Зубы настежь

– Сколько осталось до земель принцессы?

Он поглядел подозрительно, усы поднялись кверху как у кайзера Вильгельма:

– Что, прибил кого-то?

– Парочку, – признался я.

– Ого!

– Да не совсем я, – сказал я торопливо, – просто так получилось...

– Ну-ну, – сказал он саркастически. – Сморозь еще, что их медведь задрал или еще какую дичь!

Я раскрыл рот, застыл, в самом деле чувствуя, что все, что могу, это только сморозить новую глупость. Со стороны это выглядело, словно я прислушиваюсь к далеким звукам, слышимым только такому опытному воителю, как я, водивший зеленые орды орков на проклятых гнусных людей.

Воевода тоже начал прислушиваться, даже шлем снял и держал у груди обеими руками. Наконец на суровом лице отразилось сомнение. Я увидел как потрескавшиеся от жары губы шевельнулись, он готовился что-то узнать...

...в это время в далеких глубинах земли прогрохотал подземный гром. Он был почти на грани слышимости, но воевода встрепенулся, а на меня посмотрел с великим почтением.

Подземный грохот докатился как морская волна. Земля дрогнула и слегка качнулась под ногами. Воины, что уже дремали возле двух костров, с руганью вскакивали на ноги. Из шатра принцессы с визгом выбежала голая служанка с длинными распущенными волосами.

На дальней стороне поля, почти на опушке леса, деревья затрясло. Сильный удар изнутри вздыбил землю, там словно взорвался грохочущий вулкан. Пласты земли вместе с парой деревьев взметнуло вверх, черные комья рассыпались как стая галок. Из огромный воронки поднималась яркокрасная туша, вся с головы до ног закованная в блестящий камень. Она походила на приземистый танк, выходящий из зоны ядерного удара: с округлыми оправленными краями и застывшими потеками металла.

В нашу сторону пахнуло жаром. Воевода вскинул в ужасе:

– Это же... это же древний бог зелакхов!.. Кто его призвал?

Старый воин на глазах стал белым, только остатки обгорелых волос оставались коричневыми, закрученными как у эфиопа, да усы несгибаемо торчали остриями кверху. Глаза не отрывались от чудовища, от которого в самом деле веяло мужской несокрушимой мощью.

Я поискал глазами своего коня, а воевода набрал в грудь воздуха и закричал зычно:

– Всем по коням!.. Ничего не брать!.. Во-о-он к тем скалам во весь опор!

– А что, – крикнул я, – он сам по себе не может...

– Нет, – огрызнулся воевода. – Это же бог!

Понятно, какая-то сволочь из отряда, стремясь выполнить задание не допустить принцессу до ее земель, призвала это чудовище. Не думая, что и ей придется не сладно.

Или же знал, но когда дело о долге перед своим Отечеством, то что значат наши жалкие жизни?

За нашими спинами был конский хрип, женские крики, лязг железа. Чудовище поднялось с четверенек и разогнулось во весь рост. Древний бог зелакхов был почти человек, только не бывает человека в два моих роста, весом со штурмовой танк, а кремнийорганическая броня на нем вовсе не доспехи, а собственная шкура, которую, чувствую, моим мечом даже не поцарапать. Надбровные дуги нависали как уступы скал, из темных впадин блеснули багровые огоньки лазерных прицелов.

Конь под воеводой пятился. Я как сквозь вату услышал измененный голос воеводы:

– Не вздумай!.. У комара в костре больше шансов...

Огромная голова со скрипом развернулось в нашу сторону, похожая на бронированная башня на линкоре. Комья земли при движении ссыпались с его плеч, там поверх брони торчали острые шипы. На вообще все тело чудовищного бога оказалось усыпано шипами, блестящими и с виду куда прочнее, чем наши мечи и топоры.

Оно сделало шаг в нашу сторону, мы разом повернули коней. В спину толкнуло страшным ревом. Волосы затрещали, словно догонял лесной пожар, но я не оборачивался, приник к гриве. Копыта стучали настолько часто, что стук сливался в сплошную дробь. Воевода даже привстал в стременах, лицом же зарылся в конскую гриву, спасаясь от встречного ветра.

Впереди неслись, подгоняемые страхом, стражники, за ними виднелись рыжая лошадка принцессы и белый конь герцога. Слуги, как и положено слугам, неслись самыми первыми, чтобы успеть оказаться на месте раньше господ, разжечь костры, натянуть шатры и приготовить ужин.

Ужасный рев потряс воздух. Чудовищный бог зелакхов выбрался из ямы, огромными прыжками погнался за нами. Медленное, с виду неуклюжее, тем не менее каждый его прыжок равен трем конским скокам, и хотя этот бог двигается по-божески медленно, я с дрожью в спине чувствовал, что зверь разогревается, а прыжки учащаются.

Воевода высвободил из конской гривы лицо, оглянулся. Я видел на его лице страх.

– Скорее... – прокричал он. – Надо к горам....

– А что там?

– Там...

Ветер унес его слова, я закричал снова:

– Помощь?

– Какая к черту...

– Так что же?

– Авось, узкий проход... или что еще...

Я сжался в ком, впервые чувствуя себя беспомощным и жалким. Отсюда горы выглядели монолитной черной стеной в сотни верст длиной. На темном небе зажглись звезды, из-за зубчатого края гор выступил блистающий горб. Луна поднималась так же неспешно, как и двигался за нами бог, до в движениях обоих чувствуется одинаковая неотвратимость.

– Мы... – крикнул я, – не доскачем!

Ветер срывал и уносил слова. Воевода все же услышал, крикнул:

– Почему?

– Горы далеко!

– А что предлагаешь ты?

Я стиснул зубы. Даже если доскачем, хотя горизонт здесь еще дальше, чем на Земле, что будем делать, если отыщем самую широкую щель разве что для моего мизинца?

Земля часто-часто гремела под копытами, но и все чаще вздрагивала тяжело и со стоном, а рев за нашими спинами гремел громче, в нем чувствовалось нетерпение зверя, что настигает добычу.

Наши кони не мчались, а летели, впереди вырастали спины пригнувшихся дружинников. Их кони вытянули шеи, как гуси, что стремятся уйти от погони, копыта бешено выбрасывали комья земли.

Мы с воеводой все так же мчались в стремя в стремя, пригнувшись, молча. Он на скаку склонился к подпруге, ослабил чуть. Мой вороной мчался ровно и мощно.

На чуть посветлевшем небе медленно и пугающе плыла бледная как смерть вторая луна, огромная как Юпитер с Ганимеда. Мы мчались дальше, не сбавляя галопа. За второй луной проплыла третья, две предыдущие побледнели и странно угасли, не коснувшись горизонта.

Хотя летом ночи коротки, но все же когда закричали петухи, я с изумлением посмотрел на небо. Звезды блекли, справа в рассветном полумраке проступили в утреннем тумане зубчатые стены какого-то града.

Пастух из раскрытых ворот выгонял огромное стадо прямо в предрассветный туман.

На востоке поднялась заря, я уже отчетливо видел скачущего рядом воеводу, мрачного и нацеленного. Он несся на своем хмуром коне как бык, разрывая туман в клочья

Мой конь на ходу прядал ухом, слушая на скаку мои понукания, только скосил умный живой глаз, коричневый, с голубоватой каймой по белку. Пена уже клокочет во рту, падает клочьями, на боках вздувается горячий пот, его срывает встречным ветром.