Золотые люстры

И тут не знаешь, что лучше: запечатлевать-фотографировать или послать все к черту и просто любоваться?! Обычно я не могу справиться с этим зудящим желанием увековечить момент, потом спохватываюсь, забрасываю камеру обратно в сумку, начинаю наслаждаться зрелищем. Но целостность картины теряется... И суета с фотоаппаратом уже отвлекла тебя от настоящего переживания, сбила прелесть момента, разрушила изумление... Сколько раз я давала себе слово не дергаться, а просто проживать подобные встреченные картины, но, увы! Желание поделиться потом с родными и друзьями всем увиденным - вновь, и вновь увлекает тебя в это бесполезное мельтешение с камерой. Бесполезное, потому что ты - не фотограф, и фотоаппарат у тебя слабенький, и снимки в суматохе (когда ты не готов к увиденному) получаются обычно плохими, да и родные с друзьями, как правило, особого интереса к твоему репортажу не выказывают... Так стоит ли лишать себя прелести просто внимать эту внезапно открывшуюся красоту? Пусть и единолично, эгоистически?! Буду себя перевоспитывать! Ну а в тот раз - да, как всегда: ни толковых снимков, ни полного впечатления!

Когда проскакала кавалькада, народ бросился в рестораны, ибо праздник, похоже, подошел к концу. Мы были готовы броситься в рестораны с самого начала, ибо не ели целый день. Одурманенные историческим флером, мы размечтались об аутентичной кухне. Рисовался арлезианский дом с простым столом, заваленным только с огня, дымящейся, натуральной, смачной и жирной, издающей ароматы провансальских трав, едой! Едва успевая сглатывать слюни, мы засеменили вверх по улице. Ресторанов было немало, но все они предлагали что-то обычное: стейки, лосось, дорада... А нам - кухню Прованса подайте, и всё тут! И вот мы совершаем типичную ошибку типичных туристов в типичном туристическом городе: мы покупаемся на вывеску типа "национальная кухня Прованса" и заныриваем в ресторан у порога которого стоит манекен прекрасной арлезианки в описанном выше костюме. Ресторан кишит иностранцами (сразу бы надо было бежать), в меню (как водится, блюда перечислены только на французском языке, после чего законно хочется обозвать французов даже пожестче, чем лягушатниками!), в меню - всего два комплексных национальных обеда. Грубая баба-официантка (понятно, в национальном костюме) отказывается перевести хоть что-то, кроме: "это рыба, а это мясо". Но интерьер исторический, стол простой, как мечтали, голод недетский... эх, давайте, несите нам ваш национальный обед! Махнули мы рукой и стали обсуждать наше с Лидой удивительное везение всегда попадать на разные национальные праздники. В какой-нибудь Приозерск случайно заедешь - а там чуть ли не восьмисотлетний юбилей города! Уж, какой праздник может быть в Лодейном поле? И то умудрились проездом попасть на какие-то исторические даты! Олонец, Псков - где мы только не побывали, обязательно ухитряемся на днях города побывать. Ну, а в Арле, оказывается, был день выборов королевы Арля, которая выбирается один раз в три (!) года - вот это везение! Вообще, по-моему, замечательный праздник: весь город к нему три года готовится.

Тем временем, к нам приплыло первое блюдо из "аутентичной кухни". В тарелках плескалась бурая лужа с непонятными и редко встречающимися ошметками. С голодухи мы попробовали ЭТО есть... Удивительным образом возникла мечта о хотя бы вареных бычьих хвостах, или уж, на худой конец, копытах... Но нет! Жители Прованса, видимо, из века в век почему-то предпочитали есть на первое эти отвратительные пленки-перепонки, добытые из неизвестных частей, принадлежащих неизвестным животным. Второе блюдо могло смело претендовать на место в меню для новобранцев пехотных частей нашей доблестной российской армии: концентрация пленок и мослов несколько взросла, появился пикантный запах непромытых потрохов. Возможно, баланда концлагеря даже бы проиграла этому кушанью по количеству животного белка. Но только не по запаху! Заплатив кучу евро за эту помойку "в настоящем арлезианском доме с простым столом", мы, злые и голодные, выкатились на улицы Арля.

