Звезда цесаревны. Борьба у престола

— Прошу извинить меня, князь, я только что приехал и, узнав, что вы мой сосед и спать не собираетесь, поспешил восстановить с вами наше мимолётное знакомство в Париже.

Он снова поклонился. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло в уме Шастунова.

— Милости просим, виконт, — радушно ответил он, протягивая руку. — Благодарю вас за честь посещения. Поверьте, завтра или, точнее, сегодня я сам счёл бы долгом приветствовать вас. Садитесь, виконт, и не обидьте меня отказом разделить со мною мой скромный ужин, вернее, завтрак…

Князь улыбнулся. Виконт поблагодарил.

— Но простите, виконт, — начал князь, — хотя ваше лицо мне очень знакомо, но боюсь сознаться в своей непростительной забывчивости.

— Это очень естественно, — улыбаясь, ответил де Бриссак. — Мы встречались с вами в слишком многолюдном обществе и не были друг другу представлены. В Версале, среди тысячи приглашённых, вы, конечно, не заметили меня. Ведь парижанин в Париже не редкость. Не правда ли, князь? Но русский князь — это уже редкость. Вот почему я запомнил вас. А потом я раза два встречал вас у шевалье Сент-Круа, — медленно, с расстановкой закончил виконт.

При имени шевалье князь вздрогнул; множество воспоминаний и впечатлений об этом загадочном человеке пронеслось в его уме.

— Да, теперь я вспоминаю, — с усилием произнёс он.

— Шевалье сохранил о вас лучшие воспоминания, — продолжал виконт. — Он очень интересуется вашей судьбой.

Шастунов овладел собою и, наливая гостю вина, сказал:

— Для путешествия к нам, дорогой виконт, вы выбрали неудачное время. Вместо свадьбы вы попали на похороны…

— Да, — ответил виконт, — это действительно грустно. Этот юноша подавал так много надежд. Боюсь, что новый выбор не заменит его.

Шастунов кинул на него удивлённый взгляд.

— Как, вы уже знаете? — воскликнул он.

— Что? — ответил виконт. — Что избрана императрицей курляндская вдовствующая герцогиня? Что вы в составе посольства едете к ней в Митаву и везёте ей предложение короны под условием ограничения её власти?.. Да, это мы знаем.

Широко раскрытыми глазами глядел на него Шастунов.

— Но, виконт, — наконец произнёс он, — вы говорите удивительные вещи. Я ещё сам не знаю о том, что вы сказали. Я через час выступаю с караулом в Мастерскую палату и про посольство в Митаву ничего не знаю. Раз вы знаете, я не стану скрывать, что существует предположение ограничить императорскую власть.

Виконт задумчиво слушал его.

— Не удивляйтесь, дорогой князь; разве у шевалье вы не видели более удивительных вещей? Незримые нити протянулись по всему миру. Идеи бескрылые, но вольные незримыми путями переносятся с места на место, как семена цветов, как их пыль, разносимая ветром.

Он замолчал и, казалось, задумался.

— У вас есть поручение от вашего правительства? — тихо спросил Шастунов, словно боясь обидеть своего гостя.

— У меня нет правительства, — спокойно ответил Бриссак. — Всемирное братство правды и свободы может иметь только одно правительство… там… — и де Бриссак указал вверх. — Итак, дорогой друг, — переменяя тон, заговорил он, — вы едете в Митаву.

Шастунов сделал протестующий жест.

— Пусть будет так, — продолжал Бриссак. — От имени шевалье я должен сказать вам одно. Не старайтесь сегодня увидеть женщину с чёрными глазами и берегитесь её.

Арсений Кириллович побледнел. Он знал только одни чёрные глаза, и они преследовали его во сне и наяву… Глаза Лопухиной.

— Я хотел вас просить об одном, — услышал он голос виконта. — Скажите, где я могу увидеть князя Василия Лукича Долгорукого? У меня есть письмо от почтённого отца Жюбе, притом мы с ним старые знакомые. Вот ещё письмо от вашего посланника в Париже его отцу, канцлеру.

