Зов Юкона

Тесный старый бревенчатый домик

Если кто-то однажды приплёлся в городишко у края земли,А в карманах сплошные дыры, нипочём не достать деньжат,И ночлега сыскать не может – парень крепко сидит на мели,И шатается, будто под мухой, – с голодухи ноги дрожат;И когда на душе тоскливо, и провис до земли ремень,И лицо вконец посерело – смерть, видать, уже на носу, —Вот тогда он мечтает вернуться – ненадолго, ну хоть на день —В тесный старый бревенчатый домик, что стоит в сосновом лесу.Если кто-то один в пустыне, и во фляге его – дыра,Он ползет, как будто улитка, и безумен стеклянный взгляд,А язык почернел и раздулся – извела беднягу жара,До воды никак не добраться, и по следу грифы летят;И когда истощатся проклятья, и прольется горе слезой,Он увидит усмешку Смерти, счет своим поведет грехам, —Вот тогда он захочет обратно, в дом, увитый дикой лозой,В тесный старый бревенчатый домик, чтобы с жизнью расстаться там.Тесный старый бревенчатый домик – путеводный желанный знакДля того, кто не знал закона, для того, кто припёрт к стене,Для того, кто никем не понят, кто бредет наугад сквозь мрак,Кто устал от людских проклятий и мечтает о вечном сне!В горький час твоего заката этот дом на краю землиПред тобою на миг предстанет – не в тумане, а на свету,Ты услышишь матери голос и увидишь ее вдали —И тогда будешь рад кончине и без страха сойдёшь в темноту;Станешь снова ее ребёнком и прижмёшься к груди ее,И найдёшь в прибежище этом вечный отдых, любовь, забытьё.Перевод С. Шоргина

Младший сын

Коль из лондонского мрака ты отправишься туда,Где, во всём, помимо флага, новизна, —Встретит парень загорелый: у него рука тверда,А душа для всех открыта и честна.Это – брат, что был тобою по причине теснотыПрочь отослан. В новых землях он живетИ теперь вполне доволен, что его отправил ты,Здесь, за морем, он – Британии оплот.В час, когда большое стадо покидает свой загон,Золотятся травы (только рассвело),И по лагерю несется шум и гам со всех сторон —Брат твой младший лихо прыгает в седло.Он по прериям помчится, по долинам и холмам —Резвый конь обгонит всякого шутя;А когда наступит время гаснуть в лагере кострам —Он уснет под звёздным небом как дитя.В час, когда жара сгустится над просторами равнин,Обопрется на тяжёлый заступ он —И услышит из акаций, из ветвей казуаринВ полдень птицы-колокольчика трезвон.Попугаев усыпила австралийская жара,Ждет прохлады эвкалиптов сонный строй…Но роса блеснет алмазом – и тогда придет пораВозвращаться в тихий домик под горой.Склон, увитый виноградом, серебристой речки сон;Розы ждут у дома, душу веселя;Пик могучий Винтерберга, что снегами занесён;Это – Капская пустынная земля.Апельсиновая роща, лилий дивный аромат.Тлеет трубка. Подступает темнота.Две девчушки на коленях у отца, смеясь, сидят:Эта – лилии подобна, розе – та.На лугах новозеландских он пасет овец стада;А в Ванкувере, где скалы без числа,У него уже с рассвета начинается страда,Чтоб крепка и здесь Империя была.Он – в трудах везде и всюду, и в заботах, и в борьбе,Он – природы сын, свободен и силён,Видишь: преданное сердце открывает он тебе,Через море шлет тебе почтенье он.Брат один твой служит Церкви, а другой твой брат – солдат,Третий – в чине полномочного посла…Но отправлен почему-то был в изгнанье младший брат;Впрочем, нынче хороши его дела.Нет в нём зависти и злобы, любит он семью и дом,Любит землю – ту, что им покорена;Вечно Англии величье! И когда-нибудь потомСына Младшего благословит страна.Перевод С. Шоргина

