Золотое руно (сборник)

– О да, мы их расширили в направлении, которое вам, видимо, не по душе. Мы защищаем новорожденных младенцев; вы бы это отменили и взамен позволили бы людям цепляться за некую разновидность псевдожизни на другом её конце, не так ли? Первые девять месяцев – это слишком много, а вот девять дополнительных десятилетий, и даже столетий, в синтетической форме, прилепленные с другой стороны – это разумно. Такова ваша позиция, миз Бесарян?

– Моя позиция, раз вы спрашиваете, состоит в том, что если закон признал за кем-то права личности, то эти права являются неотчуждаемыми.

Лопес, по-видимому, ждала именно этих слов Карен. Она практически прыгнула к своему столу и схватила планшет.

– Вещественное доказательство ответчика номер тринадцать, ваша честь, – провозгласила она, показывая его судье. Потом она перешла через «колодец» и положила планшет перед Карен. – Миз Бесарян, будьте любезны коснуться иконки «Информация о книге» и сказать суду, какая книга в данный момент открыта?

Карен подчинилась.

– «Словарь английского языка американского наследия», девятое полное издание.

– Очень хорошо, – сказала Лопес. – Теперь, пожалуйста, закройте это примечание и прочитайте текст в окне, что находится под ним.

Карен коснулась экрана, потом сказала:

– Это определение слова «неотчуждаемый».

– Именно так. Пожалуйста, зачитайте его.

– «То, что не может быть передано другому либо другим: неотчуждаемые права».

– То, что не может быть передано, – повторила Лопес. – Вы согласны с этим определением?

– Гмм… я уверена, что для большинства людей «неотчуждаемый» означает «то, что нельзя отнять».

– Правда? Не хотите проконсультироваться с другими словарями? Скажем, «Мерриам-Уэбстер»? «Энкарта»? Оксфордский? Все они загружены в этот планшет. Миз Бесарян, уверяю вас – они все дают одно и то же определение: нечто, что не может быть передано. И тем не менее вы сами только что сказали, что, по вашему мнению, права личности являются неотчуждаемыми.

Дешон развёл руками.

– Ваша честь, возражение – отношение к делу. Вы велели мне в первый день избегать мелочных семантических придирок, но…

– Простите, мистер Дрэйпер, – сказал Херрингтон. – Отклоняется. Аргумент миз Лопес бьёт прямо в цель.

Лопес кивнула в сторону судьи.

– Спасибо, ваша честь. – Она снова повернулась к Карен. – Ну так что же? Или мы в Стране чудес, где слово означает все, что мы хотим, чтобы оно означало?

– Не перегибайте, – предупредил Херрингтон.

– Простите, ваша честь, – ответила Лопес. – Ну так как, миз Бесарян? Должны права личности допускать передачу, или они, как вы сами сказали, являются неотчуждаемыми?

Карен открыла рот, но потом снова его закрыла.

– Всё в порядке, миз Бесарян, – сказала Лопес. – Ничего страшного. Я готова оставить этот вопрос риторическим. Я уверена, что достойные мужчины и женщины нашего жюри знают, как на него ответить. – Она повернулась к судейскому столу. – Ваша честь, сторона ответчика закончила опрос свидететей.

33

Внутри лунобуса, понятное дело, были камеры. Предполагалось, что сейчас они выключены.

Ага. Как же.

Я взял тюбик пасты для заделывания пробоин в скафандре и залепил объективы всех камер, проследив, как паста твердеет, и её поверхность становится матовой и гладкой. Незалепленной я оставил лишь камеру видеофона рядом со шлюзом – и он скоро загудел, сообщая о входящем звонке. Я нажал кнопку ответа, и на экране появилось лицо Габриэля Смайта.

– Да, Гейб, – сказал я. – Вы связались с искусственным мной?

– Да, Джейк, связались. Он, конечно, в Торонто, но согласился с вами поговорить.

– Давайте его сюда.

И вот он – я – передо мной. Я видел это искусственное тело перед сканированием, но ни разу с тех пор, как его оживили. Это была слегка упрощённая версия меня, с несколько более молодым лицом, казавшимся слегка пластмассовым.

– Привет, – сказал я.

Он какое-то время не отвечал, и я уже хотел было возмутиться, но тут он сказал:

– Привет, брат.

Ну конечно. Задержка сигнала: одна секунда с третью, чтобы мои слова достигли Земли; ещё одна секунда с третью, чтобы ответ добрался до меня. И всё-таки подозрения не покидали меня.

– Откуда я знаю, что это действительно ты? – спросил я.

Один Миссисипи. Два Мисс…

– Это я, – ответил андроид.

– Нет, – ответил я. – В лучшем случае один из нас. Но я должен быть уверен.

Пауза.

– Так задай мне вопрос.

Никто другой не мог этого знать – по крайней мере, не от меня, хотя я полагаю, что она могла рассказать кому-нибудь. Но если учесть, что она тогда встречалась с моим лучшим другом, то я бы скорее предположил, что на губах её была печать – после означенного события, разумеется.

– Как звали девушку, которая впервые сделала нам минет.

– Кэрри, – ответил другой я. – У бассейна за школой. После вечеринки по случаю завершения той постановки «Юлия Цезаря».

Я улыбнулся.

– Хорошо. Ладно. Ещё один вопрос, чтобы не ошибиться. До того, как пройти через мнемоскан, мы решили утаить от персонала «Иммортекс» один незначительный факт. Нечто, связанное с… э-э… со светофорами.

– Светофорами? О – что мы дальтоники. Не различаем красный и зелёный. Или, по крайней мере, раньше не различали – я-то теперь их вижу.

– И?

– Это… гмм…

– Ну же, дай и мне это увидеть.

– Это… это… ну, в общем, красный – он тёплый , понимаешь? Особенно насыщенные оттенки, ближе к коричневому. А зелёный – это непохоже ни на что, что я могу описать. Он не холодный, не такой, как, к примеру, синий. Резкий, возможно. Он выглядит резким. И… я не знаю. Но он мне нравится – мой новый любимый цвет.

– Как выглядит травяной газон?

– Это… э-э…

Вмешался голос Смайта:

– Простите, Джейк, но нам нужно обсудить более насущные вопросы.