В Арле со всех магнитиков, керамических горшков и календарей вместо эльзасских аистов на вас пронзительно смотрит Винсент Ван Гог, украшенный ирисами, подсолнухами, красными виноградниками и кипарисами. Наши сувенирные запасы (уже начинающие соперничать с объемом люстр), понятно, пополнились множеством его шедевров, нанесенных на тарелочки и прихватки, не считая огромного кулька со всевозможными продуктами гигиены на основе лаванды. А как же без лаванды?! Мы ведь в Провансе! Гвоздем нашей прогулочной программы было посещение знаменитого "Ночного кафе". Картина ночной террасы кафе очень любима Лидой: она даже повесила ее копию у себя в спальне. Это место встретило нас настоящей вангоговской аурой: та же ночь, темнота с бликами звезд в просвете между домами, желтый безжалостный свет заливает опустевшие столики, напоминая об одиночестве... И, чем ближе ты подходишь, тем яснее понимаешь, что мир, со времен кончины бедного Винсента, ничуть не поменялся: он пожирает тебя вместе с твоей туристической доверчивостью, он безжалостно и с выгодой для себя играет на твоем чувстве прекрасного, он продает тебе сомнительное наслаждение выпить бокл-другой в стенах, что притягивали и одновременно так пугали художника. Пугали ложным искушением: "войди, и ты будешь уже не один!"... Один! Ты всегда будешь один, сколько бы посетителей не сидело вокруг. Вот - правда, которая прописалась в этих стенах, пропечаталась на обоях, глядела из глаз равнодушных, подсчитывающих в уме сегодняшний барыш, официантов. Все на продажу, даже беспокойная, не знающая компромиссов, израненная душа великого художника...

Однако, господа, не будем забывать, что на душу его ведь есть же... спрос! Иначе, что же мы тут с Лидой сейчас делаем?!

Испания. Конец дороги "туда"

Вот ты и осталась позади, такая большая страна - Франция! Перед нами распахнула свои объятия жизнерадостная и немного бесшабашная Испания. Здесь и вправду почти всё население не знает английского языка, но, в отличие от мнимо непонимающих тебя французов, никто не надует щек и не обойдет молчанием твой вопрос на английском. Наоборот, начнут тараторить по-испански, как из пулемета, с горячностью и бурной мимикой, чтобы ты, бедный, понял, наконец, их ответ.

С изумлением вспоминался снег на гранитных скалах вдоль дорог в Финляндии: тут вовсю царило настоящее лето! Муж с Асей уже нежились в шезлонгах на пляже, поджидая меня, и писали мне вопросительные эсэмэски. А мне еще надо было добраться до Барселоны, отправить Лиду домой и только тогда встать на финишную прямую к ним длиной в 550 км. К этому моменту я уже очень устала и мечтала о нескольких днях отдыха вместе с ними, без какого-либо упоминания о вождении машины. Поэтому Лидин стон о том, что мы проезжаем мимо Фигераса ("там же музей Сальвадора Дали, когда еще мы там сможем побывать, а тут - мимо же едем?!") я проигнорировала. Этот вечерний заезд в Фигерас, когда музей уже закрыт, мог обернуться потерей целого дня для моего короткого отдыха (Асин-то отпуск тоже лимитирован!). Едем-летим в Барселону без остановок! "Смотри!.." - печально и восторженно показывала сестра на небо - "...это же загадочные сигарообразные облака с полотен Дали: так он их, оказывается, не выдумал!.. Эх, как бы я хотела побывать в его музее!.."

Я предвкушала Лидино восхищение красотой Барселоны. Наш папа полжизни проплавал: был моряком загранфлота. Когда мы в далекие советские времена, без какой-либо надежды увидеть другие страны, спрашивали его, какой город мира ему понравился больше всего, он, мечтательно улыбаясь, называл два города: Барселона и Буэнос-Айрес. Буэнос-Айреса я не видела, а вот Барселона, и впрямь - красавица!

Мы въехали в Барселону вечером, уже в темноте. Гостиница была зарезервирована в самом тусовочном месте, на Рамбле, т.к. там я уже не раз останавливалась и всё знала. Это было важно, потому что я собиралась утром сориентировать Лиду в пространстве, посадить её на экскурсионный автобус и уехать к мужу и Асе. Рамбла - это прекрасно, но взамен мне пришлось порулить в море гудящих машин и развеселых людей. Не могу сказать, что это меня осчастливило: каждые сто метров давались не меньше, чем за пятнадцать минут, плюс вспотевшие руки на руле, занемевшая нога на тормозе и охрипшее горло от ругательств на всю эту подвыпившую молодежь, зачем-то кидающуюся мне под колеса. В-о-о-о-т он, отельчик наш, а встать-то негде! Пришлось проехать до городского паркинга, а потом тащиться в отель пешком с чемоданами.

