Звенья и зёрна

4. Прощание Сент-Экзюпери

Покуда есть Париж, еще я жив и молод, Пусть не вернусь к нему из дальней стороны, Мне только надо знать, что существует город, Бессонный свет, и бред, и странный звук струны. Осенний терпкий вкус трагической свободы, Всеведенье и смех, любовь и слепота… Его бессонный свет проплыл под самолетом, Бездонная вокруг открылась чернота. Покуда есть Париж, еще я жив и молод, Где б ни был — встрепенусь и потянусь к нему, Но и во сне боюсь, что подступает холод, Что брошен он один во тьму, во тьму, во тьму…

«Под рок-музыку аварийности…»

* * *

Под рок-музыку аварийности век идет к своему завершению: перевыполнен план трагедийности, переполнена чаша терпения, а там-там и днесь: — Атом там и здесь! Мировой бедлам сочинен адом: был сперва Адам, чтоб в конце — атом? Где Орфей? Где его искусство, чтоб на лире серебряной месяца подтвердить, что такое безумство и в безумных мозгах не уместится!

Африканская мозаика

1

…Голый негр на пальму взбирается быстро, на закорках грохочет битлами транзистор, и московский мой быт, он не так одинаков, если Африка в нем восклицательным знаком, ах, лагуну добавь, деревушку на сваях, за моторкой угнавшихся вплавь чертенят-попрошаек, это было — когда? — над Москвою морозной черный блик — африканский мираж светоносный.

2

…Разгоняется лайнер, и в небо, и вскоре под крылом, как открытка, Средиземное море, а под вечер над джунглями пар, словно вата, в океан кипятильником брошен экватор. Что за ночь! В Дуала — это порт в Камеруне — приземляется «Боинг» парной — в июне — воздух душно пахнет французским мылом, дождь дымится, как душ — не вчера ль это было? — только время — не то, что считает Европа, а вращенье вселенского калейдоскопа, его вертят клешнями гигантские крабы: костяные, сухие, как смерть, баобабы.

3

…По пустынной саванне спешит голубая машина — это в Африке было, посредине Бенина — вдруг, как радужный смерч, толпясь и блистая, налетает безумная бабочек стая — от песков до небес, ни конца ей, ни края, но с налета — о господи! — горе немое: смерть цветасто пятнает стекло ветровое. «Тормози! Мы врываемся в рай, как убийцы!..» — это в Африке было, в Москве повторяется, снится — мчатся бабочки снова, большие, как птицы, золотые, лиловые, алые, черные, небывалые, обреченные…

«Вдруг, проснувшись в казенной постели…»

* * *

Вдруг, проснувшись в казенной постели, Не поймешь, где какая страна… Забываешь названья отелей, Мимолетных знакомств имена. Роль уюта во временном доме Исполняют диван и плафон. Говоришь «чемоданы в мой номер», Через день выметаешься вон. Ни к приемнику, ни к одеяльцу, Ни к цветам, ни к пейзажу в окне Привязаться нельзя постояльцу — В сроке истина здесь и в цене. Расщепляется миг, где обратный Счет ведется отпущенным дням… По путевке Париж однократный Выдается до вторника нам. Выдается до пятницы море, Вырывается время из рук. И гостиница, и санаторий — Краткий курс философских наук. Сдай ключи, не ищи милосердья. Репетиция смерти — отъезд Или сон. Но, быть может, бессмертье, Как бессонница, нам надоест. Так да здравствует жизнь, где начало И конец застолбит божество Расписания. Времени мало? Будем жить. Это лучше всего!

Полоумный

Я научен теперь, я научен я прикинусь нормальным, иначе будут снова ловить и настойчиво мучить. Делать нечего. Поутру просыпаюсь, иду умываться, хлещет кровь из открытого крана, ничего, я беру полотенце, отпечаталось красным лицо, всё в порядке, я к вам выхожу, напевая игривый мотив, все довольны, и завтрак на столике, — в этом мире никто не убит.

Хеппи-энд

Все кончилось благополучно. Волков почуя, бараны еще теснее сплотились вокруг своего пастуха, когда он вскинул двустволку, и волк закружился, раненый, бросился пес на хищников, и те ушли от греха. Все кончилось благополучно, как я вам сказал заранее. Садилось кровавое солнце, лучи посылая вкось. Пастух в тулупе овчинном задумчиво ел баранину, и преданный пес лениво глодал баранью кость…

«Ах, Кавказ! Это слишком красиво…»

* * *

Ах, Кавказ! Это слишком красиво. Расписной, как рекламный буклет, Где магнолия вышла счастливо За самшит, кому тысяча лет, Где для пальмы, мимозы и розы Просветляется моря хрусталь, Где поэзией выглядит проза И блаженством зовется печаль, Где друзья тебе трижды воздали За весь род и еще наперед… Обжигаючи пальцы, хинкали (И урча) отправляешь ты в рот. Цепи гор — в три ряда перспектива, И классический туч караван… Ах, Кавказ, это слишком красиво! Но картинка надорвана криво: Ветер, холод, — ночной ураган,— Шторм буянит, как пьяный погромщик, Хлещет ливень по окнам, все громче, Дребезжит на балконе стакан…

Конец сезона

Последние дары календаря — Минуту солнца упустить досадно. О, этот лунный климат сентября! — Одной щеке тепло, другой прохладно. На пляже общество. Но от и до… Вот убыл тот. Вот появилась эта. Здесь не укореняется никто: Заказаны обратные билеты. Здесь глубже понимаешь: всё течет. Уже закрыто лето на учет. Мы сходимся, любезно тараторя, Временщики у вечных гор и моря. Дни осени прощально хороши, Но пляжники расставлены все реже, И наконец у моря — ни души, Лишь ветер подметает побережье.

«Закончив дела и не споря…»

* * *

Закончив дела и не споря с моей сухопутной судьбой, последние годы у моря провел бы с самим я собой. И в солнце и в дни непогоды я стал бы у моря бродить, чтоб все мои годы, все годы додумать, довспомнить, забыть.

Отзвуки юности

I

Юность — это варианты рая, Впереди дорог не перечесть, И мне сладко медлить, выбирая, Ведь пока не выбрал — выбор есть. Мой он, расширяющийся личный Мир. Со всеми поделиться рад Я своим богатством неприличным, Ведь пока не выбрал — я богат. Так себя я тешил для отвода Глаз, призваньем на заметку взят. Все же — безответственность, свобода, Молодость — бессмертье напрокат!