Зов судьбы

– Я сказала маме, что все это мне нужно для школы. Вдохновение для школьных проектов. Она не смогла возразить, – улыбается Кейт.

– Хитро!

– С моей мамой иначе никак. – В ее голосе снова слышится грусть.

Заметно, как тяжело ей говорить на эту тему. Я пытаюсь разрядить обстановку.

– Расскажи мне об этих фотографиях. Они потрясающие.

На лице Кейт расцветает улыбка, и она рассказывает мне о том, как Мона подарила ей на день рождения фотоаппарат, о котором Кейт давно мечтала.

– Ей даже пришлось копить на него какое-то время. Мне было неудобно принимать этот подарок, но он так много значил для нее. И для меня тоже. – Выдвинув ящик, она достает оттуда еще снимки. – Мона сподвигла меня поучаствовать в работе над школьным ежегодником, и теперь я фотографирую учеников. Я постоянно заглядываю на собрания школьных клубов, чтобы сделать парочку снимков для альманаха. Они должны получаться живыми. Я стараюсь передать атмосферу школы и заодно постоянно с кем-нибудь завожу разговор. Мона абсолютно права, мне нужно почаще вылезать из своего панциря.

Фотография баскетболисток. Они дают друг другу пять, на их лицах видны радость и напряжение последних минут игры. Невероятно динамичный снимок. На следующем – парни из баскетбольной команды. Они заняли свои позиции и ждут свистка. Здесь так же замечательно передано настроение. Буквально видишь, как в воздухе витает напряжение.

Я перебираю снимки. Вот девушка верстает на компьютере макет школьной газеты. Двое мальчишек отдыхают на скамейке на школьном дворе и радостно смеются. Парень за роялем, глаза закрыты, пальцы на клавишах – миг перед тем, как он сделает глубокий вдох и полностью отдастся музыке.

При виде следующего снимка у меня перехватывает дыхание. Эйден. Он стоит на трибуне спортивной площадки. Кейт сфотографировала его в профиль. Его волосы треплет ветер, на заднем плане сгущаются тучи. Приближается дождь. Но фон я вижу в последнюю очередь. Мое внимание приковано к Эйдену, одетому в тонкую куртку. Он опирается на перила. Кейт увеличила изображение, чтобы можно было в мельчайших подробностях рассмотреть лицо. У него хмурый взгляд, лицо напряженное, задумчивое. Но несмотря на это, – а, может, именно из-за этого – он завораживающе красив. Как темный бог, – мелькает у меня в голове мысль, и я усмехаюсь над этим странным сравнением.

– Я просто обязана была сфотографировать его в тот момент, – говорит Кейт. – Он выглядел идеально. Этот мрак, исходящий от него…

Я разглядываю снимок и не могу не согласиться с Кейт. Да, на фоне сгущающихся туч Эйден и правда выглядит довольно мрачно и отрешенно. Хотелось бы знать, о чем он тогда задумался.

– Кажется, он ломает голову над чем-то, – предполагаю я.

Кейт выхватывает фотографию у меня из рук.

– Нет, я совсем не об этом. – Она вздыхает.

Но тут отворяется дверь, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, в комнате уже стоит женщина. Ее голубые глаза холодно смотрят на нас. Безупречное лицо портят морщинки меж бровей – свидетельство вечного недовольства. Она одета в белую блузку и длинную юбку. И хотя одежда выглядит просто, заметно, что стоит она дорого. Могу даже предположить, что это дизайнерские вещи. Другие эта женщина вряд ли стала бы носить.

– Это и есть та новая подруга, о которой ты говорила? – спрашивает она ледяным тоном и морщится, как будто от меня неприятно пахнет. – Я подозревала, что она влияет на тебя не лучшим образом, но что она притащит с собой фотографии каких-то юношей, чтобы вы вместе их рассматривали… – Она выхватывает из рук Кейт снимок. – Не думаю, что подобное поведение хоть сколько-нибудь уместно.

Я вскидываю брови, набираю в легкие воздух и готовлюсь возразить, однако Кейт меня опережает.

– Мам, – тихим голосом говорит она, – это мои снимки. Я сделала их для школьного ежегодника. Снимать важные мероприятия, матчи и события входит в мои обязанности.

