от того, мутное, стекло.
В окно никого не было видно. У меня немного отлегло от сердца. Несвойственное поведение волков, все еще вызывало тревогу, он так, как я больше не видел горящих в ночи угольков, то я подумал о том, что стая могла уйти.
— Нет, ну я серьезно? А что, если они всё же нападут?
— Если серьезно, то будем защищаться и отстреливаться. Но я ни разу не слышал, чтобы волки пытались пробраться в жилище человека. Так может медведь поступить, а волки слишком осторожны для этого, они боятся всего что связано с человеком, начиная с ружья, заканчивая огнём и дымом.
Я посмотрел на стопку дров у печки. В железной буржуйке, капитально установленной в нашем четырехместном «люксе» палатку по центру от входа потрескивали горящие поленья.
Раскаленные ярко желто-оранжевые угли светились в самом сердце очага и причудливо меняли оттенки, обдуваемые
легкими веянием воздуха.Горящие угли были в тот момент единственным источником света в помещении, одновременно скрывающие всю простоту обстановки и придающие этому месту какой-то необычный, особый уют.
Порядок. Дров достаточно! Хорошо, что я натаскал засветло, выходить еще раз наружу не было никакого желания.
Было тепло не только телу, но и душе.
Но я осознал, что если нам понадобятся еще дрова, а волчья стая продолжит бродить по-близости, то их добыча превратиться в тот еще атракцион. То же самое с походом за водой.
Латкин замолчал. Он обдумывал свое положение. А я лег положил ружье рядом и прикрыл глаза. Конечно, когда ты находишься вдалеке от человеческой цивилизации и жилья, у тебя одно ружье на двоих, мало патронов, то ты уязвим.
Но я надеялся на то, что наши с Семягиным расчеты на встречу с оленеводами оправдаются и поэтому не сильно переживал.
Главное в этом деле сохранять твердую волю и здравый рассудок. Нельзя давать страху и волнению управлять собой.
Когда-то в детстве, моему соседу из второго подъезда родители подарили самую настоящую восточно-европейскую овчарку. Это был сын пограничного пса и какой-то очень породистой суки, победительницы множества собачьих выставок.
Я иногда виделся с этим мальчишкой на улице, когда он прогуливал свою собаку.
Нам с ним было примерно лет по тринадцать-четырнадцать. Мы не были друзьями, но приятельствовали. Здоровались и перебрасывались при случае парой слов, как все пацаны в то время в СССР.
Пока Ральф, так звали пса Мишки, был маленьким щенком, пушистым и забавным толстяком, все его очень любили, и как водится, старались погладить и потискать.
Но стоило ему чуть вырасти, а к девятимесячному возрасту пес вымахал в здорового кабана, то Ральф стал проявлять характер.
Примерно в год он стал агрессивным псом, кидающимся на прохожих и других собак. Как только его не воспитывали, нанимали кинологов, кстати, пустая трата денег во все времена, надевали строгий ошейник.
Ничего не помогало. Он лаял и бросался на всех, кто к нему подходил кроме хозяев. С хозяевами он был просто душка.
Мише не нравилось, что пес не подпускал к себе его друзей и знакомых. Именно тогда он открыл мне один секрет обращения с подобными собаками. И после этого Ральф на меня больше не бросался.
Дело в том, что нельзя дать псу почувствовать, что человек боиться его. По словам Мишки, обоняние овчарки позволяет почувствовать выделение адреналина и кортизола. Видя такую злобную собаку, непосвященный человек начинает испытывать тревогу и страх.
Ральф это прекрасно чувствоал и это был тем спусковым крючком, который запускал агрессивное поведение.
По совету Мишки, я буквально усилием воли подавлял в себе тревогу, думая о чем-то постороннем, и, действительно, собака, вообще не обращала на меня никакого внимания, когда я подходил близко.
Не знаю, на сколько это теория с кортизолом и адреналином подтверждается в общении с другими злобными псами, но у меня она работала как часы.
Поэтому из опыта я знал, что с псовыми нельзя две вещи: показывать свой страх и смотреть в глаза.