Марш мертвецов

Когда войне настал конец – вот радость-то была!Солдат – домой! Мы все рыдали хором.Полотнищами алыми вся улица цвела,И поспешал оркестр за дирижером.Знамена по-над крышами, колокола гремят,Безумны триумфальные напевы.И каждый встречный глотку драл, приветствуя солдат,Сражавшихся во славу Королевы.И вдруг все принахмурилось – как туча наплыла,Мягка, смутна, печальна и сурова.Знамена не трепещут, и молчат колокола.Притихли мы, не вымолвив ни слова.И небо над столицею окутал серый мрак,И вещий глас пронесся над сердцами:«Скорбите, оглашенные, вздымайте черный стяг!Они грядут – проститесь с Мертвецами!»И шли они за рядом ряд, худы, измождены,Нещадно покалечены и сиры,Изранены, измазаны, тоской глаза полны,И пулями прострочены мундиры.Нахмурены, насуплены, в губах кровинки нет;Походный строй шатало и ломало —Но пели, оставляя за собой кровавый след,И песня та до дрожи пронимала.«В просторах Южной Африки нашли мы смерть и гроб,Чтоб нынче вы от радости орали.Магерсфонтейн, Колензо, проклятый Спион-Коп —За них мы, как один, поумирали.Победе той назначена кровавая цена.Восславьте нас за боль и за страданья.Ужель награда нам одна – могилы глубина?Вы все в долгу, и нет ему списанья».Толпу омыло холодом, примолкли языки,Лег на сердца ледок незримых пальцев,И молча люд таращился на мертвые полки,На строй неупокоенных страдальцев.Страшны издевки Мертвецов, и топот тысяч ног,И блеск зубов, и сумрачное пенье.Глаза я в ужасе прикрыл – я видеть их не мог.Открыл – и понял: это лишь виденье.Гремит, сияет торжество; плывет в морях цветовРебячливо-безумная столица;Все флагами завешано с подвалов до крестов,И колокольный звон гудит и длится.Огни, веселье, музыка; мы топчемся в пыли —И шепчем среди праздничного грома:О Боже милосердный, позабыть нам не велиСолдат, которых не дождутся дома.Перевод А. Кроткова

Мак-боец Трагедия одной жизни [4]

Тот громкий выстрел всё гремит по миру,А воин пал, бесчестием сражен.Последний бой седого командира,Последний вызов смерти бросил он.Ему всегда был смертный страх смешон,Но он не вынес этого позора.Париж окно расцвечивал закатом,А он ходил по комнате, ходил;Предчувствуя, как бессердечный фатумНакроет славу тенью черных крыл,Усталым сердцем Господа молил:«О, дай мне сил, как следует бойцу,Бесчестье повстречать лицом к лиц».

4

Стихотворение посвящено памяти сэра Гектора Арчибальда Макдональда (1853–1903), который покончил с собой в парижской гостинице, прочтя в газете обвинение в гомосексуализме. Макдональд, прошедший путь от рядового до генерал-майора и заслуживший прозвище Мак-боец, был одним из самых выдающихся военачальников британской армии.

* * *

Ручьи в кустах журчали неустанно,Жужжали пчелы в вереске густом;И видит он босого мальчугана,Что раскрывает легендарный том,Бежит по полю с огненным крестом,Сжимает клеймор [5] , с пиброхом [6] в ладу,Чьи родичи – Роб Рой и Родрик Ду [7] .Учившийся купеческой науке,Он тяготился лямкой трудовой,И вот однажды загремели звуки —По улице шагал хайлендский [8] строй,Волынок вой и барабанов бой:«Марш, Гордоны, на адские задворки!»И он навек ушел из-за конторки.Он видит блеск афганских ледников,И вспоминает, как в теснине горной,Напав на затаившихся врагов,Он их разил в баталии упорной;И в памяти всплывает плен позорный,Как он стоял, упрямо стиснув зубы,В тот страшный день среди холмов Маждубы [9] .Перед глазами бешеный Судан,Где крови было пролито немало,И обуянный зноем Омдурман [10] ,Магерсфонтейн [11] , где слава увенчалаЕго мечом и чином генерала [12] ,И был он зван монархом во дворецЗа почестями – а теперь конец.И снова вспышки разрезают тьму,И вновь над головою свист шрапнели,И падают товарищи в дыму —Зачем он не погиб при том обстреле,Как Ваухоп [13] отважный. Неужели,Чтоб прочитать чудовищный навет?И он к виску подносит пистолет.

