Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века

И – честно признаться – порой жалела об этом. Нет, мыть посуду или выглаживать постельное белье – тут уж увольте. А вот приготовить что-нибудь вкусненькое…

Однажды она заявила мужу:

– Сегодня буду готовить тебе борщ.

– Что готовить? – не понял Сулейман; сам он изучал отчет санджакбея Амасьи. Она этот отчет уже просмотрела, ничего, заслуживающего внимания, не нашла и теперь не понимала, почему муж читает этот документ так долго.

– Борщ. Это такая чорбасы. Обещаю, тебе понравится!

Сулейман оторвался от отчета. Лицо у него было недовольное.

– Негоже хасеки марать свои руки на кухне.

Хюррем ласково заглянула мужу в лицо.

– Разве может работа быть зазорной? Ну что плохого, что ты попробуешь еду, какой кормила меня моя мама?

– Можно повелеть служанкам, и они сготовят любую еду, – сухо отвечал султан, снова беря отчет. Почему-то кверху ногами.

– Что может быть для женщины большей радостью, чем приготовить еду для своего любимого мужчины?

– Почему-то раньше ты об этом не вспоминала, – буркнул он, снова кладя бумаги на стол. – Не хватало еще, чтобы даже служанки стали обсуждать своего султана и говорить, что его сумасбродная жена вьет из него веревки.

Она потерлась носом о его макушку. Сулейман, как и полагалось правоверному мусульманину, голову брил, и макушка была жесткой, как наждачная бумага.

– А давай сделаем вид, что ты меня наказал? За какую-то провинность отправил на один день на кухню. Давай?

Она знала его уже более шести лет. Она видела его разным: грозным и растроганным, грустным и веселым, гневающимся и любящим. Но вот чтобы он так смеялся – такого она не помнила. К тому же она вроде ничего смешного и не сказала…

– Ты чего?!

Он ухватил ее руку, поцеловал ладонь, щекоча усами.

– Мне кажется, кухарки скорее поверят, если на кухню сошлешь меня ты, моя милая хасеки.

– И ты… тебя это не смущает?

Он покачал головой.

– Мне совершенно все равно, кто и что может подумать. Ничье мнение меня не интересует. Кроме твоего.

– А мнение Ибрагима? – Ну зачем, зачем она это спросила?! Какое ей дело до того Ибрагима! Ведь они и не видятся почти, разве что – на приемах. Да и палки в колеса ей Ибрагим не вставлял – чаще всего поддерживал все идеи, которые она предлагала Сулейману. Правда, он и не знал о том, что эти идеи – ее, так что это не в счет. Но, по большому счету, взъедаться на Ибрагима ей все-таки не за что.

Муж, видимо, считал так же; он нахмурился:

– Скажи мне, почему ты не любишь Ибрагима?

– Я почти не знаю его, – ответила она почти правду.

– Почти не знаешь – но не любишь? Может быть, это просто ревность с твоей стороны?

Ревность? Пожалуй, столько внимания, сколько ей, Сулейман не уделяет никому, да и вообще ревновать мужчину к друзьям – это глупо. Или… или Сулейман имел в виду что-то другое?! Не дружбу, но… отношения совсем другого рода?

Господи, только этого для полного счастья и не хватало!

Но ислам запрещает гомосексуализм, потому что считает его противоестественным!

С другой стороны, Ибрагим – грек… Но Сулейман-то не грек!

Сулейман испугался:

– Тебе плохо? Ты побледнела и так странно смотришь…

Хюррем махнула рукой:

– Пустое. Мне нужно немного прилечь. Голова заболела.

Уже у себя в комнате, запершись от любопытных глаз, она продолжала метаться от окна к двери.

Потом вдруг успокоилась. Об Ибрагиме она вольна думать что угодно, но подозревать в любви к мужчинам собственного мужа у нее нет никаких оснований. И потом: если она не будет ему доверять, их брак можно считать похороненным.

Однако после этого инцидента ее отношение к Ибрагиму ухудшилось еще больше.

Между тем именно Ибрагим должен был помочь ей осуществить один план – больше заняться этим было некому: если бы султанша Роксолана продолжала говорить на эту тему, сразу бы стало ясно, что она преследует какие-то цели: сформировавшаяся репутация отняла у нее возможность играть наивную дурочку.

Рискнуть? Или – лучше не стоит? Не подставит ли ее «лукавый грек»? Не сделает ли просто назло? Чего от него вообще следует ожидать?

Впрочем, стране и «любезному другу» он вредить не станет, так что если Хюррем сумеет убедить его в том, что то, чего она хочет, будет сделано во благо государству, то, скорее всего, он поможет.

Довериться или нет?

Этот вопрос терзал ее несколько недель. Она снова похудела; Сулейман, замечая изменения в ее поведении и внешности, решил, что ему снова предстоит стать отцом, но это было не так.

Довериться?

А чем она, собственно, рискует?

Она скажет ему правду; скажем так – почти всю правду. Если он не выполнит ее просьбу – стало быть, не выполнит; в этом случае она теряет время, вот и все.

– Я хочу поговорить с Ибрагимом.

Хюррем ожидала расспросов со стороны мужа, но Сулейман, услышав это, просто просиял:

– Ты решила помириться с ним? Я велю ему прийти, как только скажешь.

– Я хочу, чтобы он по секрету рассказал своим венецианцам, неаполитанцам или кому-то еще из своих «друзей», что ты собираешься поступить по примеру английского короля и снабдить пиратов патентами, дозволяющими – вполне официально! – грабить английские суда с целью разжиться золотом и серебром, которые они отнимают у Флота Индий.

Сулейман, за прошедшие годы привыкший к тому, что от жены можно ожидать практически чего угодно, поднял одну бровь:

– А я собираюсь посылать такие суда?

– Да это и неважно! Даже если ни одного турецкого корабля в том районе никто и не встретит, все равно все будут считать, что они там есть.

– Ты считаешь, что это спровоцирует Серебряный флот на более активные действия против англичан?

– Да. Я надеюсь, это заставит их не только усилить охрану своих судов, но и использовать лучшую меру защиты.

– То есть – нападение? О, моя коварная Хюррем! Но, согласись, логичнее для нас было бы нападать именно на корабли, перевозящие богатую добычу, в то время как успело поживиться какое-то английское судно или нет – неизвестно… Как ты сможешь объяснить, почему османские корабли грабят именно англичан?

– Аллах запрещает грабеж! – Она торжественно подняла вверх палец. – Поэтому отбирать то, что принадлежит по праву, – значит грешить против Аллаха. А вот отобрать у вора – не грех.

– Да, думаю, это достойный аргумент. А может, и в самом деле взять да и издать такой фирман?