– А этот юноша – важное событие? – неприязненно спрашивает она.

– Портреты отдельных людей тоже приветствуются, – отвечает Кейт.

Ее мать коротко кивает.

– Я тобой разочарована. Тебе не кажется, что стоило бы озаботиться своими оценками, а не заниматься столь бесполезными вещами?

– Для стипендии внеклассная активность тоже важна, – вмешиваюсь я. – К тому же, Кейт нравится фотографировать. У нее настоящий талант и…

– Не думаю, что вы достаточно компетентны, чтобы позволять себе такие суждения. И кроме того, вы правда думаете, что Кейт нуждается в стипендии?! – Она долго сверлит меня взглядом, а затем снова обращается к дочери. – Подумай над моими словами и реши, готова ли ты ради пубертатных мальчишек и взбалмошных подружек лишить себя будущего. – Женщина снова морщится – этот жест она отточила до совершенства. – Видимо, в последнее время я была слишком снисходительна к тебе. Я полагала, что ты все поняла и будешь исправно двигаться к цели без постоянных наставлений и контроля. Увы, но, очевидно, ты не достигла необходимой зрелости для полной свободы. Мне снова придется взять тебя под жесткий контроль.

Я не верю своим ушам. Полной свободы?! А какая такая свобода была у Кейт? Я не знаю ни одной девочки ее возраста, за кем бы так пристально следили и для кого придумывали бы столько правил.

Кейт замечает, что я не собираюсь отмалчиваться. Она кладет руку мне на плечо, чтобы удержать от необдуманного комментария. За него в итоге все равно придется отдуваться ей.

– А что касается вас, – продолжает мать Кейт, – моей дочери ни к чему отвлекающие факторы. Если у вас нет никаких амбиций – это ваше личное дело. В той среде, где вы выросли, пожалуй, принято довольствоваться простым существованием. И, безусловно, медсестры, как ваша мать, тоже нужны. Но моя дочь достойна большего. Поэтому прошу избавить ее от вашего общества и ваших пагубных идей. И думаю, вам лучше уйти прямо сейчас. У Кейт еще много дел. – С этими словами она разворачивается и выходит из комнаты.

Я таращусь на дверь, раскрыв рот, и не могу понять, что это сейчас было.

– Мне… мне очень жаль, – шепчет Кейт, склонив голову. У нее горят щеки, голова вжалась в плечи.

Я обнимаю ее покрепче.

– Почему ты мне не говорила, что у тебя такая злобная мать и какое давление она на тебя оказывает?

Чувствую, как Кейт тяжело сглатывает. По ее прерывистому дыханию я понимаю, что она борется со слезами.

– Я боялась тебя отпугнуть. Такое было и не раз: стоит мне заикнуться, что мама мне все запрещает, от меня отворачиваются. Лучше быть тихоней-аутсайдером, чем ребенком, которому ничего нельзя. Только представь, что будет, если об этом все узнают.

Легко представить, как Мария со своими подружками высмеивает Кейт.

– Надеюсь, ты знаешь, что я всегда рядом. Если я чем-то могу помочь, только скажи.

Кейт высвобождается из моих объятий и смотрит мне в глаза.

– Я только хочу, чтобы мы и дальше оставались подругами.

Я улыбаюсь.

– Разумеется. То, что твоя мать – зверь, этого не изменит. Но теперь я чуть лучше тебя понимаю. Уму непостижимо, как она относится к тебе. Но почему? Ты же хорошо учишься.

– И не должна сбавлять обороты, – говорит Кейт. – По крайней мере, она этого хочет.

– Она ясно дала понять, что думает обо мне. Девочка, чья мать работает медсестрой… довольно унизительно.

– Прости… – снова извиняется Кейт. Я вижу, как ей стыдно за слова матери. – Медсестер, воспитателей в детских садах и прочих она считает рабочим классом.

– Людьми низшего сорта, – прибавляю я.

Я вновь обнимаю ее и уверяю, что между нами все по-прежнему. Она благодарно кивает и больше не может сдержать слезы. У меня в голове мелькает мысль, что я не могла бы жить так, как она.