Зов Орианы. Книга вторая. Арктический десант. [СИ]

Выбравшись из дежурки, бывшие экорейнджеры Иванов и Репин моментально сориентировались на знакомой территории и шмыгнули в тень густых акаций, растущих вдоль центрального проезда.

– Карту не забыл?
– спросил Андрей. Илья отрицательно покачал головой; теперь - после активации - любая информация, даже случайно влетевшая в его голову, оставалась в памяти навсегда.

До Изиного прозрения, когда было неизвестно, где именно Кеша держит Лизиного сына, они предполагали, что 'темница' находится где-нибудь на территории регионального отделения. Поэтому предусмотрительный Илья заранее с помощью Марии и её отца составил и запечатлел в памяти карту участков территории, не охваченных видеонаблюдением. Таких 'мёртвых' зон было не много, но, руководствуясь составленной картой и используя затенённые места, можно было пересечь незамеченными едва ли не всю территорию регионального отделения ЭКОРа.

– Сразу в медпункт, или для верности видеоконтролёров вырубим?
– будничным тоном спросил Иванов.

– Давай в медпункт. Неизвестно, сколько времени мы с Серёгой провозимся, а вдруг начальнику караула взбредёт в голову с проверкой к ним заглянуть?

– Да дрыхнет он без задних ног, твой начкар, - отмахнулся Андрей.

– А если не спит? Зайдёт во флигель, и что он там увидит?

– Два молодых тела без признаков насильственной смерти, - хохотнул Иванов.
– Или с таковыми, как карта ляжет.

– Я бы не хотел больше никого убивать, - помрачнел Илья.

– Лады, - покладисто согласился майор.
– Стало быть, без таковых. Спящих беспробудным сном. В смысле... ну, ты меня понял.

До медпункта, приземистого одноэтажного барака, расположенного чуть в глубине между флигелем, в котором видеоконтролёры несли службу, и административным корпусом, 'супермены' добрались без происшествий. Горели лишь три окна: в двух узеньких, похожих на бойницы, окнах вестибюля, находящихся слева и справа от центрального входа, свет был достаточно ярок, третье - в дальнем правом углу строения - слабо мерцало голубизной, словно в палате работал чёрно-белый телевизор.

– Входим без стука, - сказал Андрей и, взявшись за ручку, рывком открыл дверь; она даже не скрипнула.

В вестибюле никого не было. Майор высунул голову в освещённый дежурным светом коридор, огляделся и, жестом подозвав Илью, указал пальцем направление: направо по коридору, к помещению, из которого лился во двор голубоватый свет.

Телевизор в палате, куда они вошли, действительно был, и даже не один, а целых два. И оба работали, только показывали вовсе не программу для полуночников. По чёрным экранам мониторов, установленных в изголовье высокой реанимационной кровати, медленно двигались зелёные изломанные линии, которые призваны были сообщать врачу, что больной скорее жив, чем мёртв. Однако делиться этой позитивной информацией было не с кем - кроме жутко похудевшего Сергея Горшечкина, более похожего на труп, чем на живого человека, в палате никого не было. Ни врача, ни медсестры, ни сиделки. Но Илья и Андрей и без врача, и без этих линий на мониторах чувствовали, что их товарищ ещё жив.

Осторожные шаги по коридору заставили рош Лочана поспешить с осуществлением задуманного.

Вначале он планировал вывести Горшечкина из глубокой комы, в которую тот впал после клинической смерти, и полностью восстановить жизненные функции организма. И только потом приступить к выполнению задания. Рош Лочан воочию видел, что у лежащего перед ним человека практически нет шансов на выздоровление. Кроме того, все жизненные циклы тела, лежащего на кровати, были слишком заторможены, а аура настолько прозрачна, что смешение не дало бы нужный эффект - сильная и яркая аура самого безопасника не смогла бы бесследно раствориться в ауре больного. И такое 'недосмешение' аур мог бы разглядеть дас, во всяком случае, Дассан распознал бы наверняка. А эти двое, что крадутся по коридору, примут всё за чистую монету. Конечно, не мешало бы повысить шансы больного на выздоровление, а уж потом... Но времени оставалось в обрез, и рош Лочан решил рискнуть. Он быстро провёл руками над кроватью, обернув тело в светящийся защитный кокон, вдохнул в кокон как можно больше энергии, истратив почти половину собственного запаса, и начал процесс слияния.

