Зона мутации

– Астероид.

– Без разницы.

Хромой, словно верный пес, ждал ее у узорщецкого дома. Во взгляде бывалого охотника отразились сразу удивление и облегчение – чужеземная женщина, с которой он успел вступить в сговор, вернулась живой и здоровой. Не избавился от нее Говорящий, не запытал где-нибудь по дороге, вытягивая всю информацию, в том числе и о его предательстве. Теперь уж другие дела пойдут! Раз вернулась, значит нужна, есть на нее планы у Говорящего с небом.

Хромой услужливо открыл дверь – с большим, чем поутру, почтением, показывая и другим, что заканчиваются неопределенности, стоит привыкать к новому человеку в верхушке гнезда.

Оказавшись в хижине, Маша накинула майку на оконце, достала трофейный нож. Хороший клинок, в северных землях против зверя делали. Теперь-то чего уж… Нет того зверя. Только на человека!

Спрятала кусок стали в соломенную постель. “Его час придет”. Оружие было уложено так, что невозможно почувствовать неловкость, даже если расслабишься на кровати или будешь ворочаться. Она этому еще на маяке научилась, когда отец запрещал маленькой девочке играть с острыми предметами.

Маша слушала стихающие звуки гнезда, чьи-то возгласы, команды сторожевых постов. Растворяясь в ночи, они переходили в сон, где были свои причудливые шорохи и скрипы…

Утром в дверь постучали. Она разлепила глаза, опустила ноги на холодный пол. Не слишком смущаясь, пошла открывать в одной рубашке. На пороге стоял Хромой.

– Он ждет, – сказал охранник. – Сейчас.

Маша кивнула. Через несколько минут она, умытая и причесанная, шла к черному дому. На входе посторонился вооруженный человек, отвесив ей едва заметный поклон. Определенно это утро встречало ее иначе, нежели предыдущее!

Знакомый коридор, маленькая комната. Еще коридор, поворот. Она успела услышать обрывок разговора:

– Ушли на юг, скорее всего на базар.

– У нее там родич.

– Забрать живыми, или…

– Не сейчас, позже решу.

Навстречу ей вышел хмурый искатель с обветренным лицом. Остановился, пропуская Пришедшую вперед, пошел дальше. Она хотела посмотреть ему вслед, но никого уже не увидела, только слышала, как хлопнула дверь, впуская еще одно облачко морозного воздуха.

– Мы сделаем это вечером. Сегодня.

Говорящий с небом поднял голову. Он сидел за столом, перед ним были разложены какие-то бумаги, огрызки пластиковых карандашей и даже две толстых, потрепанных книги. В очаге, как обычно, трещали поленья, слабому свету из окон помогали лампы.

– Ты станешь Пришедшей Властительницей. И гнездо никогда больше не будет выбирать руководчика, потому что в черном доме будут жить только наши дети, а после них – их дети, и так до конца мира, когда бы он не настал. Один из нашего рода всегда будет Властителем.

Маша не знала – упасть ли ей на колени в знак благодарности, или, быть может, надо сесть на колени к нему и сделать что-то другое…

– Тебя не все устраивает? – спросил Говорящий, глядя на ее озадаченное лицо.

– Нет. Все хорошо. Просто неожиданно – вот так, без подготовки…

– Подготовят. Женщины ждут у костра. Да, и – тебя уже никто не сторожит в доме Узорщика. Можешь гулять, где вздумается.

И снова склонил голову над бумагами, давая понять, что разговор окончен.

Она медленно попятилась, потом развернулась, вышла узкими коридорами на улицу. Казалось, что сразу сотни глаз наблюдают за ней. Маша смотрела себе под ноги, наугад выбирая дорогу. Когда шум поселка остался позади, прибавила шагу. Но этого казалось мало и порой она переходила на бег, пока не понеслась во всю прыть! Ветки хлестали ее по лицу, снег, потревоженный в кронах деревьев, падал на волосы и одежду.

Маша продолжала бежать, не в силах остановиться. Весь мир, весь чертов огромный мир летел ей навстречу, но он был пуст и непригоден для жизни. Куда ни пытайся скрыться, везде будет одно и то же. Гнездо и костер между зонами.

Споткнулась о корягу, полетела вперед, больно ударившись плечом. Зажмурилась и с шипением перекатывалась с боку на бок, схватившись одной рукой за другую. Наконец затихла, открыла глаза. Над ней со скрипом качались исполинские стволы. Секвохи.

Маша поднялась, отряхнула одежду.

– Думал, обосрусь от счастья?! – крикнула она деревьям. – Проверочка, да?!

Насупившись, пошла обратно, лишь раз оглянувшись на дорогу для нелюдей, пересекающую древний город. Может и не проверял ее никто. Может, это фантазия разыгралась, а Говорящий и правда освободил ее от ареста и ничего больше. Как бы то ни было, она вернулась в гнездо, позволила женщинам помыть себя, переодеть. Сделать на предплечье рисунок – маленький черный дом.

На подходе к настоящему, не рисованному, ее остановил Хромой.

– Туда нельзя. Сейчас – нельзя.

– Почему? Что, обычай какой?

– Просто он занят, просил не ходить вокруг да около.

Ей что-то послышалось. Маша снова попыталась прорваться, но сквозь цепкую хватку Хромого сделать это было невозможно.

– Пусти. Да пусти же! Чтоб тебя…

Отошла на шаг назад, хотя и так уже понимала, что она слышит. Женские стоны.

– Просто уйди, – снова посоветовал Хромой. – Посиди до вечера в доме Узорщика.

Оглянулся, бросил на сумрачное строение недовольный взгляд.

– Ты даже не узнаешь, кто она. И зачем? Говорящий всегда брал, кого хотел. Любую. Не будешь же ревновать? Скоро получишь гораздо больше, чем любая из них…

– Ревновать, – с презрением выплюнула Маша, развернулась и пошла к дому. Но внутрь заходить не стала, просидела до вечера на крыльце. Даже когда за деревьями мелькнула чья-то фигурка, она сдержалась, не стала поворачивать голову. “Действительно, какая разница? Она никто! Вы все – никто”.

Во время обряда, проходившего у костра под барабанный бой, держала теплую руку Говорящего своей холодной ладонью. Делала то, что требовалось, говорила то, что ждали. И не стала противиться, когда ее саму повели в дом со стонами. Маша не забыла, что у нее есть своя, особенная цель, которая оправдывает средства.

Свет десятка ламп, коптивших куда-то под крышу, в хитрую, изолированную от огня вентиляцию, освещали кровать неровным мерцанием. Обнаженные тела были едва прикрыты вышитой тряпицей, заменяющей хозяину одеяло. Впрочем, тряпица пропиталась потом и ее давно пора было сбросить, мешала лишь лень.

Двое, только что угомонившиеся, уставшие от борьбы друг с другом и каждый сам с собой, лежали рядом, но не касаясь локтями, бедрами. Разрушения границ минуту назад было достаточно и пересекаться снова им не хотелось. Не сейчас.