5

Клеймор – палаш шотландских горцев.

6

Пиброх – тема с вариациями для волынки.

7

Роб Рой – герой одноименного романа В. Скотта, Родрик Ду – герой поэмы В. Скотта «Дева озера».

8

Гордонский хайлендский полк, элитное шотландское подразделение британской армии.

9

В битве при Маждубе (1881 г.) отряд шотландцев был наголову разбит бурами. Макдональд попал в плен, но через несколько дней был освобожден главнокомандующим армии буров Петрусом Жубером в знак уважения к его мужеству и заслугам.

10

В битве при Омдурмане против суданских дервишей (1898 г.) Макдональд командовал бригадой, решившей победоносный исход сражения.

11

Неудачная атака англичан при Магерсфонтейне (1899 г.), в которой атакующие понесли огромные потери, но позиции буров остались непоколебимыми.

12

В 1900 г. Макдональд получил звание генерал-майора, в 1901 г. был пожалован в рыцари.

13

Генерал-майор Э. Г. Ваухоп погиб в сражении при Магерсфонтейне.

* * *

Его глаза, не ведавшие страха,В домах шотландских щурятся со стен,Живет он в сердце каждого феллаха,Для гуркха он доселе незабвен,И дикий дервиш чтит его, смятен.В далеких странах память сохранилаТого, в ком воплотилась наша сила.Оплачьте же героя, северяне!Он Англии был преданный слуга,И потому пусть об его изъянеЗлонравная судачит мелюзга.Был острым меч и крепкою рука,Его деяний эхо слышно людям.А остальное… лучше позабудем.Перевод Ю. Лукача

Женщина и ангел

От блужданий по райским кущам утомился небесный Дух.Струны арфы его умолкли, и сияющий нимб потух.И тогда всеблагой Создатель к утомлённому снизошёл:Да низринется с горних высей в нижний мир, в человечий дол.Дух одежды свои расправил, чтоб сошли за земной наряд.Со святым Петром попрощался у распахнутых райских врат.Гласов ангельских хор бесплотный спел прощальный псалом ему.Снизу пялились бесенята сквозь густую адскую тьму.Златовласый, небесноглазый – красотой он всех затмевал.Перед ярким ангельским ликом Аполлон – и тот спасовал.Как изгиб Купидонова лука, был рисунок губ его смел.Бабы липли к нему, как мухи – только он на них не глядел.Но одна отыскалась всё же – хороша, свежа, молода.Прошептала: «Я тебе нравлюсь?» Он смятенно ответил: «Да».«Обними, поцелуй, потискай – да возьми меня, что стоишь?»Он в ответ с неприязнью молвил: «Ты греховное говоришь».Посмеявшись его стесненью, попрекнула она шутя:«С виду молодец ты что надо, а лепечешь будто дитя.Обносилось старое платье, путы скинуты – это ж смех!Пусть святоши-старцы толкуют, что есть Благо, а что есть Грех!»И тогда Господь, убоявшись, отозвал посланца небес:Искушенья не знает Ангел, а поди ж ты – попутал бес!И запел Сатана, ликуя, загоняя рефрен в стихи:«Да вовеки не разлучатся Добродетели и Грехи!»Перевод А. Кроткова

Утешение

У тебя сплошные беды: Ни работы, ни жены,Никому ты стал не нужен, Спину ломит, сны дурны,Жизнь исчерпана до донца, Мог бы – в гроб живьем залез,Но тебе остались солнце И лазурь небес.Это небо голубое, Словно райские врата,Жар полуденного зноя, Темной ночи немота,Птичье пенье, пчел гуденье, Перелески и ручьи,Ключ студеный, луг зеленый — Не хандри, они твои.И никто не в силах это У тебя отнять, браток,Даже если ты измучен, Беден, болен, одинок.Оборванец ты недужный, Но зазря не сквернословь:У тебя есть всё, что нужно — Бог с тобой, и Он – любовь.Перевод Ю. Лукача

