Зомби
Шрифт:
Звонок.
— Давай, давай! — сказал капитан. — Еще чуть-чуть!
Снял трубку. Сдавленный… шепот:
— Скорее на Бакинскую, семь, квартира тридцать девять!
Пошли гудки.
Капитан Роальд быстро оделся, тетрадку сунул в карман куртки. Гасил всюду свет. Послужат ли сигналом для Любки выброшенные на пол платья? Откуда знать, кем был для нее «жрец»? А теперь надо успеть! Успеть не на Бакинскую! Это — врешь! И успеть вернуться к приезду Любки! Нет, «жрец»! Все это очень далеко от «душ», и мистики, и прочих милых нелепостей заветного древнеегипетского загробья… Все это ближе, даже совсем близко к делам сугубо
— И следующий ход — мой!
В гостиной он подскочил, как баскетболист, под потолок, кулаком врезал по тупой морде выключателя. Люстра погасла. В спальне «отрубил» тумблер, оборвав слабое бормотание осатаневшего радикала («Мы живем в специально ослабоумленной стране»), им же четверть часа назад случайно, одновременно с тотальной иллюминацией, запущенного в репродуктор, но не очень слышного за прикроватной тумбочкой.
— Ничего! Еще поумнеем!
Мигнув на прощание кривыми отражениями, исчезла кухня. В прихожей капитан сдвинул тумбочку, так заломив складку коврика, чтобы запомнился узор на складке. Если теперь дверь кто-нибудь широко откроет… тумбочка встала так, чтобы углом, если глянуть от двери, прикрывать жгучего колера цветок — часть узора на обоях. Капитан запомнил еще, как висят платья в раскрытом шкафу: попытка прикрыть дверцу сдвинет красное платье.
Присел в прихожей. Мурлыкнули молнии на ботинках. А это?!
В дверях спальни шевелился лиловатый призрак — облако дыма, отставшего от сигареты. Облако опять — с дырками-глазами. И… это все-таки след от колеса инвалидной коляски!..
Капитан выпрыгнул на лестничную площадку. Бесшумно, единым, сложным движением запер дверь. Вызвал лифт.
«Книга смерти», книга бога смерти Тота, — тетрадь под названием «Здравствуйте, Роальд Васильевич!» округляла левый карман куртки. Пистолет — в правом. Лифт упал на первый этаж.
У подъезда две-три гуляющие бабули. Овчарка топит в сугробе хозяина. Пацан в преждевременно распахнутой шубе волочет опостылевшие санки. В арке дрожит ручей из фар и задних огней.
Улица, развернувшись, двинулась навстречу опущенными долу очами фар, стальными «тире» отсветов, скользящими по ниткам проводов, многоточиями красных задних огней. Капитан вспомнил номер автобуса.
Просторней в нем не стало. Почему-то много было девушек с сумками. Темная графика зимы струилась в низу окна, а в верху проносились, сливаясь в строчки, разнообразные по цвету и величине отверстия в красный, оранжевый, темно-желтый, жаркий, пахучий мир, где сейчас притомленные суетой простые люди расслабляются за чаем и за скудной и нечистой, но желанной пищей. Ленка ерзает за уроками, прислушиваясь к телевизору: «Мы живем в специально ослабоумленном…» Да какое мне, капитану, дело!
Капитан извлек тетрадку, просунул ее между спинами.
— Вам так удобно? — спросила девушка.
— Мне мешает голова, — посетовал капитан. Жуткая тень легла на страницу.
— В некоторых случаях голова действительно мешает. Есть необходимость читать в автобусе? Детектив?
— Хотите вслух? Это не с вами мы ждали в пять часов на остановке, на Каширском валу?
— Я считаю, что ни на кого не похожа. А мои сапожки вообще уникальны. Да, не видно. Вам не кажется, что я от вас забеременею? Читайте вслух!
— «…нет, я жил! Я мог купить себе женщину, я имею в виду тот предыдущий
период, я мог сносно питаться, меня вывозили за город…»— Это не Жапризо. Вы, молодой человек, не подумайте, что я какая-нибудь дешевка.
— «…Я вижу, вам смешно? Конечно, что стоит это все по сравнению с вашей жизнью, полноценной жизнью любящего отца и двоеженца? Но я был счастлив. Счастьем урода…»
— Какая-то лажа! Что у вас в кармане?
— А это у него не в кармане.
— Кончай хулиганить! Это кто тут?
— Иди тогда отсюда! Ежели хулиганить не хошь!
— Куда?! Да могла бы… я б от вас — на три версты!
Капитан Роальд закрыл и свернул в трубку на груди у соседки исповедь мертвеца. Приближались к месту что-то быстро, не как в тот раз. И может быть, связано такое ускорение течения времени с изгнанием образов? Нет, не появилась ведь Люська-жена, дома осталась Ленка-отличница…
— Уже сходите, мой любезный? А как же детектив?
— Через полчаса поеду обратно. Обещаю без вас не читать. Только вслух и только вам. Или как?
— Может, сойти с вами? Или как?
— Деловое свидание. Ждите на остановке. Вот так меня хорошо осветило? Запомните меня! Пожалуйста! Иду на смертный бой!
— Он пускай на смертный, а мы с тобой, дорогая. За жизнь!
Капитан спрыгнул в слякоть. Опять мало кто к нему присоединился и вроде тут же пропал. Никого на остановке. И на рябом пустыре. Окна зловещей пятиэтажки горят дружно. Черная тропа.
Капитан пошел по тропе.
А ведь снег под фонарем лежит обломками пирожного с шоколадом. Или как песочный торт? Значит, есть хочется? И — выжить?
Во дворе дома, откуда три часа назад вынесли тело Маркина, все скорбно задумывалась знакомая кошка. Воробьи давно легли спать. Кто-то еще вяло возился за сугробом. Детские голоса. Не те тут бабули, не те. Не гуляют, не гуторят. Пустой Двор.
Подъезд. Надписи. Сорок вторая квартира.
Но капитан пошел налево. Позвонил. Еще позвонил.
— Пришел! Участковый! Пришел! Уйди!
— Не ори зря! Всех взбаламутишь. Я к тебе зайду?
— Уйди, мент! Мент! Мент!
— Тихо, чума!
Роальд вошел в квартиру слабоумной.
Все-таки сразу видно, кто здесь живет. Нарочно так-то не перекосишь, не повесишь кверху ногами занавеску, не придумаешь поставить так вперекосяк стол, на котором — засохший давно, но усердно поливаемый, заплесневелый скелет фикуса. На полке все кастрюли почему-то в ряд, хотя места нет, а вложенные одна в другую они бы заняли четверть полки. Хаос на плите, но пользоваться, видно, умеет… Вполне приличный календарь с аппетитной кошачьей мордой и… пожалуйста! — котята. Живые, веселые, сами по себе при собственной миске. Еще, — естественно, — ведущие вполне легальную жизнь тараканы. Может, их она тоже подкармливает, на радость всему подъезду?
— Пришел! Мент! Уходи!
— Поговорить пришел. Вот смотри. Вот это, вот эту тетрадь ты когда-нибудь у Ильи Михайловича видела?
— Бумага? Илья! Безногий! Вот так: тук-тук! тук-тук! Вон там! Стучал!
— На машинке? Отличная память, так-то сказать, у тебя. А еще: у него гости бывали? Женщины? Мужчины? Подумай, Тань!
Таня села думать. Сорвалась с табурета, подлила воды котятам. Заметно стало, что котята относятся к ней с опаской, недоверчиво. Опять села думать. Очень зримо: хмурится, раскосые глазки серьезны. Надула щеки: