Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Снова ментальная связь. Да это просто шквал какой-то! Уши закладывает, но в голове ясно звучат, отдаваясь по всем закоулкам мозга, словно звук гигантского маггловского колокола на лондонском соборе… их святого Павла и причиняя жуткую боль, вымученные, еле выговариваемые слова Квотриуса. Нет, это уже мольба, причём мольба отчаянная, поистине не ложная, а самая, что ни на есть, искренняя. От неё пахнет кровью и смертью.
– Северу-ус! Приди! Молю! Я умираю! Стихии… они… Не… могу больше. Сие последние словеса мо…
– Извините, высокорожденные патриции и Господа, но мне необходимо покинуть вас на время некое, не медля. Я сыт, вы же вкушайте, чтоб вам лучше спалось. Вернусь я в общество ваше достойное к винопитию, как думается мне, не позже. Но если случится мне задержаться - пейте и славословьте богов дома, Господином коего мне воистину
– Куда же ты, сыне мой Северус?
– возмутился Папенька, догадавшись, что произошло что-то дурное, исходящее от Квотриуса, на которого отец небезосновательно злился сейчас, после «фокусов», учинённых им при славословии.
– Неужели к брату - бастарду своему? Ведь здрав же он. Сам излечил ты его чародейством, не стоило бы нынче и скрывать сие пред новыми родичами своими. Разве не так сие? Так зачем спешить к нему во время пира семейного, благословенного, заради славословия превосходного, кое соделал ты нашим домашним добрым и заботливым богам, и помолвки своея с невестою знатной, патрицианкою высокорожденною, прерывая его? Знатные гости у нас сегодня, и негоже было бы остав…
– Узнал я лишь несколько секунд назад, что снова плохо стало брату моему воз… бастарду.
Потому-то и спешу на помощь, оставляя сотрапезников моих на время некое лишь. Не волнуйтесь только, не берите близко к сердцу, ибо не затянется отсутствие моё.
Папенька в душе испугался за жизнь любимого непокорного сына и лишь кивнул в ответ, отпуская странного сына - чародея на помощь ставшему не менее странным чародеем - сыну-бастарду, тем не менее, принятому в род Снепиусов, что было подтверждено ещё в первый день счастливого - а счастливого ли?
– появления истинного наследника и высокорожденного патриция по праву происхождения, но не воспитания, им самим, добровольно.
А кто их знает, как они, маги, передают словеса друг другу? Это не его забота. Главное, чтобы Квотриусу не поплохело до полу-смерти. О большем Папенька и не соизволил подумать, отпуская непутёвого сына взмахом руки.
Но тут вмешалась, воркуя, Маменька, явно не желая отпустить «сыночечка» , возлюбленного, единородного пока что сыне из трапезной на помощь этому бастарду, прижитому её высокорожденным, как и она сама, теперь только её собственностью, как она полагала - супругом, от невежественной, безграмотной, нечестивой дикарки, не читавшей и не знавшей даже о существовании прекрасных стихов и од Цицерона, ни шаловливых басен Лукана… Самой что ни на есть колдуньи - а теперь к её уродливому сыну - бастарду Квотриусу. Уж она-то поняла… куда и к кому спешит направить стопы свои «сыночек». И что с того, что сам единородный сыне её перенял фокусы свои от вовсе невежественных варваров? Кто знает, о чём поют их «друиды», поклоняющиеся не истинным, могущественным ромейским богам, но каким-то замшелым деревьям и мутным источникам? Могли бы и научить черноволосого, черноглазого, умного ромейского мальчика - сироту, для начала - своему бедному, куда уж там их разглагольствования, языку, а после - и своим воистину пустым псевдо-«премудростям».
– Но вкусил ты так мало пищи превкусной и приятно насыщающей и вина, столь вкусного, что даже я - я! А ты ли не знаешь обстоятельств моих?
– пью его без опасений, о сыне мой возлюбленный, даже тельца своего любимого не доел. Отчего же бежишь ты от нас, родителей твоих? Неужли ради безумного и невоспитанного брата - бастарда своего? Не пойму я, и зачем избегать общества высокорожденных патрициев, кои собрались здесь все вместе семьёю большою, ради грязного полукровки? Они живучи, бастарды. Подождёт Квотриус твой, страшный, аки ламия в истинном обличии, до окончания трапезы общей.
– Ошибаешься ты, о матерь моя, высокорожденная патрицианка Вероника Гонория - вино сие не надобно пить тебе, да и сводный брат мой давно уж вернул себе лик прежний, прекрасный, - спокойно солгал Снейп, как он уже привык делать в «этом» времени.
Никогда он столько не лгал, все порции его лжи перед Волдемортом были отвешены и отмерены вместе с хитрым на это дело Дамблдором.
– Да-да, превелико будем возмущены мы, вся семья моя, и я, и сыны мои единодушно, все шестеро, ежели покинешь ты, о Снепиус Северус - кудесник многомудрый, умеющий творить, кажется мне, невозможное - нас, патрициев высокорожденных ради спасения жизни существа низшего, возжелавшего, - Верелий деланно и противно захихикал, - нечистому, недостойному грязнокровке соединитися с пречестною девицею, дщерью моею единственною, невинною, но возомнившего о себе безосновательно с пребольшим излишком. С высокорожденной патрицианкой!