Шастунов был очень взволнован, тем не менее он любезно сообщил виконту, что лучше всего ему обратиться к резиденту французского двора Маньяну и вместе с ним поехать завтра в Мастерскую палату, где он найдёт и князя Василия Лукича, и графа Головкина.

Виконт поблагодарил и, вставая, добавил:

— Нам ещё о многом надо будет переговорить, дорогой князь. А теперь, до свидания. — И он ушёл, оставив Арсения Кирилловича взволнованным и потрясённым его загадочными предупреждениями и необъяснимой осведомлённостью.

Не успел виконт переступить порог, как Василий принёс князю записку.

— Берегитесь чёрных глаз! — крикнул Бриссак, увидя записку, и с поклоном исчез.

Записка была от Лопухиной. Она звала князя непременно зайти сегодня. Шастунов несколько раз перечёл эту записку, потом поцеловал её и спрятал на груди.

X

Было пора. Князь Шастунов переоделся. Но всё время его не покидала смутная тревога, вызванная словами Бриссака… В бытность в Париже Арсений Кириллович познакомился на одном из придворных празднеств с шевалье Сент-Круа. Этот шевалье пользовался странной репутацией. Не то чернокнижника, не то колдуна. Почему-то шевалье обратил на молодого князя внимание. Князя тоже что-то странно привлекало в этом кавалере, всегда холодном, сдержанном, казалось, чуждом всем страстям. Они сблизились. Осторожный и сдержанный, Сент-Круа мало-помалу овладел волей молодого князя. Он говорил ему о всемирном братском союзе, цель которого — свобода народов и борьба со всяким произволом и деспотизмом. Он говорил о равенстве людей и сопровождал свои слова странными и зловещими предсказаниями. Часто среди весёлых празднеств в Версале он становился мрачен и задумчив.

— Юный друг, — говорил он князю, — глядите на этих людей, таких гордых, прекрасных, считающих себя выше всех, как будто весь мир создан для их удовольствия. Их дети, их внуки кровью расплатятся за них…

Несколько раз Шастунов бывал у шевалье. Однажды, ещё до получения от отца приказания возвращаться в Россию, Шастунов был у него. На прощанье шевалье, пожимая руку, сказал:

— Вы завтра или послезавтра выезжаете в Россию на бракосочетание вашего императора. Если б я мог, я задержал бы вас, вы поспеете не к свадьбе. Вас стережёт судьба… Но если что возможно будет сделать — мы сделаем. Жаль, что вы уезжаете так рано. Ещё немного, и вы познали бы свет истины.

— Но я не собираюсь ехать, — ответил Арсений Кириллович, непонятно смущённый словами Сент-Круа.

Шевалье улыбнулся.

— Но, однако, вы уедете, — проговорил он.

На следующий день Шастунов получил письмо от отца. Он был поражён. Он вспомнил предсказанную шевалье смерть молодой красавицы маркизы д'Арвильи, вспомнил, как на одном балу, в игре в фанты, когда шевалье Должен был изображать пророка, он предсказал молодому графу де Ласси смерть от лисицы… Через неделю граф на охоте за лисицей упал с лошади и разбил себе голову… О предсказаниях шевалье ходили целые легенды; в обществе его несколько боялись, потому что его предсказания всегда были зловещи.

А между тем все слова его дышали благородной жаждой свободы и глубоко западали в душу Арсения Кирилловича; все его поступки отличались высокой добротой.

Накануне отъезда князь пришёл попрощаться к шевалье.

— Итак, вы уезжаете, — сказал Сент-Круа. — Ну, что ж! Судьба ведёт вас вперёд. В трудную минуту вашей жизни я постараюсь вас предостеречь через кого-нибудь и помочь вам. Вы молоды и потому самонадеянны. Но не пренебрегайте предостережениями, полученными от меня. Может быть, мы ещё свидимся. Помните одно: я буду следить за вашей судьбой.