Зверь

– Здравствуй, тетя Маша! Ты не волнуйся. Думаю, что на этот раз все обойдется. Просто у меня к нему есть разговор. Он дома?

– Дома.
– Она махнула рукой в сторону двери, ведущей в большую комнату.
– С рыжей своей.

– С Клавкой?

– Ну а с кем же еще.

Я подошел к двери, приложил к ней ухо, прислушался. Тишина. Спят голубки. Натрахались, а теперь отсыхают. Что ж, тем лучше. Не скажу, что их пробуждение будет приятным, но то, что неожиданным - это точно. Я распахнул дверь и заорал благим матом:

– Подъем!

Спавший с краю дивана-кровати Тугрик вскочил, ошалело уставился на меня совершенно безумными глазами. Решив, что ему сниться кошмар в виде улыбающегося мента, энергично протер глаза кулаками. Но ведение не исчезло. Поняв, что все это ему не снится, он повел могучими плечами и взревел громче пожарной сирены и страшнее трубного крика бизона в брачный период:

– Какого х.. тебе тут надо, мент поганый!

А его "мавр"... Ё-маё! Картина не для слабонервных. Это же милицейская дубина, а не человеческий орган. Он у него что, постоянно "готов к труду и обороне"? Скорее всего он буйствует с "голодухи" после восьмилетнего воздержания.

– А ну прекрати лается, кобелина!
– строго сказал я.
– И прикрой свое безобразие. Ты же не на уроке анатомии.

– Да пошел ты!
– огрызнулся Семен и направился к двери, но на его пути решительно и неприклонно встал мой младший товарищ. Тугрик остановился. Человеком он был ученым и понимал, что любое физическое насилие над ментом может быть разценено, как сопротивление. А за это ему корячился срок, и срок, с учетом его "безупречной" биографии, немалый. Он оглянулся на меня и нерешительно спросил:

– Чё, отлить нельзя что ли?

– Ну за кого ты нас, Сеня, принимаешь? Мы ж не инквизиторы какие-нибудь, а простые российские менты. Игорек пропусти человека по нужде.

– Здравствуйте, Дмитрий Константинович!
– Из-под одеяла показалась круглая физиономия Мани-мани с всклокоченными химкой рыжими космами.

– Здравствуй, Клавдия! Дождалась своего ненаглядного?

– Ох, дождалась, Дмитрий Константинович! Прям даже не верится. А вы что, опять по наши души? Когда только от вас покой будет.

– Что-то ты Мани-мани больно говорливая стала. Не к добру это. Вставай, у нас к вам обоим разговор есть.

– А я чё? Я не чё, - забеспокоилась Поливанова.
– Если Сенька опять что натворил, с него и спрашивайте. А я ничего не знаю.

– Ну-ну, знаем мы эти сказочки про белого бычка. Ты и прошлый раз ничего не знала.

– И прошлый раз не знала. За что вы меня обижаете, Дмитрий Константинович?! Чего я вам такого плохого сделала?!
– запричитала Мани-мани.

– Кончай базар, Клава, - насмешливо проговорил я.
– Ты ведь прекрасно знаешь, что меня этим не разжалобишь. Вставай.

– Отвернитесь, пожалуйста!
– кокетливо проговорила она.

Я отвернулся, подошел к Игорю, прошептал ему на ухо:

– Возьмешь с этой шалавы объяснение. Главное - нас с тобой интересует прошедшая ночь.

– Понял, - кивнул он.

– Дмитрий Константинович, а мне можно в ванну?

– спросила Поливанова. Теперь на ней было красивое цветастое платье с глубоким вырезом. За эти восемь лет она здорово сдала, постарела, располнела, но все ещё оставалась миловидной и аппетитной бабенкой.

– Можно, Клава, можно, - разрешил я.
– Потом расскажешь этому молодому человеку все, что его будет интересовать.

– Хорошо, Дмитрий Константинович.

Мани-мани с Игорем ушли. Вернулся Зеленский. Теперь на тем было линялое, пузырившееся на коленях трико и клетчатая рубаха. Настроен он уже был миролюбиво. Покрутил головой, усмехнулся:

– Ну ты, в натуре, даешь! Так забазлал, что я от страха едва в окно не сиганул. У нас в армии старшина роты такие концерты откалывал. Ну.

– А ты в армии служил?

– Служил. С нее-то все и началось.

– В каком смысле?

– Врезал одному козлу капитану по морде и схлопотал два года дисбата. Ну и покатилось все в тартарары.

– Как это случилось?

– На танцах в солдатском клубе этот козел стал приставать к моей девушке. Я ему и так, и эдак - не понимает. Ну и не сдержался. А, что вспоминать!
– махнул Семен рукой.
– Ты-то зачем опять заявился?

– Разговор серьезный имеется.

– Да чистый я, начальник. Бля буду, чистый!

– Верю я тебе, Сеня. Но, похоже, кто-то на тебя имеет большой зуб.

– Не надо ля-ля, начальник, - зло рассмеялся Тугрик.
– Туфта это. Фуфло. Знаю я ваши ментовские приемчики. Не на того напал. Понял?

– Дурак ты, Тугрик, и не лечишься. Я тебе когда-нибудь лапшу на уши вешал?

– Да вроде нет. Так с тех пор сколько воды утекло. Со временем люди меняются.

– Люди-то меняются - это верно, - согласился я.
– Только ты не меняешься. Как был пеньком, так пеньком и остался.

– Почто оскорбляешь, начальник?!
– обиделся Тугрик.

Теперь я был на все сто уверен, что Зеленский не совершал убийства. Есть у нас такое понятие, как улики поведения. Так вот, эти самые улики поведения Семена полностью подтверждали мою версию - кто-то пытается пустить нас по ложному следу. Определенно. И этот кто-то имеет веские основания подставить именно Тугрика. А это уже кое-что. И я решил играть в открытую. Спросил напрямую:

– А ты знаешь, что твоего бывшего подельника Свистуна убили?

– Ври больше!
– вновь не поверил Тугрик. Однако глаза его обеспокоенно забегали.

– Нет, я так не могу работать! Сеня, откуда такое недоверие к родной ментовке?

– Я его вчера вечером видел живого и здорового. Этот хорек ещё нас переживет.

– Когда это было?

– Чего?
– не понял Зеленский.

– Когда и где ты его видел, дубина?

– Где, где. Дома конечно.

– Он к тебе приходил?

– Да нет, у него дома. Я к нему вчера раза три заходил, но никак не мог застать. Уже часов в десять вечера застал.