Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

Нет, нельзя, нельзя… Тятя поступил мудро… Лучше сразу, чем присохнуть навек… И печалиться из-за чепухи недостойно… - Но никак не могла усмирить рыданий, лобызала писало нежно, будто бы оно олицетворяло самого Ростислава.

А когда день спустя ей сказали, что Микола Олексич по приказу галицкого владыки скачет в Тысменицу - отвезти Настасьичу борзого щенка, повелела разыскать гридя и позвать его к себе для беседы. Тот пришёл, выпучив глаза, настоящий теленок, и губами шлёпал в недоумении:

–  Кликала меня, свет мой, матушка?

Да, хотела видеть.
– Отвела глаза, посмотрела в сторону.

– Ты умеешь ли хранить не свои секреты?

–  Отчего ж, умею. Предан его светлости всей душой.

–  Ну, а мне?

–  Так само собой. Ты и князь - единое целое, плоть от плоти, как говорится.

–  Можешь ли в Тысменице передать свиток небольшой одному человечку?

–  Отчего ж нельзя? Передам, конечно.

–  Только чтоб никто не узнал про то?

–  Даже Осмомысл?

–  Батюшка - особенно.

Юноша нахмурился:

–  Нет, сие не по правилам. Я таиться от князя не желаю.

–  Господи, Миколка! Что же в том дурного? У княжон от отцов могут быть загадки. Или ты не хочешь меня уважить?

Он смутился ещё сильнее:

–  Я тебе, Евфросинья Ярославна, в чём угодно помочь готов! Эх, была не была, сделаю, как скажешь. Где твоя заветная грамотка?

–  Вот она, держи.
– Девушка достала из рукава скрученный пергамент.
– Значит, в самые его руки, больше никому.

–  А кому - ему-то?
– удивился Олексич.

–  Разве ты не понял? Ростиславу Ивачичу, моему троюродному братцу.

–  Будет сделано.
– Улыбнувшись, запрятал письмо за пазуху.
– Не тревожься, матушка. Лучшего гонца трудно подыскать.

–  Очень я на сё уповаю.

Но Микола знал свою службу справно: прямо из покоев молодой госпожи полетел доложиться её отцу. Повелитель Галича сильно помрачнел, взял послание, раскатал и прочёл:

«Здравие тебе, Ростислав Иванов! Шлёт тебе привет Е.Я., до которой ты имел дело с тятенькой. Не беда, не жалься о происшедшем. Мы с тобою друзья. Приезжай на Масленицу, как ты обещал. Буду ждать!»

Содержание записки успокоило Ярослава, даже развеселило; он скрутил её снова и отдал Миколе:

–  Передай, кому велено. А получишь ответ - мне опять покажешь.

–  Слушаюсь, батюшка, мой свет!

Посещение Тысменицы оказалось удачным - и щенка Доставил в целости, чем весьма порадовал мальчика, и пергамент вручил. Сын Берладника взял его нетвёрдой рукой (изо рта молодого человека доносился запах спиртного), отошёл к окну, где светлее, и читал какое-то время. Проворчал: «Друзья»!.. Радость-то какая!» - и сказал посыльному:

–  Я писать не стану. На словах скажи, что меня на Масленицу в Галиче не будет. Впрочем, и в Тысменице тож…

–  Как сие понять?
– озадачился парень.

–  Покидаю вас, подаюсь в дальние края.

–  Коли не секрет, то куды? Тот сверкнул очами недобро:

–  На кудыкину гору! Так я и откроюсь! Чтобы ты немедля донёс Ярославу?

–  Мне-то что? Раз не хочешь - не говори.

–  Он вельми обидел меня. Указал на дверь. Я такое стерпеть не в силах. Быть под ним доле не желаю.

–  И столкуешься с недругами его?

–  Кто приветит лучше - с теми и столкуюсь. Княжеский приспешник заметил:

–  На опасную, друже, ты вступаешь стезю. Воевать с Осмомыслом худо. Он обламывал и таких, кто тебя сильнее.

–  Да заткнись, Олексич! Мне твои советы даром не нужны.

–  Просто предупредил. Поперёк батьки в пекло не лезь.

–  Прочь ступай, а не то поссоримся. А поссорившись, даже подерёмся!

–  Ой, была охота мне с тобой махать кулаками!

Так и разошлись. Выслушав Миколкин отчёт, галицкий владыка вздохнул:

–  Чаргобайка глупой. Ничего не уразумел. От отца унаследовал буйный нрав. Он его и погубит.

–  А княжне как про сё сказать?
– обратился к нему подручный.

–  Так и объясни. Чай, не слишком расстроится, дурочка.

Фрося перенесла известие об отъезде юноши внешне благопристойно, только переспросила:

–  Говоришь, попахивало вином?

–  И, признаться, сильнёхонько.

–  Горюшко какое! Вот ведь дуралей! Можно же и спиться.

–  Не переживай, матушка, мой свет, - попытался успокоить её Микола.
– Скоро ты и думать о нём забудешь.

Девушка взглянула с вопросом в глазах:

–  Ты о чём, касатик?

–  Знаю один секрет. Но тебе поведаю. Моего Олексу Прокудьича направляет отец твой на Черниговщину, в Новгород-Северский. Удочку закидывать про-насчёт тебя - князю Игорю Святославичу. Дескать, если он к нам зашлёт сватов - мы не будем против.

Та заволновалась:

–  Господи, помилуй! Каждый Божий день какие-то вести… Игорь Святославич… баяли, он славный?

–  Баяли, гордец, но пригожий.

–  Лучше свой гордец, чем унгорский.

–  Тоже правда.

Глава третья

1

По приезде в Константинополь хитроумный Андроник не повёз Настю за город, к матери в имение, где жила Янка, а устроил свою новую любовницу в небольшом, но приличном доходном доме, сняв для неё этаж. Насте путешествие очень понравилось. Боль о сыне, разумеется, никуда не делась, но дорога, яркие впечатления и внимание византийца помогли ей поменьше вспоминать о разлуке. А митрополиты Дионисий и Григорий были с ней подчёркнуто вежливы, задавали вопросы на церковные темы - как в Галиции относятся к православным священникам, как живут монахи и грешат ли монашки. Время было летнее, жаркое, хорошее, ветер невеликий, а ладья плыла не спеша, но без остановок. В целом путь занял десять дней.

Главный город империи поразил внучку Чарга. Нет, она слыхала рассказы о его величии, красоте построек и немыслимом количестве горожан, но того, что предстало перед ней, молодая дама не могла и вообразить. Грандиозный Порт Золотого Рога простирался от горизонта до горизонта. Кораблей оказалось столько, что иные не могли добраться До пристани и причаливали бортами друг к другу. Берег кишел людьми всех оттенков кожи. Вонь стояла жуткая - и от выловленной рыбы, и от грязных рабов, разгружавших судна, и от выгребных ям.