Зощенко
Шрифт:
Через двадцать минут рассказ написан. Мне жаль, что так быстро я его написал.
Я подхожу к письменному столу и переписываю рассказ ровным, красивым почерком. Переписывая, я продолжаю тихонько смеяться. А завтра, когда буду читать этот рассказ в редакции, я уже смеяться не буду. Буду хмуро и даже угрюмо читать».
Вот так родилась знаменитая зощенковская «Баня», над которой хохочет уж не знаю какое по счету поколение людей! Принято с тяжелым вздохом вспоминать о времени, в котором Зощенко жил. Но посмотрите, сколько издательств, сколько журналов, печатающих литературу! Золотая пора! Не повезло Зощенко?.. Повезло! «Стоило ему появиться на каком-нибудь людном сборище, и толпа начинала глазеть на него, как глазела когда-то на Леонида Андреева, на Шаляпина, на Вяльцеву, на Аркадия Аверченко».
С 1924 по 1928 год в разных сатирических журналах печатаются шедевры Зощенко, оставшиеся навсегда, — «Агитатор», «Собачий нюх», «Диктофон»,
Смеяться, оказывается, можно (и даже нужно) над всем, что раньше было свято — над старостью, любовью, женой, смертью (жизнь — копейка!). Долой предрассудки! В рассказе «Водная феерия» гость, зашедший к другу в номер помыться, затопил нижний этаж, «размыло херувимов» на нижнем этаже… Но гость «на другой день все же пришел в гостиницу и там принял ванну»… А что такого? Нельзя? Предрассудки! Воля, данная авторам для выметания прежнего, уже перехлестывала, как вода из ванны! Власти спохватились: волю дай — они и на главное замахнутся!.. Да, журналы временами «отбивались от руководящих рук». Как вам такая шуточка: «Как будет множественное число от слова “человек”?» — «Очередь!»… Или вот такая карикатура: художник, стоя за мольбертом, спрашивает у «рисуемого»: «Вас как изобразить — как ударника или как человека?»
Да, порой художники и писатели, по причине своего таланта и буйства натуры, «не ценили оказанное им доверие», изображали не совсем то, что хотели власти. И особенно выделялся «неуправляемый» Зощенко. В новелле «Сирень цветет» он пишет: «Вот один милый дом. Гости туда шляются. Днюют и ночуют. В картишки играют. И кофе со сливками жрут. И за молодой хозяйкой почтительно ухаживают. И ручки ей лобзают. И вот, конечно, арестовывают хозяина, инженера. Жена хворает и чуть, конечно, с голоду не пухнет. И ни одна сволочь не заявляется. И никто ручку не лобзает. И вообще пугаются, как бы эти бывшие знакомые не кинули на них тень…»
Это уже чересчур! Что этим он хочет сказать: «И вот, конечно, арестовывают хозяина…» Что значит — «конечно»? «Жена хворает и чуть, конечно, с голоду не пухнет». О чем это он? На что намек? Да, дай только им волю — тут же потеряют чувство меры! Власти «завинчивают кран». И делают это по обычаю грубо. 9 июля 1927 года был конфискован номер «Бегемота» (№ 27) из-за «политически вредного» рассказа Зощенко «Неприятная история». Заспорившие о политике гости решили вдруг позвонить в Кремль товарищу Троцкому. Не дозвонились — но все равно паника их вдруг охватила! Тем более что один дурак вышел на улицу и строгим голосом позвонил им из автомата — якобы из Кремля. Гости разбежались!.. «Разгулялся» Зощенко! Не туда «гнет»!.. Над женой, конечно, смеяться можно, над болезнями — можно, над инвалидами — можно, над любовью — можно. Даже над смертью можно. А вот над вождями — нельзя! И еще одна опасность — вдруг назовешь не того вождя, и окажется, что он уже «враг народа»! Так с Троцким вскоре и вышло… Этот рассказ Зощенко переиздавал еще несколько раз, и каждый раз вождь был новый… За ними не уследишь! Нервничали вожди — и их можно понять: скоро всех убрали! И судьбы всех тех журналов (за исключением одного) заканчивались печально. Приведу перечень «взлетов и падений».
Журнал «Бузотер». Выходил как приложение к газете «Труд». Главным редактором был В. Косиор, позднее репрессированный. С журналом активно сотрудничал Маяковский, вышли его материалы — «Даешь изящную жизнь», «Пиво и социализм»… В 1927 году журнал был обвинен в «очернении рабочих».
Журнал «Смехач». Был открыт при газете для железнодорожников «Гудок». Публиковал весьма популярные «комиксы» с постоянным героем Евлампием Надькиным. Закрыт в 1929 году.