– чуть ли не возопил
– В коленах множественныих, поистине уходящих в древность необъятную, глазом не простирае…
Но Снейп молча встал, свысока, делая вид оскорблённой невинности, кивнул всем присутствующим и проронил лишь:
– Такова воля моя Господина дома сего, дома Снепиусов славных.
Глава 55.
Северус повернулся, держа прямо спину, в которую сейчас вонзилось около десятка пар глаз - ненавидящих, непонимающих, осуждающих - неестественно прямо, даже не как на уроках Продвинутого Зельеварения и Основ Алхимии перед великовозрастными болванами или даже ненавидящими его орденцами за низкую и гнусную, в их пуританском представлении, роль шпиона, парии, убийцы и вынужденного отравителя детей, а тут-то покруче будет - что публика, что обстоятельства, что мнения по поводу его отсутствия!
– и покинул трапезную спокойным, размеренным шагом, не роняя высокого достоинства Господина всего и вся в доме.
– Нельзя ронять… нельзя ронять достоинства перед этими… хоть и магами, но перворождёнными какими-то… Я же чистокровный волшебник в -цатом поколении, я же граф, в конце-то концов! Я чувствую эту грубость их «волхвования», чувствую лживость слов Верелия, а чутьё у меня выработалось за годы двойного шпионажа ого-го какое, чую, что первое поколение магов Сабиниусов - долгозаживун Верелий и, возможно, но маловероятно, его супруга - ещё не миновало. Лжёт медоточивый Верелий о своих родителях - волшебниках, ох и лжёт! Подонок! Все они подонки, стервецы и стерва, затесавшаяся между ними. И Папенька, долго тянувший время до позволения ему, Северусу- Господину дома!
– отлучиться, а ещё и к любимому сыну, с Маменькой - брюхатой ебливой сучкой, ну с ней-то всё ясно и понятно! Как только Квотриус заболел, все они - высокорожденные ещё, называются!
– отвернулись от бастарда. Покарайте их за это, о милостивые и незримые, прекрасные и бесплотные боги волшебников!
Когда же оказался он в длинном коридоре, где у дверей пустых господских опочивален камерные рабы видели уже третьи сны, то галопом, подпрыгивая на полном скаку, благо тело молодое, и одышки не будет, помчался в комнату брата, где ещё несколько часов назад спокойно говорили они друг с другом к кажущемуся удовольствию обоих. Но удовольствие это, как понимал сейчас Северус, было только односторонним. Ведь Квотриус даже в конце утешительных речей Снейпа не посмотрел прямо в глаза высокорожденному брату… Верно, братец узнал, что творилось в комнате Северуса вкупе с «Гарольдусом».
… Отпихнув абсолютно сонного, развалившегося в непристойной позе, не прикрытого, на своей рогоже, камерного раба Рх`алнэ - тому, видите ли, было жарко!
– Северус ворвался к Квотриусу. Тот лежал на постели в праздничной, но почему-то не подпоясанной тунике, прямой, как палка, неестественно запрокинув красивую голову, а из страшной раны на шее, противно причмокивая, хлестала тёмная, почти чёрная кровь, уже залившая смятое покрывало и всю грудь раненого. Такой она бывает всегда после стимулирующего Кроветворного зелья, это нормально. Квотриус не успел или не захотел укрыться покрывалом, но упал на него, подмяв под себя, и было видно, что остальные порезы, по крайней мере, на запястьях, не кровоточат, но затянулись и покрылись коркой. Порезы на ногах были скрыты от взгляда мягкими башмаками, но если бы кровь пошла и из ног, башмаки тотчас пропитались бы ей. В результате действия Укрепляющего зелья, направленного, прежде всего, на повышение иммунитета организма и быструю регенерацию тканей, так должно было быть и с порезом на шее. Но что-то пошло неверно. Северуса не оставляло впечатление, что Квотриус собирался прийти на пир до того, что с ним сделали ярящиеся и бушующие от несвободы и подчинения смертному Стихии, а это было, несомненно, результатом Их действия, по мнению профессора.
Снейп мгновенно оказался возле Квотриуса, лежащего, разумеется, безо всяких признаков сознания, споро приставил палочку к открывшейся ране так близко, что могло показаться, он воткнул её в самый порез, и как требовалось, быстро, повелительным тоном, отчётливо проговорил слова Универсального Кровоостанавливающего заклинания.
И страшная зияющая рана тут же подёрнулась кровавой коркой, на глазах затянулась в рубец, и ни капли живоносной жидкости более не пролилось. Не пролилось и в каждую из десяти замеренных по собственному пульсу, не на шутку обеспокоенным зельеваром секунд позже. Северус перевёл дух и с трудом сглотнул. Рот пересох то ли от нервов, то ли начинался обыкновенный сушняк.