Зощенко

И третье издание было раскуплено (не этими ли самыми «уходящими», которых якобы уже нет? Сколько же их на самом деле?).

Гнев начальства нарастал… Начальственный гнев вообще только и делает, что «нарастает». Пришлось писать аж четвертое предисловие!

«Предисловие к четвертому изданию

В силу прошлых недоразумений, писатель уведомляет критику, что лицо, от которого ведутся эти повести, есть, так сказать, воображаемое лицо. Это есть тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох.

Неврастения, идеологическое шатание, крупные противоречия и меланхолия — вот чем пришлось наделить нам своего “выдвиженца” — И.В. Коленкорова. Сам же автор — писатель М.М. Зощенко, сын и брат таких нездоровых людей, — давно перешагнул все это. И в настоящее время он никаких противоречий не имеет. У него на душе полная ясность и розы распускаются. А если в другой раз эти розы вянут и нету настоящего сердечного спокойствия, то совершенно по другим причинам, о которых автор расскажет как-нибудь после.

В данном же случае это есть литературный прием.

И автор умоляет почтеннейшую критику вспомнить об этом замысловатом обстоятельстве, прежде чем замахнуться на беззащитного писателя.

Апрель 1929 г. Мих. Зощенко

Ленинград».

В общем — виноват во всем Коленкоров этот! Говоря словами Зощенко: «В какую поездку втравил!» Что же это за повести, требующие такой многослойной защиты?

Вот повесть «Аполлон и Тамара». Начинается повесть до революции и до войны. Тапер Городского собрания Аполлон Перепенчук приходит свататься к юной красавице Тамаре Омельченко, восхитившейся накануне его музыкальным мастерством:

«Аполлон Семенович Перепенчук, одетый в жакет, с букетом олеандров и с коробкой постного сахара, пришел просить руки Тамары, она, с рассудочностью зрелой женщины, знающей себе цену, отказала ему, невзирая на просьбы своей матери и домочадцев.

— Мамаша, — сказала она, — да, я люблю Аполлона со всей страстью девичьего чувства, но замуж за него сейчас я не пойду. Когда он будет знаменитым музыкантом, когда слава будет у его ног, я сама приду к нему. И я верю, что это будет скоро. Я верю, что он будет известным, знаменитым человеком, умеющим обеспечить свою жену.

Во время ее реплики Аполлон Перепенчук стоял тут же, впервые низко опустив свою голову.

Весь вечер он плакал у ее ног и с невыразимой страстью и тоской целовал ее колени. Но она была настойчива. Она не хотела рисковать, она боялась бедности и необеспеченной жизни, той жизни, которую влачат почти все люди…»

Аполлона забирают в армию, о нем долго нет никаких известий, и единственная его родственница — тетушка — продает его артистический наряд, в котором тот выступал когда-то с таким блеском… И тут Аполлон возвращается — измученный войной, потерявший весь свой блеск и кураж. Тамара даже не узнает его. Узнав, говорит, что выходит замуж за коммерсанта. Аполлон впадает в апатию, целыми днями лежит дома, потом — пытается лечь на рельсы. Обходчик спасает его и, узнав, что тот не владеет никаким рукомеслом, устраивает его на кладбище, и там Аполлон и находит успокоение, сначала — в работе, а потом — в могиле.

Повесть «Мудрость» — о человеке, который вдруг теряет интерес к жизни, потом вдруг внезапно снова обретает его, созывает в гости прежних веселых друзей, готовит к встрече замечательную трапезу… и вдруг — умирает.

Повесть «Страшная ночь» была написана еще в 1923 году, удостоилась одобрения «братьев-серапионов» и самого Горького.

Герой повести тоже музыкант, по фамилии Котофеев, но, как и у Перепенчука, талант его не слишком ярок, скорее посредствен. Он играет в оркестре на таком незначительном и вообще малоизвестном инструменте, как… «треугольник». И даже эта жалкая должность вызывает у него трепет — а вдруг все рухнет? Вдруг изобретут какой-нибудь «электрический треугольник» и надобность в нем, Котофееве, отпадет? Постепенно этот страх нарастает, переходит в ужас, Котофеев в страшном состоянии мечется по городу, преследуемый злобной толпой, и в конце концов забирается на колокольню и бьет в набат. Пожара никакого в городе нет — но свой ужас перед жизнью Котофеев «транслирует» всему городу…

Почему Зощенко было так важно написать эти повести, хотя он чувствовал всю их «несозвучность передовым идеям» и понимал, что идет на риск? Он писал о себе, о постоянном страхе «недобитого» революцией, о боязни оказаться в конце концов «изгоем общества», как и его герои. И теперь мы знаем, что он тревожился не напрасно — так и вышло. Стоит ли спрашивать: зачем он написал эти повести?

Он вспоминал, что образы нищего и протянутой руки почему-то пугали его еще в бессознательном, младенческом возрасте, появлялись в кошмарных снах.

И уже в зрелом возрасте на него самое гнетущее впечатление производил поэт Тиняков, сделавшийся вдруг профессиональным нищим и стоявший на Литейном проспекте. Образ нищей, неприкаянной старости преследовал Зощенко… Хотя тогда, казалось, ничто не предвещало этого: вторая половина двадцатых годов — пик популярности Зощенко, его благополучия. Он снимает шикарную квартиру на улице Чайковского, в самом фешенебельном районе Ленинграда, Вера Владимировна шикарно обставляет ее, в своем вкусе… А он пишет «Сентиментальные повести» — о гибели людей «своего круга».

Повесть «Коза» — история бедного чиновника, коллежского регистратора Забежкина — напоминает гоголевскую «Шинель». У обоих героев возникает страстная мечта: шинель у Башмачкина, коза — у Забежкина. Он даже хочет жениться на хозяйке, у которой снимает комнату… имея в виду на самом деле козу. Но коза оказывается не ее! Любовь трагически гибнет. Сосед, владелец козы, утешает Забежкина: «Ну как, брат Забежкин… Ну, терпи, терпи. Русскому человеку невозможно, чтоб не терпеть. Терпи, брат Забежкин».

Приходит в голову подозрение, что Зощенко не просто следует классическим образцам, но пишет пародию.

И в иронической автобиографии «О себе, о критиках и о своей работе» Зощенко признавался:

«Я только пародирую. Я временно замещаю пролетарского писателя. Оттого темы моих рассказов проникнуты наивной философией, которая как раз по плечу моим читателям.

В больших вещах я опять-таки пародирую. Я пародирую и неуклюжий, громоздкий (карамзиновский) стиль современного красного Льва Толстого или Рабиндраната Тагора, и сентиментальную тему, которая сейчас характерна. Я пародирую теперешнего интеллигентского писателя, которого, может быть, и нет сейчас, но который должен бы существовать, если б он точно выполнял социальный заказ не издательства, а той среды и той общественности, которая сейчас выдвинута на первый план…»

Один из исследователей творчества Зощенко — И. Сухих пишет:

«Название цикла (“Сентиментальные повести”) напоминает о Карамзине с его “Бедной Лизой”.

…История драматической любви Аполлона Семеновича Перепенчука и Тамары Омельченко варьирует уже тургеневские сюжеты (скажем, “Дневник лишнего человека” или “Накануне”).

Короткая повесть “Мудрость” с главным мотивом запоздавшего прозрения и внезапной смерти отсылает к “Обломову” и чеховским рассказам. Чеховскую миниатюру “О бренности” (1886) можно считать прямым анекдотическим источником драматической новеллы Зощенко.