Золотое руно (сборник)

Понятия не имею, если только…

– О чёрт…

То-то и оно.

– Ты на Луне. То есть, полагаю, это может быть любое место с пониженной гравитацией, в том числе орбитальная станция, которая вращается слишком медленно для земного «же». Но поскольку мы уже знаем, что у «Иммортекс» есть база на Луне…

Да. Но если я на Луне, разве в разговоре не должно быть задержки ситгнала? Луне же в… скольки? – в четырёхстах тысячах километрах от Земли.

– Типа того. А свет движется со скоростью 300000 км в секунду, так что… сейчас прикину… должна быть задержака в секунду с третью.

Может, она и есть. Может быть.

– Давай проверим. Я сосчитаю до пяти; когда ты услышишь, как я говорю «пять», ты подхватишь и сосчитаешь от шести до десяти, а потом я – от одиннадцать до пятнадцати. Хорошо?

Хорошо.

– Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

– Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать.

Не заметил никакой задержки.

– Я тоже.

Тогда как?…

– Эндрю Портер говорил что-то об использовании квантового тумана для неивазивного сканирования мозга оригинального Джейка Салливана…

Ты думаешь, что копии квантовано спутаны?

– «Квантово». Правильно говорить «квантово».

Я знаю.

– Я знаю, что знаешь.

Квантово спутаны. То есть мы связываемся мгновенно…

– Именно. То, что Альберт Эйнштейн называл «некими жуткими дальнодействиями».

Полагаю, это возможно.

– Но зачем бы «Иммортекс» стала создавать ещё одну копию меня на Луне?

Я не знаю, сказал голос у меня в голове. Но мне это не нравится.

– Ты ведь не можешь вернуться сюда, на Землю. Здесь может быть только один я.

Я знаю. Везучий чёрт.

Я подумал об этом.

– Похоже, так и есть.

Карен вернулась на место свидетеля, в этот раз вызванная Марией Лопес, а не Дешоном.

– Ранее, – сказала Лопес, – во время перекрёстного опроса Алисы Неруды, ваш адвокат, мистер Дрэйпер, использовал термин «джерримендеринг» в отношении определения границы между жизнью и смертью. Вы это помните?

Карен кивнула.

– Да, помню.

– Вы профессиональный писатель; я уверена, что у вас обширный словарный запас. Не могли бы вы просветить нас относительно значения этого вычурного слова?

Карен наклонила голову набок.

– Оно означает перекраивание границ для получения политического преимущества.

– Этот термин, – сказала Лопес, происходит от имени Элбриджа Джерри, не так ли, который изменил границы избирательных округов в Массачусетсе, будучи губернатором этого штата, так, чтобы его партия получила большинство на следующих выборах, верно?

– Герри, – сказала Карен, – а не Джерри. Мы стали говорить «джерримендеринг», но губернатор – а впоследствии вице-президент – произносил свою фамилию «Герри».

Я улыбнулся способности Карен найти способ вежливо послать кого-то в зад.

– Э-э… да, конечно, – сказала Лопес. – Так вот, губернатор изменил границы округа Эссекс так, что его очертания стали напоминать саламандру. Значит, повторимся, джерримандеринг означает изменение линий границ таким образом, чтобы получить политическую или личную выгоду, правильно?

– Можно сказать и так.

– И адвокат истца обвинил Верховный Суд в том, что он просто передвигал линию, разделяющую жизнь и смерть, пока она не стала политически приемлемой, не так ли?

– Да, мистер Дрэйпер имел в виду что-то такое.

– Но, конечно же, вы хотите, чтобы присяжные этого жюри передвинули другую линию – очевидную, неопровержимую, обозначающую момент смерти мозга – в другое место ради вашего личного удобства, не правда ли?

– Я бы так не сказала, – сухо ответила Карен.

– А ведь вы сами в прошлом занимались играми в джерримандеринг, не так ли?

– Мне о таком неизвестно.

– Нет? Миз Бесарян, у вас есть дети?

– Разумеется. У меня есть сын, Тайлер.

– Ответчик на этом процессе, верно?

– Да.

– А другие дети?

Карен выглядела как… я не мог сформулировать; её пластиковое лицо исказилось таким образом, как я ни разу ещё не видел, и я не знал, какую эмоцию ооно выражает.

– Тайлер – мой единственный ребёнок, – сказала, наконец, Карен.

– Ваш единственный живой ребёнок, – сказала Лопес, – верно?

Иногда вы читаете в книгах о том, как рот человека от удивления образовывает идеальное «О»; лица из плоти и крови на самом деле не могут такого сделать, но синтетическая физиономия Карен изобразила её безупречно, когда Лопес задала этот вопрос.

– Вы сама женщина, – сказала Карен. – Как вы можете быть так бессердечны? Какое отношение к делу может иметь тот факт, что я потеряла дочь, когда она была ещё в колыбели? Думаете, я до сих пор не плачу и не могу уснуть, когда о ней вспоминаю?

Мария Лопес в первый раз оказалась в полнейшей растерянности.

– Миз Бесарян, я…

Карен не унималась.

– Господи Боже мой, миз Лопес, вытащить это…

– Честное слово, миз Бесарян, – воскликнула Лопес. – Я понятия не имела! Я не знала.

Карен скрестила руки на груди. Я взглянул на присяжных; у всех у них были такие лица, словно они ненавидят Лопес всеми фибрами души.

– Правда, миз Бесарян. Я… я глубоко сочувствую вашей утрате. Правда, Карен… пожалуйста, простите меня.

Карен малчала.

Лопес повернулась к судье.

– Ваша честь, может быть, небольшой перерыв…

– Двадцать минут, – сказал Херрингтон и стукнул молотком.

31