Золотые люстры
Шрифт:
Папа, очень молодой, на вид - не больше тридцати, примчался на мини-тракторе, зарулил во двор, в секунду - одним движением молнии - скинул с себя пыльный комбинезон, сбросил резиновые сапоги, сунул ноги в башмаки, стоящие прямо в тракторе, и только тогда вступил на двор. Он приветливо пригласил меня в специально отведенное помещение для дегустации вина. Я призналась, что в вине не разбираюсь и буду полагаться на его рекомендации. Он рассказал, что виноделию его учила бабушка (вот оно: наследуемое дело, дом, поля!), а потом он еще учился и сам, в Бургундии - это было произнесено с большой важностью и гордостью. И он стал рекомендовать мне вина, и давать пробовать, предлагая заедать каждую пробу соленым сухариком. Для меня все это было в большую диковинку.
Внутри копошились сомнения человека, выросшего с таким часто применяемым в нашей стране для алкоголя эпитетом, как "палёный": водка палёная, спирт палёный, вино палёное... Нам ли не знать все эти выражения! Один мой знакомый имел родственницу,
Наше направление - юг. Где-то там, по пути был Париж. Я понимала сестру, понимала, КАК ей хочется побывать в Париже. Но я там была, и поэтому отлично знала, что запросто покружить на машине по Парижу абсолютно не реально: куча народу, непонятные и дорогие парковки, отели без собственных паркингов (куда машину с вещами девать?) и... цены! Я сразу предупредила Лиду, что мы проедем мимо Парижа. Лида отреагировала молча и с недовольным лицом. Удивляюсь я ей иногда: человек прямо тебе объясняет, что выполнение твоей, пусть и голубой, мечты будет для него непосильной задачей, очень утомит и вымотает все нервы. На мой характер, я бы на ее месте, тут же осеклась в мечтах и сказала бы, мол, да ладно, бог с ним, с Парижем, поехали так, как тебе проще будет - тебе ведь еще до Испании пилить. А она - недовольна! И даже не пытается это скрывать! И ведет себя примерно так, как ведут себя дети, если им не купили желанную игрушку. А детей в такой ситуации жалко. И мне тоже становится жалко сестру.
Сколько раз на волне этой неожиданной своей жалости к сестре я махала рукой: эх, черт с тобой, ладно, поехали в твой... (в какой-нибудь городок или к какой-нибудь достопримечательности, или в какой-нибудь музей). И мы ехали, а потом я злилась, что мы припозднились, что приходится возвращаться ночью, ехать в темноте, или стоять в атомной очереди на границе из-за задержки по милости Лиды. Такое впечатление, что я раз и навсегда признала и добровольно согласилась с тем, что я ее личный "человек-Праздник", что я обязана думать и заботиться о ее удовольствиях в наших совместных путешествиях! "Признала добровольно"... "Согласилась, что обязана"... Вот они, ключевые фразы! Мы сами надеваем на себя ношу, и сами же злимся на тех, кого в этот момент несем. А злиться надо на себя. Потому что мы в таких случаях посягаем на право быть сильнее другого, "быть САМЫМ": самым хорошим, самым порядочным, самым заботливым, самым выносливым... Похоже, мое хобби в этом ряду - "быть самой доброй сестрой"! В религии это называется гордыней...
Вот, думаю, что и моя дочка недалеко от яблоньки упала. Сейчас она - молодая мама трехнедельного младенца. И она очень хочет быть не просто мамой, а САМОЙ хорошей мамой, ИДЕАЛЬНОЙ МАМОЙ, поэтому изнуряет себя всем этим требовательным и безжалостным к матерям протоколом, предписанным брошюрами по уходу за новорожденными, ни за что не позволяя себе оставить ребеночка (который, заметим, не плачет!) в мокром памперсе на лишние полчаса, чтобы и самой поспать. Нет! Она методично меняет памперс, а ребенок, понятно, просыпается. Плохо держать детей в мокрых подгузниках - это да! Но иногда - можно ведь...
Я сказала ей, что если, несмотря на эту, захлестывающую ее, любовь к своей малышке, несмотря на ее самые прекрасные побуждения, она не научится легче смотреть на многие вещи, забивать время от времени на все эти ПРАВИЛА и ПОЗВОЛЯТЬ себе маленькие вольности и послабления, то такая ее самоотдача может в какой-то момент привести к тому, что ей захочется ребенком ударить об стену... Как ни страшно это звучит для моей дочки! Захочется - это не значит ударить, но захочется - точно. Это сказала ей я - такая же долбаная идеалистка-мать в прошлом, знающая, о чем
говорю... ну... может и не об стену дитя... но... по заднице дддать дитю руки чесались - до локтей!... А все потому, что "Признала добровольно" и "Согласилась, что обязана"... Вот опять, в связи с мыслями о Лиде, "вдруг" пришла эта материнская ассоциация... А я Лиде - сестра! Не мать! И нечего мне посягать на роль матери! И я не идеальная сестра, а самая обыкновенная! Короче: "Не поедем мы в Париж, хочешь - обижайся, хочешь - нет!"Однако, у меня в глубине души еще есть маленькое, торжествующее существо под названием "СТАРШАЯ сестра", обожающее командовать и верховодить. Успех отказа в посещении Парижа, видимо, требовал закрепления (все эти сестринские или братнинские ситуации с победами и поражениями, конечно же, не осознаваемы нами в конкретный момент "схватки"). "Старшая сестра" во мне принялась вовсю теснить "Самую добрую сестру". Случай представился вскоре. Мы, посетив пряничный, нарядный - будто там каждый божий день в году воскресная ярмарка - городок Кольмар, кружили по природному парку Баллон-де-Вож, объезжая невысокие горы Вогезы. "Баллон" - потому что горы напоминают своей округлостью воздушные шары.
