Зубрилка для Чёрного

— Катюш, — над головой раздаётся знакомый голос, который я сейчас хочу слышать меньше всего. — Что случилось? Этот отбитый тебя обидел?

Я мотаю головой, не отнимаю рук от лица.

— Что тогда? Кать, ответь.

Чужие холодные пальцы обхватывают мои запястья, отнимают руки от лица. Я смотрю в глаза Марка, которые блестят от тревоги за стёклами очков.

— М-м-м-не жить негде, — я пытаюсь успокоиться, сказать фразу ровным голосом, но эмоции берут верх, я вновь всхлипываю.

— Так. Пойдём ко мне в номер. Дэн ушёл в бассейн. Решим твой вопрос.

Парень помогает мне подняться. Хватает мой чемодан, а меня под локоть, и ведёт по коридору. Открывает дверь в свой номер, проводит меня к креслу, в которое помогает сесть. Присаживается передо мной на корточки, с тревогой смотрит в глаза.

— Что случилось?

Я мотаю головой, стираю со щёк слёзы. Говорить сейчас я не могу. Все силы уходят на то, чтобы сдержать поток слёз. Марк поднимается и отходит к холодильнику. Берёт стакан и наливает мне воды.

— Держи. Выпей.

Я благодарно ему киваю и беру в руки стакан, стуча зубами о его край, делаю несколько глотков. Жиглов неотрывно следит за мной. Я ёжусь под его внимательным взглядом, потом опускаю глаза на колени.

— Я понял, что сейчас к тебе с расспросами лучше не лезть. Поговорим, когда ты успокоишься. Сейчас у нас обед, Кать. Ты переодеваться будешь?

— Да, — киваю.

— Хорошо. Я пошёл вниз, а ты можешь переодеться в моей комнате. Дэн не вернётся.

— Хорошо. Спасибо тебе большое, — шмыгаю носом и вытираю слёзы со щёк.

— Не за что, Катюш, — парень расплывается в улыбке.

Подходит ко мне, склоняется и вдруг целует меня в щёку. Я крупно вздрагиваю и отшатываюсь. Смотрю на парня с недоумением и испугом. Марк делает вид, что ничего не замечает. Выходит из номера, а я, убедившись, что осталась одна, подхожу к чемодану. Кладу на пол, открываю и достаю джинсы и свитер. Сначала кладу на край кровати, расстёгиваю свою тёплую кофту, но кидаю взгляд на дверь, которая в любой момент может открыться и в номер кто-то зайдет.

Я подхватываю вещи с кровати и захожу в ванную комнату. Кидаю взгляд на себя в зеркало и отшатываюсь. Всё лицо красное, губы опухли, глаза стали узкими и сильно покраснели. Я снимаю очки, собираю волосы в пучок на макушке, умываюсь прохладной водой.

Снимаю с себя тёплую одежду, в которой ехала. Складываю аккуратной стопкой на полке, тянусь к джинсам и вздрагиваю, с огромным трудом сдерживаю испуганный вскрик, когда раздаётся громкий грохот. Будто кто-то выламывает дверь. Я выпрямляюсь. Пячусь к раковине, пока не упираюсь в неё поясницей. За дверью в ванную комнату раздаются тяжёлые шаги. Как в замедленной съёмке, вижу, как опускается ручка. Кто-то с той стороны дёргает дверь. А когда осознаёт, что она заперта на замок, дёргает со всей силы.

Заглушить испуганный вскрик не выходит. Вижу, как вырывается кусок косяка, когда дверь распахивается. Широко распахнув глаза, я смотрю на вошедшего. И переступаю ногами на месте, глядя на разъярённого, тяжело дышащего Игната.

Он облачён в белую майку, которая облепляет его торс. Я перестаю слышать звуки. Я перестаю видеть окружающий меня мир.

