Золотой череп. Воронка душ

– Я хотел сказать, этот прекрасный головной убор, вам очень идёт, – попытался исправить ситуацию Жиль. – Я бы и сам не отказался…

Сликкер медленно встал со своего табурета и, стянув колпак, швырнул его на пол. Затем выудил из груды ржавых клинков старую потёртую треуголку, несколько раз ударил ею о колено и нахлобучил на голову.

– Верно, ты решил пошутить? Сынок! – растягивая слова, произнёс Сликкер. – Но на «Пьяном крабе» шутить могу только я.

Капитан медленно подошёл к Жилю и уставился на него единственным глазом.

– Я ничего такого не хотел, – промямлил Зубастик. – У меня и в мыслях не было…

Закончить Жиль не успел, Сликкер со звериным проворством выпростал левую руку и схватил несчастного за горло.

– Знал бы ты меня получше, тогда и не сунулся б на мою посудину, – усмехнулся капитан. – Я на дух не переношу шутников и хохмачей, с такими разговор у меня короткий.

Сликкер провёл указательным пальцем по своей щетинистой шее и оскалил гнилые зубы.

– Так-то дружок, так-то!

Он рывком оттолкнул Зубастика и продемонстрировал свою левую руку. На руке не хватало двух пальцев, указательного и безымянного, отчего капитанская длань, и без того безобразная, напоминала лапу хищной птицы.

– Завораживает!? – Сликкер пошевелил кривыми узловатыми пальцами. – Это всё спруты. Мерзкие, вонючие твари. Смердят, как тухлая рыба. И не приведи Господь попасть в их удушливые объятия.

Капитан брезгливо вздрогнул, нижняя челюсть отвисла, с губы закапала слюна. Похоже, от воспоминаний Сликкера коробило, сильнее, чем от глупых шуток.

– Случилось как-то нам дрейфовать у акульих островов, – заговорил капитан. – Жуткое скажу вам место, а тут ещё слух прошёл, что на самом крупном обосновались каннибалы. После шторма на корабле не осталось ни одной целой мачты, а строевой лес только на этом чёртовом острове. Решили мы тогда с ребятами наведаться к дикарям под покровом ночи. Шороху навести, запугать по возможности. А когда те разбегутся – взять то, что нам надо. Ну, сказано сделано. Пришли, как и положено, при полном параде. Ругались, дурь всячески показывали, палили куда попало, даром, что за порох не платили. Но… Говорят же: не буди лиха, пока оно тихо. Оказалось, живых там уже не было. Одна нежить белоглазая – мертвяки бездушные. Почуяли нас «отверженные» и полезли из своих хижин. Каннибалы, да ещё нежить. Что тут было!? Лучше сдохнуть от жажды на неуправляемом корабле, чем потерять душу. Бежим значит к берегу. За спиной вопли, крики. Решили лодки бросить и добираться до посудины вплавь. Плавать-то я умею, потому прыгнул не задумываясь. Остальные видать тоже, не шибко думали. До «Пьяного краба» с полверсты было, не так далеко как может показаться. Да вот закавыка дно у острова резко обрывалось, ни дать, ни взять адская бездна. Плыву это я, значит, плыву. А море такое спокойное, тишь да гладь. Лунище на небе. Светло. Где-то на острове упыри голодные завывают, рядом боцман сопит, ещё пяток моих ребят косяком волну гонят. И вот плыву я, значит, а сам радуюсь, что ноги унёс. Впереди топовый огонь сверкает, дымок над камбузом курится. И вдруг, слышу, что-то булькнуло рядом, обернулся, а боцмана нет. Ну, думаю, потонул бедолага. «Эй, ребята, – кричу я, – боцмана не видали»? А в ответ, тишина. Оглянулся через плечо, покружился волчком в воде, не видать никого, один я, как пробка болтаюсь. «Э-э-э! А дело-то нечисто! – подумал я. – Как бы старину Сликкера на этот раз морской дьявол не уволок в ад». И тут вижу, из воды выпрыгивает мой матрос, а на нём, какая-то мерзкая сволочь болтается, что твой паук, только размером с хорошего телёнка. Матрос только и успел закричать. Тварь опутала его своими щупальцами и на дно. Я хоть и тёртый калач, многое на своём веку повидал, да подыхать такой жуткой смертью, всё равно, что достаться на обед каннибалам. Припустил, значит, я, работаю всеми ластами, из последних сил к кораблю навострился. Уже слышу, как подвахтенный распоряжается ужин готовить, и такая обида меня взяла. «Неужто, не доберусь? – подумал я. – Сколько напастей пережил, а эту…» И вдруг чувствую как кто-то тащит меня под воду, за ногу, значит, схватил и поволок. Боль дикая. У спрутов присоски, как на башмаке пряжки, да все в зазубринах, кожу рвут, что шиповник. Я собрал все силы в кулак и рванул к поверхности, только и успел глотнуть воздуха, как тут же снова под воду пошёл. А спрут видать настырный попался, спеленал меня по рукам и ногам, к глотке своей тянет. Уж и не знаю, как левую клешню освободил, только чую, зверюга под мантию тянет, туда значит, где ейная пасть. Хочет мне башку клювом своим раскрошить. Я руку-то вперёд и прямо в его челюсти. От боли глаза на лоб лезут, изо рта крик рвётся. Ну, думаю, вот и пришёл тебе конец, господин хороший. И вдруг, вспоминаю, что у меня за поясом пистолет заряженный. Дотянулся я до него, курок-то у меня взведён, и, не раздумывая, пальнул. Должно быть в мозг попал. Спрут сразу же отпустил, а потом ребята багром выудили. Так и спасся.