Журнал «Чудак». Выпускался издательством «Огонек». Тираж достигал 100 тысяч! Журнал имел
весьма популярные рубрики: «Биржа чудаков», «Биржа сплетников», «Рычи — читай», «Крики с мест». В журнале под псевдонимом Толстоевский Ильф и Петров печатали «Истории Колоколамска» и «1001 ночь, или Новая Шехерезада», которые были «эскизами» к будущим знаменитым романам — «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».Эти «веселые ребята», к которым также можно отнести и Олешу, да и Зощенко тоже, как бы выполняя заказ советской власти по «выметанию старого» и «критике недостатков» (Олеша, например, под псевдонимом Зубило писал фельетоны в газете «Гудок»), постепенно создали свою яркую литературу, пережившую все те советские политические кампании («чистка», «перековка» и т. д.), которым они якобы служили. Фиг! Даже высокомерный и привередливый Набоков высоко ценил из всей советской литературы Зощенко, Ильфа и Петрова и Олешу. В одном интервью он сказал: «…Было несколько писателей, обнаруживших, что если они станут придерживаться определенных сюжетов и персонажей, то сумеют вывернуться — в политическом смысле… В итоге Ильф с Петровым, Зощенко и Олеша ухитрились опубликовать несколько безупречных по качеству литературных произведений…» Вывернулись из «тисков»! Советская власть, заметив эти «выверты», на время их прикрыла. Но замечательные их книги навсегда встали на наши полки. А журналы те, которые сейчас хранятся в библиотеках, по-прежнему поражают буйством веселья, порой грубоватого…
Журнал «Бегемот» был особенно популярен, особенно тем, что в него писали «корреспонденты с мест», что вызывало огромный интерес. Печатались там и реальные, но смешные объявления, увиденные на заборах: «Поченяю и полерую. При желании — разделываю под орех».
Финиш всей этой «варварской вольницы» был недалек. 3 августа 1928 года вышло Постановление секретариата ЦК ВКП(б) «О сатирических журналах»: «…организовать систематическое инструктирование редакторов сатирических журналов… Журналы “Бегемот” и “Бич” закрыть… Вопрос о закрытии “Лаптя” отложить на 2 месяца… Вопрос о целесообразности журнала “Смехач” передать на рассмотрение…»
К 1933 году все эти журналы были закрыты властями. Остался один. Их «проглотил» более законопослушный и притом, как ни покажется странным это сочетание, самый кровожадный — «Крокодил».
ДРУГОЙ ЗОЩЕНКО
Журналы позакрывали… Но Зощенко-то остался! Его так просто было не «закрыть». На это понадобилось несколько десятилетий «неустанных усилий». Но сказать, что все эти «уколы» не действовали на Зощенко, — нельзя. Зощенко — а личность его совсем не совпадала с его персонажами, «людоедами» — грустил. И об этом тоже писал — причем с самого начала. Да — был Зощенко и «другой»… Можно тут с сожалением добавить, что и «другой», увы, не пользовался расположением начальства. «Сентиментальные повести» Зощенко издавались одновременно с его знаменитыми короткими рассказами — но повести надо отметить отдельно. Нельзя сказать, что это как бы совсем другой автор. Но герой — точно другой. В рассказах — новый герой приходит, грубо и нахально топчет все, что было и есть. Герои «Сентиментальных повестей» — уходят, вспоминая прошлое, оглядываясь, прощаясь. Впрочем, это не совсем точно: уходить-то им некуда. Точнее сказать — они «сходят», «сходят на нет», гибнут там, где раньше жили, чувствовали, любили. Они — «привидения», а те, кто явился — «пришельцы», завоеватели, захватчики. Но и «привидениям» уйти некуда — они мучаются тут, в этом аду. Рассказы Зощенко написаны с голоса «победителей», с указанием всех ужасов их «победы». «Сентиментальные повести» — от имени побежденных. О том, счастливы ли «победители», мы уже знаем из рассказов… О том, счастливы ли побежденные, спрашивать не приходится. «Сентиментальные повести» о том, как эти люди «доживают».
Почему Зощенко взялся за эти повести? Потому что они-то как раз, в отличие от рассказов, — про него самого. Испытывает он примерно то же, что герои повестей.
В 1923 году, одновременно с рассказами, Зощенко пишет «Сентиментальные повести»: «Коза» и «Аполлон и Тамара». В 1924 году к ним добавились «Мудрость» и «Люди». В следующем — «Страшная ночь» и «О чем пел соловей». В 1926-м — «Веселое приключение». И в начале марта 1927-го они вышли книгой под названием «О чем пел соловей. Сентиментальные повести» (Госиздат. Тираж 10 тысяч экз.).
Этот жанр, безусловно, «требовал оправдания». С чего бы это — воспевать «уходящую натуру», ненужных людей, не «в духе революционных завоеваний»? При чем здесь «уходящие»? Кому нужны?
Книга вышла с предисловием: автор, как говорится, попытался «постлать соломки», чтобы не больно было падать.
Вот предисловие к первому изданию:
«Эта книга, эти сентиментальные повести написаны в самый разгар нэпа и революции. И читатель, конечно, вправе потребовать от автора настоящего революционного содержания, крупных тем, планетарных заданий и героического пафоса — одним словом, полной и высокой идеологии.