Зов пустоты

Сэндвич и бутылка диетической колы на переднем сиденье машины с видом на стоянку у супермаркета – таким обедом угостил ее Марк. К счастью, его рассказ о том, что удалось обнаружить в ходе обыска у Фиссума, оказался куда более замысловатым. ГУВБ начало большую чистку. Марк сумел найти верные слова и встревожил свое начальство: теперь там всерьез относились к выявленной угрозе. Массовые аресты, череда допросов, бесконечные обыски, горы документов для анализа – и все это требовало соответствующей бумажной работы.

Итак, имам Фиссум прятал за плинтусом в спальне черный блокнот – тайные счета, весь закят, пожертвования от верующих. Часть он направил на неизвестные цели. Несколько разрозненных заметок, горстка имен, с которыми уже поработали – правда, тщетно, – вырванная последняя страница. И все, лишь унылая пустота в комнате, словно имам, вдруг засомневавшись, решил, что не оставит никаких записей, хотя и не смог уничтожить то, что уже существовало. Марк думал, что это он со злости вырвал страницу с именем Селима и суммой в пятьсот евро с вопросительным знаком – словно имам сомневался насчет суммы, которую собирался предложить.

У ГУВБ пока не было ничего более конкретного, и Марк пообещал Людивине, что впредь будет сразу сообщать ей обо всем, что узнает сам.

Она уже не в первый раз замечала в нем эту двойственность. Только что он обаятельно улыбался, а в следующий миг с суровым видом угрожал тем, кто ему сопротивлялся. Легкость, с которой он естественно и уверенно переходил от одного состояния к другому, обескураживала.

Задняя дверь, с которой они не спускали глаз, наконец открылась, и Людивина отложила недоеденный сэндвич. На улицу вышел Ишам, стукач ГУВБ из мечети, в которой проповедовал Фиссум. Он повозился с замком и отстегнул свой велосипед.

– Быстро он поправился, – с иронией в голосе заметил Марк.

– Извини, что?

– Он без костыля. Глупо, костыль был хорошим прикрытием.

Людивина собралась вылезти из машины, но Марк ее остановил:

– Подожди. Хочу убедиться, что никто не сел ему на хвост.

– Ты о ком? О террористах?

– Вряд ли, учитывая то, какие меры предосторожности они принимают, чтобы оборвать все связи с внешним миром. Но вдруг они прислали посредника, кто знает. Вдруг они раскрыли Ишама.

Увидев, что Ишам уезжает на велосипеде и его никто не преследует, Марк наконец завел мотор и пристроился за ним.

Ишам почти сразу же заметил их и несколько раз обернулся, чтобы проверить.

– Ты уже понял, что это мы, останавливайся давай, – буркнул Марк и прибавил скорость, чтобы поравняться с велосипедистом.

Но тот вдруг свернул влево и бешено закрутил педали. Он промчался между двух бетонных блоков и ринулся прочь, к перпендикулярной улице, выходившей к крытой галерее, где заканчивалась дорога и начиналась пешеходная зона.

– Чертов придурок!

Марк резко затормозил, Людивина выскочила из машины и кинулась вдогонку за Ишамом. Тот едва увернулся от детской коляски, прибавил скорость и помчался на другой конец галереи. Людивина на миг засомневалась: она знала, что по классике в таком квартале полагается отпустить беглеца, чтобы тот случайно не попал под машину и тем самым не спровоцировал десятидневные беспорядки. Но решила, что велосипед не мотоцикл и что ставки слишком высоки.

На параллельной улице взвизгнули шины – это Марк пытался отыскать главную улицу.

Людивина вспрыгнула на мусорный бак и взобралась на плоскую крышу галереи, вскрикнув от боли в ребрах. Она стрелой промчалась по крышам, спрыгнула с другой стороны и рванула к насыпи. Если Ишам решил сбежать, на другом конце пешеходной улицы у него будет два варианта: вернуться на парковку, где его встретит Марк, или поехать сюда.

Велосипед показался чуть впереди. Ишам притормозил, чтобы оглянуться, и Людивина бросилась к нему.

Едва заметив ее, он нажал на педали, набрал скорость и покатил к грунтовой дорожке.

Людивина выверяла каждое движение. Она скользила по улице, словно львица, – касалась земли одними носками, контролировала дыхание, руки двигались в такт ногам. Поначалу было непросто, тело все еще не оправилось от повреждений, но, согревшись на бегу, оно словно расплавилось, и Людивина свыклась с болью настолько, что перестала обращать на нее внимание.

Ишам обернулся, с ужасом обнаружил погоню и как бешеный помчался вперед.

Но львица не сдавалась.

С каждой секундой она все больше отдалялась от него и потому рассчитывала путь заранее, старалась как можно точнее откорректировать траекторию. Ишам же так не мог, он изо всех сил крутил педали, мчался куда глаза глядят, в последний миг объезжал препятствия, притормозил перед группой подростков, возвращавшихся из школы, пробуксовал в грязи.

Людивина неотступно следовала за ним. Она бежала чуть позади, не спуская с него глаз, глубоко, размеренно дыша.

Параллельной улицы здесь не было, и она задумалась о том, сумеет ли Марк их найти, но тут Ишам резко повернул и выехал на узкую парковку перед высоким и длинным зданием, похожим на склад. Открылась дверь, выпустив человек десять. Ишам подкатил прямо к ним, так что они подпрыгнули от неожиданности, чуть не упал с велосипеда, ринулся прямо на людей, растолкал их и нырнул в здание без окон.

Людивина метнулась следом сквозь группу и оказалась на плохо освещенной лестнице. Наверху в полумраке она заметила Ишама и с трудом перевела дух.

Она слышала, как неистово бьется сердце в груди. Воздух начал обжигать легкие. Ребра вздымались с болью.

Не бросать начатое. Боль – лишь послание, которое можно игнорировать.

Морщась и обливаясь потом, она ворвалась в огромный полутемный зал. Кинотеатр. По экрану побежали титры, публика, к счастью малочисленная, начала двигаться к выходу, к ней.

Ишам мчался вниз, перепрыгивая через несколько ступенек.

Ему удалось немного оторваться.

Людивина снова бросилась вперед, сосредоточившись на движениях. Она знала, что надо держать темп, пусть быстрый, но ровный, и равномерно дышать. Она спортсменка, добежит, успокоила она себя.

Наверху показался охранник с мусорным пакетом в руках и сделал Ишаму знак, что туда нельзя, но беглец отпихнул его и бросился за противопожарную дверь.

Людивина выскочила в центральный коридор здания: бордовый ковер, бесконечная череда афиш и номеров кинозалов. От усталости ее поле зрения сузилось, периферическое зрение почти пропало, и она принялась быстро вертеть головой. Вправо. Влево.