Сликкер выставил покалеченную руку и снова пошевелил пальцами.

– И всё ж, этот морской дьявол, отгрыз от меня кусок, – засмеялся капитан. – Так и унёс мои пальцы с собой, в самую бездну, там должно быть мои пальчики и лежат до сих пор.

Сликкер удовлетворённо хмыкнул и, наблюдая за реакцией слушателей, выпятил грудь.

– Потрясающая история! – с напускным восхищением, воскликнул Всебор. – Удивительная у вас жизнь, господин Сликкер. Удивительная!

– А можно вопрос!? – Жиль робко поднял руку и с интересом посмотрел на капитана. – Разве порох в пистолете не вымок? В воде-то?

В трюме воцарилась тишина. Только слышалась возня крыс, да хруст точильщиков в деревянных переборках.

Сликкер хмуро покосился на Жиля, раздражённо фыркнул и со всего размаху треснул кулаком по столу.

– Ах, ты мерзкий, пучеглазый, зубатый крысёнышь! – брызгая слюной, зарычал старик. – Хочешь сказать, что я вру?

– Нет, нет! – Качая головой, Всебор встал между капитаном и Зубастиком. – Он глупый, совсем не понимает, о чём спрашивает. Его часто били по голове, вот он и поглупел.

– Да, да, меня часто били по голове, – от страха Жиль согнулся и прижался к спине Всебора. – Я совсем не думаю, о чём спрашиваю.

– А-а-а, то-то я смотрю вид у тебя придурашный! – Сликкер пренебрежительно сплюнул и, успокаиваясь, скривился в улыбке. – Ладно, ребятки, вы тут с бумажками маракуйте, а я что-нибудь пожрать сварганю.

Старик снова забурчал песню и принялся разводить огонь в походной печурке.

– И как это он не боится, что порох взорвётся, – зашептал Жиль. – Тут бочонков десять, не меньше.

– Помолчал бы! – шикнул Всебор. – Как бы жратва не стала единственным вознаграждением за наш труд. И всё из-за тебя!

Жиль прикусил губу и хмуро покосился на Сликкера, который так увлёкся, что больше не замечал никого вокруг. Капитан подвесил над огнём закопчённый помятый котёл и от души плеснул воды.

На работу ушло не больше получаса. О каком-либо переводе речи не шло. Капитан подсунул Всебору обычную таможенную декларацию, которую следовало аккуратно заполнить и внести данные о грузе. Занятие оказалось рутинным и скучным: Жиль пыхтел над списком товаров, а Всебор со свойственной ему щепетильностью записывал всё в амбарную книгу. Разнообразие товаров, которые хранились в трюмах «Пьяного краба» потрясали воображение, и это не могло не вызвать подозрений. Судя по длиннущему списку и гипотетической цене имущества, Сликкер мог считать себя богачом, но при этом старый ворчун не выказывал особой радости, так словно брюхо корабля, было набито тюками с тряпками.

– «Или старику наплевать. Или он не знает истинной цены груза», – Всебор посмотрел на Жиля, и кивком указал на Сликкера.

Напевая под нос какую-то похабную песенку, капитан лихо орудовал тесаком.

– Думаешь, он того!? – изображая мертвеца, скривился Жиль. – Пират?

– Тихо ты! – осадил Всебор. – Смотри у меня! Помалкивай!

Он собрал листы в аккуратную стопку, перевязал лентой.

– У нас всё готово! – со всей учтивостью, произнёс он. – Как говорится: по трудам и награда. Верно!?

– И у меня почти всё готово! – бросил старик. – Пару дней назад один кашалот кое–что из себя изрыгнул. Так я подобрал.

Сликкер зачерпнул из котла половником и показал розоватые лохмотья.

– Спрут! Не могу отказать в удовольствии поглумиться над этими вонючками, – хохотнул Сликкер. – Сначала они меня жрали, теперь я их.

Глава 5

– Это во мне!? Это во мне! – завопил Жиль. – Не могу поверить, что эта копчёная сволочь заставила сожрать три миски китовой блевотины.

Громыхая башмаками, Жиль сбежал по штормтрапу, наклонился над землёй и засунул в рот два пальца.

– Ну давай, вылезай из старины Жиля, – пробормотал Зубастик. – Я теперь до скончания дней своих не смогу жрать.

– Зря стараешься, – спускаясь следом, отозвался Всебор. – Разве твоё брюхо, когда-нибудь и что-нибудь отдавало назад.

Жиль несколько раз кашлянул, выпрямился и, пытаясь сбросить напряжение, затрясся в безумном танце.

– Странное у этой гадости послевкусие, – заметил он. – Должно быть, старик перегнул со специями.

Под лодками по-прежнему пела цикада, лёгкий бриз доносил откуда-то запах кофейных зёрен. Наступила ночь, над морем сияла таинственная луна.

– Посмотри-ка на это золото! – Всебор вынул из кармана пригоршню монет. – Кажется, на этот раз нам повезло.

Монеты, которыми Сликкер отблагодарил, оказались разного достоинства и даже разных эпох. Похоже, догадка Всебора о ремесле старого капитана имела под собой реальную почву, но думать о подобных мелочах не хотелось. Какая беда, если Сликкер обчистил чью-то кубышку, ведь они с Жилем отработали свой хлеб честно. Правда, половину забрал Попрыгунчик, который с утра ошивался под окнами и мешал спать, но таков был уговор.