Золотой иероглиф

Ну о-очень обаятельный человек!

— Я нахожусь в некотором затруднении, — церемонно и задумчиво начал Сэйго, когда мы вернулись в нашу каюту. — Конечно, нельзя не признать, что ты сполна вернул мне свой долг, но, поверь, когда взорвался газовый заряд, мне подумалось, что эти кретины решили применить против меня новое секретное оружие. Я чуть не задохнулся.

Хотя Такэути был не в духе, я вовсе не собирался откладывать в долгий ящик решение ряда определенных вопросов. Но Сэйго опередил, рассказав, что произошло. Он, по его словам, лежал, отдыхая (не иначе, маясь от очередного приступа морской болезни), когда открылась дверь и тут же с треском захлопнулась. Он был уверен, что это вернулся я, хвативший где-то спиртного, однако на него тут же накинулись два незнакомца. Сэйго умудрился извернуться, но борьба на полу быстро закончилась для него полным поражением. И если бы я пришел чуть позже…

— Скорее всего, они ждали, когда я покину каюту, чтобы разделаться со мной на палубе, но никак не могли дождаться. — продолжал рассуждать Сэйго. — А так, я думаю, они выкинули бы меня в иллюминатор. Наверное, друзья Мотоямы и Токиды решили не тянуть до моего возвращения в Саппоро. Списали бы за борт, и дело с концом.

— Повезло, что дверь изнутри невозможно запереть, — сказал я.

— Еще больше повезло, что они не сразу решили навестить меня, как только ты ушел… Тебя же не было несколько часов. Ты нигде не видел их?

— Боюсь, что мне сложно их опознать, нехарактерные у них рожи… Интересно, а капитан мог проверить их на предмет татуировок?

— Ты что думаешь, он враг самому себе? Он еще жить хочет, потому что влезть в дела якудза, даже косвенно — значит подписать себе смертный приговор… Как я уже себе подписал.

Мне подумалось, что и я могу сделать относительно себя столь же обнадеживающее заявление.

— А теперь послушай, Сергей, — начал я. — Знаешь, кого я сейчас встретил?

— Кого?

— Лену Кирюшину из центра «Сибирь-Хоккайдо». Помнишь такую?

— Конечно. Ты ее во многом подозреваешь, кстати. Вообще, любопытная информация. Она тоже едет в Саппоро?

— Если я верно понял ее намек, то в Токио… Не в том дело. Ты же помнишь, из-за чего я начал ее подозревать?

— Кажется, ты что-то говорил о том, что она влезла в доверие к твоей жене, и та наболтала ей много лишнего?

— Не совсем так, но нечто подобное происходило… Когда она тебе рассказала о моем омамори?

— Так… — нимало не смутившись, начал вспоминать Сэйго. — Меня вызвали в Новосибирск в первых числах мая. Десятого я уже был здесь, как раз после того, как произошла у вас в «Коршуне» первая реорганизация, но до того, как было образовано СП…

— Это я помню…

— Мы с тобой были знакомы еще не слишком хорошо, я в основном общался с работниками центра «Сибирь-Хоккайдо»… Я уж не помню, какого числа точно, но про Дзётиина я услышал именно от Кирюшиной во время беседы в «Японском доме».

— Кто-нибудь мог слышать этот разговор?

— Запросто. Сам Годзи Токида находился тогда рядом, ваш Сорокин тут же сидел… Мотоямы не было. Кидзуми не было. Впрочем, они могли узнать об этом от Токиды… Но лично я думаю, что Кэнро обо всем узнал уже после того, как ты приносил омамори в гостиницу «Сибирь». А потом решил проявить любопытство. Текст он ведь явно прочел без ведома Мотоямы. Может быть, Кидзуми работает на кого-то в правительстве двояко: как агент по борьбе с организованной преступностью, и как верный самурай своего господина, интересы которого во многом не изменились аж с семнадцатого века.

— А почему Токиду все это настолько заинтересовало? Или его интересы тоже тянутся из далекого прошлого?

— А почему бы нет? Они с Мотоямой запросто все обсудили и обговорили. К тебе первый раз залезли сразу же после презентации?..

— Да, как раз в ту ночь…

— Трех недель с того момента им могло хватить с лихвой, чтобы все подготовить.

