Золотой червонец

Ему казалось, что Медуза вот-вот смягчится, что в чертах горгоны проклюнется что-то человеческое, но внезапно тёплая кожа обожгла колючим холодом, и Огнев отстранился.

– В академии полно студенток, которые не прочь провести с вами время, – всё с тем же равнодушием заметила Горгона. – Уверена, они не разочаруются. А у меня много работы, которую вы мешаете выполнять.

Лицо Константина Дмитриевича вспыхнуло от обиды. Слухи? Оперировать грязными слухами о том, что Огнев якобы первый бабник в академии и давно перещупал всех студенток и молодых преподавательниц?! От этого несправедливого обвинения стало почти больно.

– Я-то проведу, – кое-как выдавил из себя Константин Дмитриевич. – Но, знаешь, лучше бы тебе самой найти какого-нибудь первокурсника, чтобы он помял твоё тысячелетнее тело и избавил от необходимости нести вечную жизнь. Что такое, Меди? Думала, я не знаю, что ты молода и бессмертна только лишь до тех пор, пока не окажешься в постели с мужчиной? Боишься умирать или так сильно страшишься члена? А, Медуза?

Горгона медленно поднялась со своего места. Копна удивительных волос на миг превратилась в клубок змей, злобно зашипевших под державшей их сеточкой, а тёмные глаза пожелтели, расколовшись на половинки вертикальными линиями зрачков – Медуза потеряла над собой контроль впервые за тысячу с лишним лет, и если б не очки, то преподаватель боевой магии обратился в камень.

– Вам следует протрезветь, Огнев. – Горгона чеканила каждое слово, и в речи слышалось шипение змеи. Королевской кобры, раздувающей капюшон. – Покиньте мой кабинет. Сейчас же.

– Как скажете, чародейка. – Огнев опустил голову в полупоклоне и сделал несколько шагов к выходу, но остановился. – Ты только помни одну вещь: мне ведь немного осталось. По твоим меркам.

И Константин Дмитриевич вышел в коридор, хлопнув дверью. А Медуза так же медленно опустилась на стул.

Больше шести лет прошло с тех пор, как он впервые ей признался. Она запомнила его таким молодым… сколько ему тогда было? Двадцать пять? Двадцать семь, кажется. Время не властно над горгонами, и она будет видеть, как старится Огнев. Как годы неумолимо возьмут своё. Как они согнут его спину, избороздят его красивое лицо морщинами, покроют серебром его тёмные волосы. Когда-нибудь Медуза, такая же молодая как сейчас, проводит его на пенсию. Когда-нибудь узнает, что его больше нет. Она будет плакать. О нём точно будет.

А может и правда пора на всё плюнуть? Пора отдать себя? Дать жизнь новой горгоне и после этого обрести удел смертной? Состариться. Умереть…

Медуза вздохнула. Она уже сталкивалась с этим пару раз. Однажды даже было решилась. Ах, как давно это было! Двести лет прошло, не меньше. Как же его звали? Рональд? Нет, Роберт. Его звали Роберт. Медуза даже готова была выйти замуж, да вот только застукала Роберта с кухаркой. Хотела обратить в камень, но сдержалась – она же не дикарка! Просто уехала. Покинула туманную Англию. Потом перешла в магическую параллель, долго путешествовала по миру, долго искала подходящую работу. А тридцать шесть лет назад ей предложили пост преподавателя. Медуза согласилась и об этом решении не жалела ни дня.

Академия магии стала отдушиной для метущейся бессмертной души. Теперь Медуза всегда была при деле – её талант к сглазам помогал блестяще обучать студентов, а знание бесчисленного количества языков давали возможность преподавать на факультете международных и межвидовых отношений. И она, наконец-то, обрела если не друзей, то хотя бы коллег, которые не шарахались от неё, едва завидев. Но Огнев…

Она помнила его мальчишкой первокурсником. Она ставила ему оценки. Он отвечал ей на экзаменах. Она помнила его на выпускном. Талантливый парень. После обучения работал в ОБТС какое-то время, оперативная работа, то ли с вервольфами, то ли с волколаками – Медуза так и не запомнила, в чём там между ними разница. Но потом Огнев внезапно появился в академии. Стал преподавателем.

