Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века
Шрифт:
– Нет, – она чуть не сказала «пойду потусуюсь», – пойду тоже общаться. Здесь так здорово!
Господи, да сегодня просто праздник какой-то! Удача за удачей!
– Простите, прекрасная синьора, мой язык – враг мой; но какой настоящий мужчина удержится от комплимента, видя такие ноги? Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, прелестная синьора, и выражаю свое искреннее восхищение вашей дивной красотой!
Не тонко. Тем более – для дипломата. Какое «восхищение красотой», скажите на милость? Да еще и искреннее! Лица ее он не видит; фигура? В Венеции в моде сейчас совсем другие формы. Подхалимаж чистой воды.
– Я
Пускай пытается разобраться – пошутила она или говорит серьезно.
– И кто же является защитником столь молодой и столь прелестной особы?
– Грозный пират Баба Арудж, повелитель Алжира.
– О! – Посланник поклонился с завидной грацией. – Имея такого покровителя…
– Да, я счастлива иметь такого покровителя, – резко ответила она. Посланник ей не нравился, и если бы не задуманная миссия – она бы с ним больше ни слова не сказала. Поинтересоваться, что ли, куда предыдущий посланник подевался? Хотя, может, тот такой же был. Хитрый тип. С таким следует держать ухо востро. И «нетонкий» комплимент по поводу ее внешности, возможно, являлся продуманным дипломатическим ходом.
– Великий Баба Арудж – величайший пират нашего века!
А вот это уже намек тонкий: дескать, передай своему мужу, что я считаю его великим правителем. Нет, миленький, султану ты будешь говорить все сам, а верить твоим словам или нет – уже личное дело Сулеймана.
– Алжирские пираты вызывают искреннее восхищение своими смелостью и безрассудством, но горе тому, кто попадет в их руки!
– Есть и другие пираты, к которым тоже лучше не попадать, – закинула она пробный камень.
– Ко всем пиратам лучше не попадать, синьора! Особенно хорошеньким молодым женщинам!
Она поморщилась. Задолбал он уже с этими «хорошенькими молодыми женщинами».
Посланник моментально уловил ее настроение.
– Позвольте налить вам вина?
– Я мусульманка. Нам запретны все опьяняющие напитки.
– Вы мусульманка?!
Актер из него никакой.
– Я думаю, вы прекрасно знаете, кто я. И вам, как дипломату, следовало бы вести себя… потоньше.
Она развернулась и направилась в сторону мужа. Сулейман оживленно обсуждал что-то с Ибрагимом и толстым хозяином дома.
Потоньше, тонкий… Прицепилось же слово! И вела она себя, ну, прямо сказать, просто неразумно. Недипломатично. Политик! Пока ты не перестанешь руководствоваться одними эмоциями, Роксолана-Хюррем, ничего тебе не добиться!
– Устала, – с улыбкой сообщила она мужу.
– Уйдем?
Она покачала головой:
– Пока нет.
– Фанты! Фанты!
– Вели… гости затевают игру в фанты; не будет ли столь любезен грозный Баба Арудж принять участие…
– Будет, – милостиво склонил голову султан. – Только я не знаю, как играть в эту игру.
– Каждый игрок дает какую-то безделушку, они и являются фантами. А загадывающий стоит в это время спиной; таким образом, он не видит, кто и какую вещь дал. Потом ему показывают фант, а он называет, что именно должен сделать тот человек, который дал эту безделушку. Ну, например, прочесть стихи или спеть песню. Или что-нибудь смешное – к примеру, залезть под стол и оттуда мяукнуть…
«Вам кажется, что мяукать из-под стола – это смешно»? – было написано на лице Сулеймана,
но, бросив взгляд на жену, он неожиданно согласился:– Только я хочу быть загадывающим.
– Конечно. Кто откажет… великому Бабе Аруджу? – Толстый хозяин поклонился.
Так. Надо сунуть что-то… что-то такое, что Сулейман узнает. Впрочем, он знает все ее безделушки; он не заставит жену делать что-то такое, что ей не понравится. А вот что положит в качестве фанта новый посланник, нужно заметить. Она пока и сама не знала, зачем ей это надо, но была уверена: пригодится. И заметила: тот опустил на серебряное блюдо массивный перстень с топазом. Что же, может, и пригодится. Только вот нужно время, чтобы придумать…
Если она сейчас что-то скажет мужу, получится, что они сговариваются о ее фанте. Как будто он хочет «показать товар лицом» – похвастаться своей женой! Вот бы он вытащил ее фант первым! Только как он догадается?
Но Сулейман догадался. Почувствовал ее взгляд или просто хорошо знал свою жену. Взял с блюда неприметное колечко с бирюзой – такое простенькое кольцо как раз хорошо подходило к ее наряду Коломбины, – и провозгласил:
– Этому фанту – спеть песню.
И посмотрел на жену. Правильно ли понял? Этого ли ты хотела?
Она прикрыла глаза; потом снова открыла, посмотрела с благодарностью. Если она сейчас «отработает» свой фант, потом может «секретничать» с корсаром – это будет выглядеть совсем по-другому. А «секретничать» будет, если только придет в голову, какой «выкуп» заказать обладателю приметного перстня.
А вот что спеть? Пресловутую песню про крейсер «Аврора», что ли? Что-то веселое, итальянское? Когда-то она знала несколько песенок на итальянском языке…
Нет! Она – Роксолана, и она не будет ублажать итальянскими песнями итальянскую публику. Надо что-то народное. Протяжное. Мелодичное. Лучше бы, конечно, подошла какая-нибудь украинская народная песня, ведь «роксолана» означает украинка. Но вот только не помнила она украинских песен. Тут и русскую бы вспомнить… А кстати – почему нет? Что, кто-то из присутствующих сумеет отличить русский от украинского? Да и о чем песня будет, тоже все равно. Главное, чтобы мелодия проникновенная была. И она затянула:
– Ой, то не вечер, то не вечер,Мне малым-мало спалось…Этой песни еще на самом деле не существовало. Да и Степан Разин, которому она посвящена, родится только через сто с лишним лет. Но красоты песни оба эти факта отнюдь не умаляли.
Ей аплодировали. Кажется, искренне, хотя всесильной султанше аплодировали бы в любом случае. Гораздо важнее было то, что то, как она спела, понравилось ей самой. И Сулейману. Показалось – или муж и в самом деле вытер ненароком навернувшуюся слезу?
Пока ей хлопали, она подбежала к мужу и шепнула:
– Перстень с топазом оставь напоследок.
Сулейман удивленно поднял брови.
– Потом объясню.
Если будет что объяснять. Экспромты, сплошные экспромты… Правда, заготовленная загодя речь не годилась для этого посланника. Какой-то он… не такой. Впрочем, не такой – как кто? Как другие посланники? А много ли ты их до этого видела, девочка? Аж ни одного. Не такой, как ты себе представляла?