Зверобой (Художник Г. Брок)
Шрифт:
— Быть может, он думал, что мы спим у себя в каюте, Юдифь, и решил подплыть ближе к «замку». Ведь ты знаешь — ковчег часто передвигается по ночам.
— Это правда, Гетти, должно быть, так оно и было. Южный ветерок немного усилился, и они, вероятно, отплыли вверх по озеру…
Тут Юдифь запнулась, ибо едва она произнесла последнее слово, как вся окрестность внезапно озарилась ослепительной вспышкой. Затем прогремел ружейный выстрел, и горное эхо на восточном берегу повторило этот звук. Миг спустя пронзительный женский вопль прозвучал в воздухе. Грозная тишина, наступившая вслед за тем, показалась еще более зловещей. Несмотря на всю свою решимость, Юдифь едва смела перевести дух, а бедная Гетти закрыла лицо руками и дрожала всем телом.
— Это кричала женщина, Гетти, — сказала Юдифь очень серьезно, — и кричала от боли. Если ковчег двинулся с места, то при таком ветре он мог отплыть только к северу, а выстрел и крик донеслись со стороны мыса. Неужели что-нибудь худое случилось
— Поплывем туда и посмотрим, в чем дело, Юдифь. Быть может, она нуждается в нашей помощи. Ведь, кроме нее, на ковчеге только мужчины.
Медлить было нечего, и весло Юдифи сейчас же погрузилось в воду. По прямой линии до мыса было недалеко, а волнение, охватившее девушек, не позволяло им тратить драгоценные минуты на бесполезные предосторожности. Они гребли, ни с чем не считаясь, но индейцы не заметили их приближения. Вдруг сноп света, брызнувший из прогалин между кустами, ударил прямо в глаза Юдифи. Ориентируясь на него, девушка подвела челнок настолько близко к берегу, насколько это допускала осторожность.
Сцена, разыгравшаяся в лесу, была отлично видна из лодки. На склоне холма собрались все обитатели лагеря. Человек шесть или семь держали в руках смолистые сосновые факелы, бросавшие мрачный свет на все, находившееся под сводами леса. Прислонившись спиной к дереву, там сидела молодая женщина. С одной стороны ее поддерживал часовой, чья оплошность позволила Гетти убежать. Молодая ирокезка умирала, по ее голой груди струилась кровь. Острый специфический запах пороха еще чувствовался в сыром и душном ночном воздухе. Юдифь с первого взгляда обо всем догадалась. Ружейная вспышка мелькнула над водой невдалеке от мыса: очевидно, стреляли либо с челнока, либо с проплывшего мимо ковчега. Должно быть, неосторожное восклицание или смех направили полет пули, ибо стрелок, наводя ружье, вряд ли мог руководствоваться чем-либо, кроме звука.
Вскоре голова жертвы поникла и тело склонилось на сторону, подкошенное смертью. Затем одновременно погасли все факелы, кроме одного, и печальный кортеж, уносивший тело в лагерь, можно было рассмотреть лишь при тусклом мерцании этого одинокого светоча.
Юдифь вздрогнула и тяжело вздохнула, снова погружая весло в воду. Челнок бесшумно обогнул оконечность мыса. Зрелище, которое только что поразило ее чувства и теперь преследовало воображение, казалось ей еще страшнее, чем даже вид недолгой агонии и безвременного конца погибшей девушки. При ярком свете факелов Юдифь увидела высокую прямую фигуру Зверобоя, стоявшего возле умирающей с выражением сострадания и как бы некоторого стыда на лице. Впрочем, он не выказывал ни страха, ни растерянности, и по взглядам, устремлявшимся на него со всех сторон, легко было догадаться, какие свирепые страсти бушевали в сердцах краснокожих. Казалось, пленник не замечал этих взглядов, но в памяти Юдифи они запечатлелись неизгладимо.
Возле мыса девушки не встретили ни одного человека. Молчание и тьма, такие глубокие, как будто лесная тишина никогда не нарушалась и солнце никогда не светило над этой глухой местностью, царили теперь над мысом, над сумрачными водами и даже на хмуром небе. Итак, ничего не оставалось делать; надо было заботиться только о собственной безопасности, а безопасность можно было найти только на самой середине озера. Отплыв туда на веслах, Юдифь позволила челноку медленно дрейфовать по направлению к северу, и, поскольку это было возможно в их положении и при таком настроении, обе девушки предались отдыху.
Глава XIX
Догадка Юдифи о том, при каких обстоятельствах закончила свой жизненный путь индейская девушка, оказалась, в общем, правильной. Проспав несколько часов подряд, старик Хаттер и Марч пробудились. Случилось это всего несколько минут спустя после того, как девушка вторично покинула ковчег и отправилась на поиски младшей сестры. Чингачгук и его невеста, само собой разумеется, находились в это время уже на борту. От делавара старик узнал о новом местоположении индейского лагеря, обо всех недавних событиях и об отсутствии своих дочерей. Последнее обстоятельство его ничуть не встревожило, ибо он надеялся на благоразумие старшей и на безнаказанность, с которой младшая появилась уже однажды среди дикарей. Кроме того, долгая привычка к опасностям всякого рода успела притупить его чувства. Как видно, старик
не слишком горевал о пленении Зверобоя. Ибо, хотя он отлично понимал, какую помощь мог ему оказать молодой охотник, если бы пришлось обороняться от индейцев, различие во взглядах не могло вызвать между ними особенной симпатии. Он бы очень обрадовался, узнав о местонахождении лагеря прежде, чем гуроны были встревожены побегом Уа-та-Уа, но теперь высадка на берег была связана со слишком большим риском. Волей-неволей ему пришлось отказаться на эту ночь от жестоких замыслов, внушенных недавним пленом и корыстолюбием. В таком настроении духа Хаттер уселся на носу баржи. Вскоре к нему подошел Непоседа, предоставив в полное распоряжение Змея и Уа-та-Уа всю корму.— Зверобой показал себя настоящим мальчишкой, отправившись к дикарям в такой час и угодив к ним в лапы, точно лань, оступившаяся в яму, — проворчал старик, как водится, заметивший соринку в глазу ближнего, тогда как у себя в глазу он не видел даже бревна. — Если за эту глупость ему придется расплатиться собственной шкурой, пусть пеняет на себя.