— Тогда получается, что и Токида, и Мотояма, и Кидзуми приехали в Новосибирск, ничего не зная ни обо мне, ни об этом омамори…

— Конечно. А ты разве считал иначе?

Я опять вспомнил Панайотова. Может быть, действительно, господа якудза преследовали совершенно иные цели, устраивая всю эту клоунаду с реорганизацией сорокинской фирмы? А ты, дорогой Андрей Николаевич, вообразил, будто являешься настолько большой шишкой, что ради тебя в Новосибирск понаехала толпа иностранцев, дабы с помощью сложнейшей интриги выманить у тебя текст, который в конечном итоге даже не содержал никакой конкретной информации… Если бы кому-нибудь понадобился твой талисман, его бы давно у тебя украли без пыли и шума, так, что ты и не заметил бы ничего, причем ни Годзи, ни Акира сами даже не подумали бы отрывать свои задницы от насиженных мест в Саппоро.

— Выходит, они, затеяв какую-то производственную аферу, наткнулись на следы Дзётиина совершенно случайно?

— Это вполне логичное объяснение. Именно поэтому получилось столько несуразных ситуаций, которые, вообще-то, совсем не в духе наших мафиози… Но они не приняли во внимание твой характер. Черт возьми, я теперь больше чем уверен, что в тебе есть японская кровь!

Я пожал плечами.

— И получается, что Лена действительно ни при чем? Или почти ни при чем?

— Может быть, и так, — сказал Сэйго.

— Сергей, ты можешь ответить мне еще на один вопрос?

— Я слушаю.

— Ты кто?

— Что это значит?

— Мы с тобой договорились, что не будем врать друг другу. Потому я прошу тебя сказать честно: на кого на самом деле ты работаешь?

— Исключительно на себя. На свой карман.

— Допустим… Тебе известно русское слово «крутой», как его сейчас используют в сленговой речи?

— Конечно.

— Не слишком ли ты крут для простого инженера?

— Я несколько лет прослужил в одном из отрядов сил самообороны, — сказал Сэйго. — Нас там многому учили, вплоть до умения управлять вертолетом. Традиционная энерготерапия, каратэ, само собой. Сначала даже хотел сделать там карьеру, но… Не сложилось. Я вообще невезучий, Андрей. Учился долго, метался от филологии к инжинирингу и обратно. Ни на одной работе не задерживался подолгу, а у нас подобное не принято. Японское общество не любит неудачников… — Сэйго закурил сигарету. — Когда я пришел в побратимскую организацию, то надеялся, что нашел наконец-то подходящую для меня работу. Поездки, общение с иностранцами… Но это в конечном итоге оказалась не работа, а хобби. Тем более, что сейчас у нас в стране непростая экономическая ситуация, и многие организации, подобные нашей, держатся на чистом энтузиазме. Это хорошо для тех, кто богат, а мне пришлось искать еще и занятие, которое дает возможность нормально жить. У меня все-таки двое вот таких… — Такэути показал. — И жена… Словом, проблемы у нее со здоровьем. Нужны деньги. Много денег. А я связался с фирмой «Токида» и, видишь, что из этого вышло. Если наша с тобой затея кончится неудачей, мне придется браться за новую… И так, пока что-то не посветит.

Сэйго замолчал, дымя сигаретой.

Я тоже закурил и уставился взглядом в переборку. Не было у меня оснований не верить Такэути, как ни крути. Но не было и причин считать его слова полной и чистейшей правдой.

Ночью норд-ост стих, а около полудня на горизонте появилась земля, покрытая невысокими горами — остров Хоккайдо. Единственная территория в Японии, имеющая статус губернии. Над заливом Исикару поднимались белесые извивающиеся полосы испарений, грозящие превратиться в густой туман. В конечном итоге так и произошло; «Рэттоо-мару» шел самым малым, то и дело давая пронзительный двойной свисток, а некоторое время спустя капитан приказал застопорить двигатели и отдать якорь — туман превратился в сплошное молоко, а со стороны японского берега доносились такие же тревожные гудки потерявших видимость судов. Над рубкой вращалась антенна радара, но Симицу не стал рисковать; может быть, у него была возможность ненадолго задержаться в пути.