Они хорошо общались. Всегда могли поболтать в банкетном зале ни о чём и о важном. Горгона почти решила, что у неё впервые за несколько сотен лет, наконец-то, появился настоящий друг… а потом этот пылкий юноша внезапно признался, что влюблён уже много лет, с того самого момента, как впервые увидел Медузу в аудитории. Что пытался забыть, уехал очень далеко, но даже опасная жизнь ОБТСовца не смогла заглушить тоску по любимой женщине. Что вернулся ради неё. Что признаётся ей теперь, и больше не намерен отступать.

Медузе пришлось разбить ему сердце. А потом ещё раз. И ещё раз. Честно говоря, она уже сбилась со счёта, сколько раз приходил к ней Огнев. И видела, как годы делают его мужественнее, придают стать, но скоро они будут приносить лишь старость. Ничто не вечно. Даже горгона.

Когда-то в Греции было много таких, как она. В основном горгоны жили скрытно, стараясь без нужды вообще не показываться людям. Но только не её мать. Отчасти она сама виновата – зачем было обращать в камень целые селения? Но на любое чудовище найдётся свой герой. А на любого героя найдётся своя лживая легенда.

Миф учит, что Персей срубил Медузе Горгоне голову, смотря в зеркальный щит. Что он пришёл к ней, пока она спала. Что он не знал её. Не говорил с ней. Что она не любила его, что не ложилась с ним в одно ложе…

Отчасти Огнев прав: горгона живёт вечно лишь до тех пор, пока она не окажется в постели с мужчиной. Но после этого она проживёт долгую жизнь, ещё несколько сотен лет. Медленно состарится. Умрёт. И тело не возьмут ни болезни, ни удар меча. Полная неуязвимость. Так будет ровно до тех пор, пока горгона не даст жизнь новому существу. Родится девочка – горгоны бывают только женского пола. Лишь после этого змеи на голове затихнут, а жизнь станет обычной. Человеческой.

Персей это знал. И он действительно срубил Горгоне голову, пока та спала. Только ни одна легенда не рассказала, что в этот момент та держала на руках новорождённого ребёнка. Девочку, с чёрно-зелёными тонкими змейками на голове.

Медуза – имя в честь погибшей матери. Тётя, что вырастила её, рассказала всю правду, за что Медуза была благодарна. Что ж, мать была чудовищем. Чудовищем, сражённым героем. И с этим пришлось смириться. Но на отца Медуза зла не держала, да и за что? Он мог убить её – новорождённая горгона уязвима, – но не тронул. А мать… что ж, со временем Медуза сумела простить за её смерть.

Три тысячи лет. Так долго. Она потеряла счёт годам. И теперь Огнев приходит, и предлагает этот счёт возобновить. Дать новую жизнь, а свою оставить…

Горгона принюхалась – в воздухе ещё висел запах спиртного, напоминая о недавнем госте. Улыбнулась – и всё-таки Огнев милый, даже несмотря на свою настырность. Она снова его обидела: знает же, что все слухи – чистой воды ложь, но всё равно сказала эти слова. Так стыдно. Хотелось встать, догнать его, извиниться, но он ведь снова попытается, хотя не знает и половины правды о её жизни. Не знает, почему она боится быть обманутой, почему не может пойти на такое. Снова. Даже несмотря на то, что чувства уже давно взаимны…

Медуза уронила голову на ладони, чувствуя, как из глаз полились слёзы.

Глава 3

Лето в Суресском округе выдалось тёплым и урожайным, так что Никита Боков щедро делился со студентами третьего общежития сушёными ягодами и листьями малины и смородины. Их мешали с чёрным чаем, заваривали в огромном глиняном чайнике и распивали в холле, наслаждаясь последними аккордами прошедших каникул.

На чай сбежались почти все обитатели башни. Вот Андромеда, она не столько пила, сколько вдыхала аромат – аромат Суресского лета, аромат дома – и периодически бурчала на курящего поодаль Игоря. Тот отодвигал сигарету подальше и выдыхал дым в сторону, но тушить дымящийся хабарик пока не собирался. Женя Каратеева с Игорем была солидарна: девушка не курила, но ей нравился запах и вид дыма, так что она сегодня устроилась рядом с Воронцовым, а не с Дрю, и о чём-то с ним разговаривала.