Зверь

То, что Закиров врал, было и без того ясно. Если размер следов соответствовал тому, что он показал, то сам волк, если прикинуть по пропорциям, ростом должен быть не меньше трехэтажного дома. А то и поболе. Вопрос в том - насколько преувеличил стрелок.

– Конечно, брешет, - согласился с Тарасом башкир.
– Я таких здоровых в жизни не видел, а уж у нас-то волков - тьма. Особенно ближе к Уралу.

– А ты пойди и проверь, - предложил Татарин.

Сафин не заставил просить себя дважды, скрылся в кустах и надолго потерялся. Вернулся следопыт минут через пятнадцать, когда бойцы начали порядком беспокоиться, а я успел выкурить две с половиной сигареты. Ему даже говорить что-то было не обязательно - по выражению лица Наиля все поняли, что Булат соврал ненамного.

– Действительно, волк, - озабоченно произнес он.
– Здоровый, зараза. В жизни таких следов не видел. Пришел оттуда, - башкир махнул рукой на запад.
– А ушел... ушел он туда, - боец показал на юго-восток, куда лежал и наш путь.

– Сдается мне, что кто-то хреново нас ночью охранял, - подметил Маркин.

– Может, ты нас и охранял херово?
– предостерегающе сузил глаза Юра.

– Так, отставить, - крикнул я.
– Он в нашу с Калачом смену приходил.

И я рассказал про этот крайне неприятный эпизод. Мужики слушали с еще большим интересом, чем вчерашнюю байку Татарина. Ну, еще бы! Или дела давно минувших дней, случившиеся больше десяти лет назад и в нескольких тысячах километров отсюда, или же нечто, произошедшее давеча ночью, на расстоянии в несколько десятков метров от спящего отряда. Даже пилот сбитого разведчика внимательно прислушивался, хотя, скорее всего, мало чего понимал.

– Шевелиться быстрее надо, - сделал вывод Паша.

Тарас - и тот промолчал, не заявив что это - брехня. Но с Елисеевым никто и не спорил.

– Хер-ли расселись тогда?
– прикрикнул я.
– Aufgesessen!

Два бронетранспортера, заляпанные грязью, окропленные кровью, с опаленными боками, продолжили путь. Последний отрезок на пути "туда", а ведь предстояло еще "обратно", которое обещало быть не менее веселым. Не знаю, какие настроения были в головной машине, но не думаю, что атмосфера сильно отличалась от той, что была в командирском броневике. Я начинал понимать, что чувствовал Колумб перед тем, как команда "Санта Марии" едва не отправила за борт искателя приключений. Приключений, в первую очередь - на собственную задницу с самым чувствительным органом - волосами на ней.

Спокойным казался только Лешка. Но я слишком хорошо знал Калача, чтобы понимать, что его спокойствие - лишь внешнее. Положив ладонь на рукоятку своего чудовищного револьвера, сержант сидел, прикрыв глаза, покачиваясь в такт мерному колыханию бронетранспортера по волнам дороги. Булат нервно теребил 12,7-миллиметровый бронебойно-разрывной патрон к В-94. Даже я поймал себя на том, что все чаще и чаще поглядываю в сторону серебряной сабельки, презентованной Игорем.

Расчетные тридцать километров, как это ни странно, оказались таковыми лишь на карте. На деле, поплутав по горам, мы намотали все сто, а то и больше. Не раз вспомнились детские головоломки из журналов типа "Веселые картинки", где надо было вывести Мурзилку/Чиполлино/Илью Муромца (ненужное зачеркнуть) из лабиринта. Нет, даже круче! Провести по лабиринту мышь к сыру, минуя кота и мышеловку! На практике, даже в пятилетнем возрасте, такие задачи решались очень просто - берется карандаш и ластик. Ведем карандашом от мышонка по каверзному запутанному пути, если упираемся в тупик, или, не приведи Бог, в кота - стираем линию до последнего поворота, и идем по другой дороге.

Казалось бы, чего уж легче, в условиях реальной жизни провести такую же операцию с картой, и добраться до сыра, избежав когтей кота и стального захвата мышеловки? На словах оно, конечно, все легко. А на деле - хрен там. В горах, в настоящих горах, а не тех, что нарисованы на карте с линиями топографии и промерами высот, там, где должна быть дорога, находился обрыв. Или отвесная скала. Или ущелье. Складывалось такое впечатление, что оборотнем был, если вообще был, не только волк - но и горы, и карта.