Известие, что завтра я оставлю Лиду в Барселоне одну до ее отлета вечером в Петербург, а сама уеду к мужу, чтобы выиграть день, ввергло её в тоскливую тревогу. Лида еще никогда не летала одна. А вдруг она потеряется на маршруте экскурсионного автобуса? А что она скажет таксисту, чтобы попасть в аэропорт? А если отложат рейс, что ей делать? А вдруг таксист привезет не в тот терминал? Все эти ужасы, теснящиеся в ее голове, накрепко закрыли тот человеческий канал, при помощи которого люди воспринимают красоту вокруг себя. Ничто уже не имело значения! Никакой Гауди не мог вытеснить Лидиных опасений: сестра загоревала не на шутку!...

Я, конечно же, все предусмотрела: поговорила на ресепшен в отеле и заранее оплатила номер, попросила их вызвать такси к определенному времени, объяснила им, что сестра не знает языка и очень волнуется, написала на испанском для таксиста слова "аэропорт, терминал 1", дала ей денег на непредвиденный случай, купила билет на весь день на экскурсионный автобус, который можно покидать на любой остановке, и на любой же остановке садиться (автобус идет по кольцу и будет возвращаться к отелю), но почему-то начала тревожиться за Лиду и стала смотреть на город уже её глазами. А город на улице Ла Рамбла неистовствовал! Люди шли навстречу непроходимой стеной, кругом орала музыка; внезапно на тебя кидались разрисованные актеры, только что в оцепенении изображавшие замершие статуи; продавцы каких-то китайских светящихся летающих игрушек то тут, то там запускали их в небо; спотыкаясь, то и дело, на тебя валились довольно пьяные люди; всюду тявкали электронные игрушечные собачки; и кругом гудели озверевшие таксисты. Прекрасная Барселона, неожиданно для меня самой, стала терять свою прелесть и на глазах превращаться из породистой красавицы в подвыпившую дурнушку. Что значит - идентификация со значимым для тебя индивидом! Лида упрашивала меня остаться и довезти ее в аэропорт на нашей машине. Кроме потерянного дня (в час ее отлета я уже планировала доехать до мужа, а в случае проводов, мне бы пришлось ночевать и приехать на сутки позже), это грозило мне еще и кучей неприятностей с поиском парковки, терминала, въездов-выездов, и изрядной нервотрепкой при возвращении на гудящую Рамблу.

Настал час прощания. Я провожала Лиду до автобуса. В свою очередь, Лида провожала меня взглядом приговоренного к смертной казни. На душе у меня скребли кошки... Но, в конце-то концов (!) еще совсем недавно я тоже только начинала познавать мир Европы, тоже без языка и, между прочим, без сестры, которая загодя уже решила все возможные проблемы. Надо же когда-то начинать быть самостоятельной, учить язык, становиться по-настоящему взрослой - твердила я себе. Неожиданно, большая, немного неуклюжая Лида остановилась и сказала: "Знаешь, кого я сейчас себе напоминаю? Пастора Шлага. Помнишь, когда Штирлиц переправлял его через границу: он посмотрел пастору вслед, и у Штирлица защемило сердце - пастор совсем не умел ходить на лыжах...". Лида как-то по-детски беззащитно улыбнулась и вдруг заплакала... Потом она села в экскурсионный автобус и долго махала мне рукой, сжимавшей мокрый платочек. Я помахала ей в ответ. И ушла. В отель. За вещами.

Господи, да что же это такое! Ну почему мне её так жалко?! Помнится, в фильме Штирлиц в конце концов подумал про пастора, что "ничего, идти недалеко - дойдет!". Я тоже подумала что-то в этом роде, но вот почувствовала себя никак не Штирлицем, а, по меньшей мере - Геббельсом... Почему Лида способствует появлению во мне этого отвратительного чувства, что я предала маленького ребенка?! Одновременно с жалостью во мне начинала разыгрываться злость. С какой стати я должна с ней так нянчиться, а взамен еще и чувствовать себя последней мачехой?! О, только не это: опять я лезу на родительское место в наших отношениях!.. Спокойно! Ты - только сестра, всего лишь сестра, и у тебя есть куча своих собственных проблем! А ее проблемы она должна преодолевать сама!