Долины сменяются холмами, признаки современной цивилизации, как это часто встречаешь во Франции, исчезают из поля зрения и прячутся за прелестными старыми домиками и церквушками, колоритное местное население по вечерам стекается в домашние ресторанчики, и с удивлением пялится на нас - невесть откуда взявшихся чужаков. А мы на них не пялимся, нам некогда: мы за обе щеки трескаем эту, с детства забытую, вкусную домашнюю еду без красителей и ароматизаторов. Вспомнился фильм "Суп из капусты" с Луи де Фюнесом: такая же наивная сельская жизнь на натуральных продуктах и добром домашнем вине, не признающая плодов глобализации.
Петляя меж этих Вогезов, мы стремимся к автобану: вечереет, и нам пора причаливать к отелю, до которого еще пилить и пилить. Подъезжаем к развилке: "Налево пойдешь - коня потеряешь (т.е. самая длинная дорожка к автобану), направо пойдешь - жизнь потеряешь (дорога в тупик), прямо пойдешь - жив будешь, да себя позабудешь (короткая дорога к автобану, но через горы)". Лида умоляюще заголосила: только не через горы, не выдумывай через горы ехать! А я смотрю на эти горы - так, холмишки, лесом поросшие, и дорога по полосе в каждую сторону (бывают же совсем страшные - однополосные дороги с разъездами). Вообще-то я горок всяких побаиваюсь, чтобы не сказать еще честнее - боюсь. Но, "старшая сестра" во мне уже расправила плечи, а голос обогатился командными нотами: "Поедем, я решила! Не тебе же рулить!"
[Большинство "старших" меня поймет. Мне кажется, что, командуя (или "решая"), старшие, сами того не замечая, берут реванш за ущемление своих прав на родительскую любовь в детстве. Вот вам одна из подобных историй из жизни старших и младших. Однажды (лет в семь) я отщипнула крошечный кусочек от испеченного мамой коржа для торта и тут же получила от мамы подзатыльник с окриком ("бессовестная, ты же торт испортила!"). Через пять минут на кухню вкатилась счастливая годовалая Лида с этим же коржом в обеих руках. Корж был в пол Лиды, тем не менее, она умудрилась выесть в нем дыру размером с апельсин. Мама с бабушкой почему-то отнюдь не разгневались, наоборот! Они расхохотались на эту картину и засюсюкали с Лидой медовыми голосками ("ах, ты наша детонька, ути наша умница, надо же, как это ты смекнула, до стола научилась добираться!.." и дальше в том же духе...). А меня за щипок наказали... Так в семь лет я познала несправедливость этого мира по отношению к старшим детям в семье. Впоследствии, когда мы подросли, мне часто попадало от мамы за то, что я пугаю Лиду разными страшными историями или привидениями (я, и правда, любила напяливать на себя старую занавеску и разыгрывать привидение или панночку из Вия под визги Лиды и ее подружек). Видимо, так я заставляла бедную, ни в чем не повинную Лиду расплачиваться за съеденный когда-то корж торта, вернее, за то, что тогда мамина любовь досталась Лиде, а не мне.]
Ну а сейчас мы, по моей милости, поехали через горы. Тот, кто прокладывал эту дорогу, видать, работал в прошлом винторезом: бессчетное количество радиусов свело с ума уже через полчаса. Неожиданно мы въехали в облако. Ощущение, будто машина лобовым стеклом снесла белую простыню, сушившуюся на веревке. Вот видимость была, а вот уже - нет. И откуда здесь эти облака, ведь самая высокая горка 1500м?! А сбоку-то пропасти тянутся, не переставая! Лида глаза зажмурила и разговаривать со мной перестала. Ну не ехать же назад: столько уже промучились! Пыхтя на первой скорости, миновали эту гадскую тучу при такой хорошей погоде там, внизу... "Ну послушай, ну зачем нам это наказанье, ну поехали обратно", - снова заголосила сестра. А я уже и не представляю, как на таком уклоне и узком полотне можно развернуться. Ну должен же этот ад кончиться когда-нибудь, должен же показаться перевал! Нет, говорю, будем вперед продвигаться. Вернее, вверх. И мы опять продвинулись в... облако! Когда мы заползли выше облака, деревьев уже не было (видимо, на этой высоте они не растут), лысоватые склоны были украшены белыми крапинками овец и далекими, тонкими - что комариная ножка - палочками подъемника. "Старшая сестра" внутри меня уже сама себя поставила в угол и нашлепала по попе, но делать-то что?!