— Так уж повелось на свете, старый Том, — откликнулся Непоседа. — Каждый должен платить свои долги и отвечать за свои грехи. Удивительно только, как такой хитрый и ловкий парень мог попасть в ловушку. Неужели у него не нашлось лучшего занятия, чем бродить в полночь вокруг индейского лагеря, не имея других путей к отступлению, кроме как на озеро? Или он вообразил себя оленем, который, прыгнув в воду, может заглушить свой запах и спокойно уплыть от опасности? Признаюсь, я был лучшего мнения о смекалке этого малого. Что ж, придется простить маленькую ошибку новичку. Скажи лучше, мастер Хаттер, не знаешь ли ты случайно, куда девались девчонки? Я нигде не вижу следов Юдифи и Гетти, хотя только что обошел ковчег и заглянул во все щели.
Хаттер, сославшись на делавара, вкратце объяснил, как дочери его уплыли в челноке, как вернулась Юдифь, высадив сестру на берегу, и как в скором времени отправилась за ней обратно.
— Вот что значит хорошо подвешенный язык, Плавучий Том! — воскликнул Непоседа, скрежеща зубами от досады. — Вот что значит хорошо подвешенный язык, и вот до чего доходят глупые девичьи причуды! Мы с тобой тоже были в плену (теперь Непоседа соблаговолил вспомнить об этом), мы тоже были в плену, и, однако, Юдифь пальцем не шевельнула, чтобы помочь нам. Этот заморыш Зверобой просто околдовал ее. Теперь и он, и она, и ты, и все вы должны держать ухо востро. Я не такой человек, чтобы снести обиду, и заранее говорю тебе: держи ухо востро!.. Распускай парус, старик, — подплывем немножко ближе к косе и посмотрим, что там делается.
Хаттер не возражал и, стараясь не шуметь, поднял якорь. Ветер дул к северу, и скоро во мраке начали смутно вырисовываться очертания деревьев, покрывавших мыс. Плавучий Том, стоя у руля, подвел судно настолько близко к берегу, насколько это позволяли глубина воды и свисавшие деревья. В тени, падавшей от берега, трудно было что-нибудь различить. Но молодой ирокез, стоявший на часах, успел заметить верхние части паруса и каюты. Пораженный этим, он невольно издал тихое восклицание. С той необузданной яростью, которая составляла самую сущность его характера, Непоседа поднял ружье и выстрелил.
Слепая случайность направила пулю прямо в девушку. Затем последовала только что описанная сцена с факелами…
В ту минуту, когда Непоседа совершил этот акт безрассудной жестокости, челнок Юдифи находился в какой-нибудь сотне футов от места, только что покинутого ковчегом. Мы уже описали ее дальнейшее странствие и теперь должны последовать за ее отцом и его спутниками. Крик оповестил их, что шальная пуля Гарри Марча попала в цель и что жертвой сделалась женщина. Сам Непоседа был озадачен столь непредвиденными последствиями, и одно время противоречивые чувства боролись в его груди. Сперва он расхохотался весело и необузданно. Затем совесть, этот сторож, поставленный в душе каждого, больно ударила его по сердцу. Один миг душа этого человека, в котором сочетались цивилизация и варварство, представляла собой настоящий хаос, и он сам не знал, что думать о своем поступке. Потом гордость и упрямство снова приобрели над ним обычную власть. Он вызывающе стукнул прикладом ружья по палубе баржи и с напускным равнодушием стал насвистывать какую-то песенку. Ковчег тем временем продолжал плыть и уже достиг горла залива возле оконечности косы.
Спутники отнеслись к поступку Непоседы далеко не так снисходительно, как он, видимо, рассчитывал. Хаттер начал сердито ворчать, потому что этот выстрел не принес никакой пользы и в то же время должен был сделать борьбу еще более жестокой и беспощадной. Старик, впрочем, несколько сдержал проявление своего недовольства, потому что, после того как Зверобой попал в плен, помощь Непоседы стала вдвое ценнее. Чингачгук вскочил на ноги, забыв на минуту о старинной племенной вражде. Однако он вовремя опомнился и успел воздержаться от всяких насильственных действий. Но не так было с Уа-та-Уа. Выбежав из каюты, девушка очутилась возле Непоседы почти в то самое мгновение, когда приклад его ружья опустился на палубу. С бесстрашием, делавшим честь ее сердцу, делаварка осыпала великана упреками, в которых вылилась великодушная горячность женщины.