Песня непосед

Не манил нас правоведческий диплом,Не сиделось нам в конторе за столом,Кровь кипела в наших жилах – ей противиться не в силах,Потонули мы в разгуле удалом.Жизнь катилась и азартна, и лиха,Подсыпал нам дьявол перцу в потроха,И отправили семейства, видя эти лиходейства,Нас подальше от себя и от греха.Нам пришлось покинуть наши города,Погрузиться на заморские суда,Но нисколько не страшилаНас далекая могила —Мы с отчизной распрощались навсегда.То по горным кручам тащим свой рюкзак,То в саванне разбиваем бивуак,Без труда вы нас найдете и в пустыне, и в болоте,Всюду там следы оставил наш башмак.Мы – свободы вековечные рабы,Не объезжены, бесстыжи и грубы,Но найдется много чтящих нас в любых дремучих чащах —Мы, как воины, готовы для борьбы.Мы шагаем в темноту без пышных фраз,Только горести – морщинами у глаз,Мы живучи, словно кошки,Безрассудны, не сторожки,И со смертью танцевали мы не раз.Ищем золото средь северного льдаИ пасем на юге тучные стада,Крепким балуемся ромом и уходим с крепким словомВ час, когда к концу приходит чехарда.Мы идем по жизни смыслу вопреки,Мы грешны, но наши плечи широки,Чтобы вынести укоры, ждут нас прерии и горы,В городах мы просто сдохнем от тоски.Даже время нас не сдвинет ни на пядь,Наше бремя это, наша благодать;Мы останемся такими —Позабудьте наше имя —Нас не стоит ни любить, ни вспоминать.Перевод Ю. Лукача

Канун Нового года

Лютует стужа сегодня в порту, у пирса море ревет,Во мраке волны ломают мол, свистит и хлещет метель…По снегу и льду я еле бреду… Кончается старый год…Я болен и слаб, и мой корабль давно уже сел на мель.В салуне Мак-Гаффи грохот и звон, там весело и тепло.Во рту у меня ни крошки с утра, от слабости ноги дрожат!Зайду в салун, подремлю в углу тоске-печали назло.Глядишь, нальет глоток от щедрот кто-нибудь из ребят…Парням забава: «Эй, пьянь-халява, ползи уж, коли ползешь!»«Выпьешь?» – спросят. «Благодарю. Я выпить, и впрямь, не прочь!»Кто я? Пропахший ромом урод – для пьяных шуток хорош…Разбитый бот, потерявший грот в эту веселую ночь.Мак-Гаффи показывает юнцам, как с правой Фитцсиммонс бил,Толкует бармен про Таммани-Холл, опять у «ослов» скандал…Скорей под шумок присесть в закуток… Совсем не осталось сил,И кружится комнаты карусель… О, Боже, как я устал!

* * *

Букетик роз у нее на груди… Был сладок их аромат!Под сенью низко склоненных пальм стояла наша скамья,Играли Штрауса, и лилась прохлада в наш зимний сад,Коснувшись тонкой ее руки, в любви ей признался я.И замер смех у нее на губах, ко мне склонилась она…В ее огромных темных глазах увидел я райский свет!Бежали мгновения, я молчал, она была смущена…И алую розу, сорвав с груди, мне подала в ответ.И громче вальс зазвучал в ночи, и стало светло, как днем,Я обнял ее и поцеловал, и мир был для нас одних…«Она моя, моя навсегда!» – гремели в сердце моемВсе новогодние колокола… Я все еще слышу их!Ужели забуду последний вальс и скрипки горестный стон?Ужели не вспомню прощанья час и очи, полные слез?Ужель не вернется сон золотой, святой беспечальный сонО долгой-долгой жизни вдвоем в долине счастливых грез?Я все растерял на своем пути, прости меня, Этель, прости!Увяла алая роза твоя еще полвека назад…О, лучше тысячу раз умереть, чем все это вновь пройти.Я грешен, Этель, я пал на дно… Я плачу, Господи свят!Но что это? Снова колокола? Иль это гремит прибой?Ты видишь, Этель? Вот я стою – и будто предан суду…И строг Судия, и шепчу ему я: «Господь, я чист пред тобой!»О, Этель, ты слышишь колокола? Встречай меня, я иду!