Всё сейчас концентрируется на нём. На этом огромном и доведённом до крайней степени бешенства парне. На его широких, невероятно широких плечах. Они бугрятся мышцами. Под смуглой кожей, резко контрастирующей с белой майкой, будто тугие канаты перекатываются. Его ноги широко расставлены. Кулаки сжаты с такой силой, что даже без очков я вижу, как сильно побелели костяшки пальцев. Нервно сглатываю. Облизываю потрескавшиеся губы. Чувствую, как тут же начинает щипать абрис. Но я не обращаю на это внимание. Весь мой мир сейчас сосредоточен на парне, который ледяной скалой застыл в проёме.

Я поднимаю глаза на его лицо. И забываю, как правильно выполнять самое простое, жизненно необходимое действие — забываю, как правильно дышать. Как правильно делать вдох, чтобы воздух поступил в лёгкие. Я теряю себя. В его зрачках. Двух чёрных провалах, которые поглощают. Которые утягивают на самое дно, как две воронки. Как две чёрные дыры. Окажешься в них — никогда не вынырнешь. Никогда не вернёшься. Это верная погибель.

Молодой человек смотрит на меня так, будто готов кинуться вперёд и растерзать меня. В его карих глазах столько эмоций, что меня будто в котёл с кипятком опускают.

Игнат выдыхает сквозь стиснутые зубы, а взглядом начинает медленно скользить по мне, застывшей в нелепой позе у раковины и заламывающей пальцы от страха и волнения. Игнат не прикасается ко мне. Стоит в семи шагах от меня. Но мне кажется, что его взгляд осязаем. Будто не глаза изучают мои стопы с поджавшимися пальчиками, а шершавые подушечки пальцев скользят медленно. Изучают. Царапают.

Он уже прикасался ко мне. И я точно знаю, что чувства, которые вызовут его прикосновения, будут именно такими. Обжигающими. Вызывающими дрожь и мурашки.

Мне бы вспомнить про правила приличия. Прикрыться руками. Схватить полотенце и обмотаться им. Но… Но я не могу. Взгляд Игната сковал меня. По рукам и ногам. Невидимой рукой сжал горло, не позволяя сделать ни единого вдоха.

Тёмные глаза скользят выше. По щиколоткам, к коленкам. Слышу хруст — это Игнат сжал кулаки. А затем сглотнул тяжело, будто в горле что-то мешало. И продолжил скользит взглядом дальше. По бёдрам.

Игнат криво усмехается и с хрипом, будто он простудился, выдыхает:

— С котятами…

Я вздрагиваю от звучания его голоса. Мне мерещится, что тысячи острых иголочек вонзились в мою кожу. Огненных. Жгучих. Превращающих и без того горячую кровь в лаву. В грудной клетке, где сердце часто бьётся, так странно всё опаляет. Что даже хочется голову опустить и проверить — не развёл ли кто-то там костёр. Но я слишком заворожена взглядом Игната, его кривой улыбкой, которая совсем не кажется весёлой. Скорее напряжённой. Вымученной. Болезненной.

Создаётся ощущение, что молодой человек с огромным, просто титаническим трудом держит себя в руках. Что любой звук, любое неосторожное движение с моей стороны сорвёт все стоп-краны. Поэтому я не шевелюсь. Только в красивое лицо вглядываюсь. Отслеживаю направление его взгляда. Вот он скользнул с бёдер выше. На подрагивающий живот, обвёл пупок и заскользил выше. К часто вздымающейся и опадающей от частого и надсадного дыхания груди, скрытой тканью спортивного телесного топа.

Мне кажется, что меня ударяют по затылку чем-то тяжёлым, когда Игнат пробегается языком по губам. Они настолько соблазнительно начинают блестеть, что я думаю лишь об одном: что, если сократить расстояние и прижаться к его рту губами? Узнать, насколько мягкие его губы. Насколько горячие. И насколько вкусные.

Но я не осмеливаюсь пошевелиться. Продолжаю стоять в нелепой, смешной позе, как мышь под веником.

Глаза Игната ловят в губительный плен мои. Молодой человек вскидывает руку и проводит ладонью по волосам. Взъерошивает их, приводя в полный беспорядок.