По старинному поверью, если оборотень кусает человека, тот тоже превращается в оборотня. Бред, конечно. Если следовать логике, то через пару десятков лет таких превращений на всей Земле остались бы одни оборотни. Какой там! Здесь я не обломался, и, вспомнив математику за десятый класс, произвел нехитрые расчеты, и пришел к ужасающему выводу - если бы каждый новый оборотень на следующее полнолуние кусал хотя бы по одному человеку, которой, свою очередь, тоже превращался бы в оборотня и так далее, то меньше, чем через три года человечество перестало бы существовать! Но это - нормальная логика нормального, здравого человека, коим, как это ни странно, я продолжал считать себя. Однако, если продолжать верить легендам, то получается, что оборотень укусил каждый камень, каждый кустик, каждую травинку и каждую пылинку, и даже карту, и теперь они превращались во все, во что им заблагорассудится.

Часа через два пути, после того как я вспомнил прогрессии, меня больше занимал вопрос размножения оборотней, нежели бесконечные плутания по горам. Все испортил Калач. Оставив в покое свой миниатюрный дробовик, сержант сверлил меня взглядом, давая понять, что что-то хочет сказать. Причем это "что-то" явно не было просьбой остановиться, дабы поставить струю в угол - здесь бы он не робел. Да и вообще, если вспомнить, Лешка - из тех людей, которые говорят, ежели что-то хотят сказать. Или молчат, если такого желания нету. И чаще случалось именно второе, за что кандидат в мастера спорта получил в личное дело огромный плюс.

– Говори уже, - не стерпел я.

– Евген, ты же знаешь... я родился не в самом Новосибе, а в деревеньке недалеко от него. Петровка называлась. Не в честь того Петра, а помещика Петрова, которому она принадлежала когда-то. Дед мне еще рассказывал - перед войной во всем селе куры пропадать по ночам стали.

Татарин, любитель погреть уши, едко усмехнулся. Куры, мол - великое дело. Здесь люди пропадают - и ничего. Впрочем, он не учел, что в те далекие трудные времена ценность курицы, дающей бесценное мясо, молоко, яйца и мех, была намного выше человека, эти ценности потребляющего.

– Смейся, смейся, - продолжал боксер.
– Устроили засаду, и ночью увидели, как огромная черная собака залазит в курятник, а вылазит оттуда с курой в зубах. Шмальнули по ней из трехлинейки, лапу перебили. Ну, собака куру бросила и огородами ушла. А на следующее утро бабка, вдова кулака, еще во времена гражданской расстрелянного, с забинтованной рукой появилась. Типа, дрова рубила, и порезалась.

Булат уже гоготал вовсю. Даже я не смог скрыть усмешки.

– Ну про нее и так знали, что ведьма, - с невозмутимым видом рассказывал сержант.
– Так что порешили ее - и все. Самое интересное - куры-то пропадать перестали!

– Весомый аргумент!
– выдавил из себя между приступами неконтролируемого веселья Закиров.
– Да подохла та собака где-нибудь, вот и все.

– А лапа?
– продолжал настаивать на своем Алексей.

– Ну, не повезло бабке, куда деваться?
– ответил стрелок.
– Совпало неудачно, вот и все.

– Но куры-то пропадать перестали!
– привел самый весомый довод Калачев.

– Ой, Лешка, уморишь меня, - произнес я, стараясь глубоко дышать, чтобы прекратить смех.
– Давайте, наконец, договоримся. Не бывает оборотней, зеленых человечков, вампиров, упырей и вурдалаков. Нет, упыри бывают - за штурвалом сидит один. Бред все это, сказки. Брехня! Das ist alles erstunken und erlogen!

– А в Германии?
– не сдавался боец.
– И америкоз что сказал? Оборотень!

– Ну, wei? der Teufel, что там в Германии произошло - еще разобраться надо. А янкель еще и сказал, что был на учебном задании. Этому тоже верить?

– Хорошо, - медвежонок извлек главный козырь.
– А сегодня ночью?

– Ну, сегодня ночью...
– развел я руками.

Действительно, от этого события никуда не деться. Был же кто-то, что даже мне страшно до потери пульса было. И оставил после себя волчьи следы. Сказать, что этого не было, я не мог, потому что оно было!