Тело рош Лочана начало таять на глазах, превращаясь в дымку частиц, которые мгновенно впитывались в кокон и смешивались с аурой больного, принимая по возможности сходную с ней структуру. Затем вновь полученные эрго-частички распределились по организму Горшечкина, чуть изменив цвет ауры, и стали послойно опускаться вниз, выталкивая на поверхность родные.

Аура Горшечкина теперь напоминала многослойный торт, в котором собственные эрго-частицы обволакивали организм наподобие крема, а растворённые лочановские, подобно коржам, создавали жёсткий макет и структуру.

Смешение произошло и на молекулярном, и на генном уровне. Человек, лежащий на кровати, уже не был в полной мере ни тем, ни другим, зато обладал памятью обоих индивидуумов. Поскольку и психически, и физически рош Лочан был намного сильнее, то его собственное 'я' сразу же заявило о себе и полностью взяло на себя управление функциями мозга.

'Мыслю, следовательно, существую', - пришло на ум рош Лочану философское утверждение Рене Декарта, как только он почувствовал, что полностью завладел мозгом и может контролировать новое тело. Второй его реакцией после мысли стало слово. Он приоткрыл глаза, почувствовав, что в комнату открылась дверь, и тихо застонал, проверяя, слушаются ли его голосовые связки Горшечкина.

– Андрюха, кажется, Серёга застонал, или мне послышалось?
– раздался совсем близко голос Ильи.

О том, что говорит Илья Репин, рош Лочан догадался, вернее, он ЗНАЛ. Знал всё, что знал до этого момента Горшечкин. И ощущал новый организм единым в двух лицах, одновременно чувствуя себя стонущим от боли Сергеем и ликующим от удачного эксперимента Лочаном. Он застонал сильнее и распахнул глаза пошире, привлекая к себе внимание друзей, слабо ориентирующихся в тусклом синем свете мерцающих экранов.

– Точно, застонал!
– радостно воскликнул майор.
– Ну, слава тебе Господи, а то уж я, как вошёл, испугался - ну как его в таком состоянии забирать, вдруг окочурится по дороге. И что тогда с телом делать?

– Живой!
– пробормотал Илья, с удивлением почувствовав, как в носу предательски защипало - ещё не хватало расплакаться на радостях.

Подбежав к кровати, Илья схватил Сергея за руку - она была вялой и какой-то неживой.

'А ведь Андрей прав, - подумалось вдруг ему.
– Как же его такого везти - он ведь к системе жизнеобеспечения подключен. А вдруг и правда в дороге помрёт?'

– Что же делать?
– отчаянно прошептал Репин, обращаясь к майору.

– Что делать - лечить, - рявкнул Иванов, с сомнением разглядывая лежащего на кровати.

Горшечкин слабо пошевелился, попытался поднять голову от подушки и снова застонал, расписываясь в собственном бессилии - даже могучий организм рош Лочана после утраты почти всей энергии на слияние не мог заставить нормально работать истощенное тело. Тем более, что вместе с чужими воспоминаниями на рош Лочана навалилась и дикая чужая боль. Он попытался блокировать пульсирующие центры головного мозга, одновременно пытаясь донести до стоящих перед ним людей-чхандасов, что ему нужна помощь.

– А что, и правда, - тут же отозвался Илья.
– Мы ж того мальчишку с тобой вдвоем на ноги подняли, может и тут получится?

– Попытка - не пытка, - философски заметил майор, - Надо начинать, и поскорее. Давай его сначала освободим от этих проводов - он ведь уже очухался.

Оба, торопливо сдёрнув с Горшечкина простыню, принялись за работу, освобождая голову, руки и ноги больного от датчиков.

– Вроде всё сняли, - придирчиво осматривая тело, высказался Иванов.
– Теперь давай начинать с малого, а уж потом сосредоточимся на самом опасном...