Звезда Гаада

Я на несколько мгновений повисла так, отчаянно пытаясь придумать, как теперь себя вести и что теперь сказать. Хотя вряд ли он счёл моё нелепое падение за падение в обморок. Но всё-таки… как его переубедить?..

Гаад дал мне поваляться на его коленях какое-то время, потом невозмутимо добавил:

— Тайаелл пока жив: я ещё не придумал, как буду его убивать.

Он… живой?!

— Но… ты… — попыталась было встать, упёршись в лавку у его ног, но была схвачена за ухо. За мочку. Осторожно, но цепко. Твёрдо.

Хранитель мрачно добавил:

— И не надейся, что я его отпущу. Слишком долго ждал подходящего случая отомстить.

Потрясённо произношу:

— Но ты же… не такой!

— А какой? Добрый? — Гаад расхохотался. Но моё ухо, впрочем, выпустил.

И я поспешила подняться на свои ноги и отойти от него. На всякий случай.

— Ты же не убиваешь лю… — вспомнила о воспоминаниях Блага, об истории Тэрэя и осеклась.

Старейшина чернокрылых осклабился:

— Ошибаешься. Слухи обо мне преувеличены, но доля правды в них есть. Я уничтожил несколько сотен человек. Потому, что это доставляло мне удовольствие.

Растерянно заглянула в его глаза. Там увидела въевшуюся Тьму и боль… море боли… Он сам тонул в этой пучине. Но как же?.. Почему?.. О, Небо, как ты могло допустить, чтобы добрый наивный мальчишка стал таким?!

Мне вдруг показалось, что падаю в пропасть. Вокруг мрак и пустота, всё пропитано жуткой болью, и только кроха света горит во тьме: это полыхает ярким пламенем красная искра. Море страданий и океан одиночества, которые схватили Гаада и держат его на протяжении нескольких веков. Это его осознанная плата за жестокий выбор. Просто он не мог создавать Свет, который мог бы противопоставить Тьме. У него было слишком много боли внутри. Боль порождает Тьму. Гаад поэтому получил дар управлять Тьмой и чёрные крылья.

Но с такими океанами разрушающей силы, которые скопились в этом несчастном мире, чёрный хранитель справится не смог. И стерпеть не мог. Поэтому решил уничтожать людей, которые произвели столько Тьмы, что погасили свою красную искру, совсем разучились создавать Свет. Такие люди стали источниками разрушающей силы, и там, где они находились, неизменно нарушалось Равновесие. Они не только сами становились убийцами, извергами, разрушителями, не только способствовали появлению болезней, эпидемий, стихийных бедствий, но и вызывали в людях злые эмоции и чувства. Много Тьмы рождалось из-за них. И чем дольше не было Посланников Небес, тем больше становилось людей, источающих Тьму.

Кажется, Гаад не придумал ничего лучше, чем убивать таких людей. Двух он зарезал. Остальным вернул часть той Тьмы, которую они создали. И эти страшные жестокие люди, лишившись возможности выплёскивать разрушающую силу в пространство, на кого-то, получив обратно ту зловонную, ледяную или вязкую дрянь, которую сами же и создали, не выдерживали её гнёта и погибали. Можно сказать, что они умирали от того, что сами же создали. Вот только именно Старейшина чернокрылых швырял в них созданную ими Тьму. Он собирал её в пространстве, закрывал её создателей в ней как в клетке.

Старейшина чернокрылых пытался спасти простых людей. Тех, в которых ещё сколько-то Света осталось. Чтобы спасти других, он делал то, от чего страшно и гадко становилось ему самому. Он тоже не мог смотреть на чьи-то мучения. Потому каждый раз Гаад наносил рану своей душе, разрушал самого себя изнутри. Оттого-то уже много раз мог переступить грань, умереть в муках. Вот только в нём почему-то ещё горела красная искра, ещё светилась, изредка вспыхивала ярким пламенем, но вскоре же сжималась, тускнела, едва не исчезала, потому что не выдерживала столько Тьмы. Благодаря этой искре чернокрылый всё ещё был жив…

Гаад нахмурился и отвернулся. Так, чтобы я не видела его глаза. Потому что в чужих глазах можно рассмотреть душу. Можно человека насквозь увидеть, заглянув ему в глаза. Как он жил. Добрый и тёплый ли он? Или жестокий и холодный? Надо же… человека можно понять, только если заглянуть ему в глаза!

Несколько минут я тяжело дышала, судорожно цеплялась за столешницу. Пыталась забыть пропасть в его душе и ту боль, которую он нёс в себе. Его раскаяние. Муки совести. Отчаяние. Страдания, которые ему причиняли его же упрямство и сострадание к людям и миру. Он… он не стал белокрылым. Потому, что мог карать, жестоко карать тех, кто был не прав? А разрушать — это главное свойство Тьмы. Или Гаад начал наказывать озверевших обезумевших людей именно потому, что Светом поддержать мир не мог, а мог только использовать Тьму? Но он всё-таки нашёл какой-то выход, чтобы защищать мир и помогать хотя бы каплю доброты сохранившим людям. Но… Если мне от краткого соприкосновения с его чувствами и болью стало так дурно, что же испытывает сам Гаад, неся это жуткое бремя уже несколько веков?!

Он молча стоял, отвернувшись от меня. Будто вид из окна его вдруг заинтересовал. Через спину его я не могла увидеть выражение его лица. И не могла больше почуять, что творилось у него внутри, в его душе.

Немного оправившись, попросила:

— Отпусти Тайаелла! Ты же совсем не злой, добрый! И тебе не нравится причинять кому-то боль!

— Он убил моих друзей, — произнёс хранитель ледяным тоном.

Мне вдруг привиделось то, о чём Старейшина рассказал. Более того, почувствовала большой сгусток Тьмы, прочно прилипший к левой руке Тая. Другие комки разрушающей силы свежие, от ранений и побоев…

Плечи мои поникли.

Значит, Тайаелл заслужил расплату. Он сам убивал чернокрылых. Убил нескольких из них в запале ссоры. Теперь оставшиеся в живых чёрные хранители ненавидят его. Но Тайаелл меня защищал! Хотя бы иногда шёл против жестокого Блага, чтобы мне помочь! В прошлый раз он помог мне сбежать от Блага! Старейшина белокрылых крылья мне сломал. И, наверное, даже убить мог. Но Тай тогда меня защитил. Как я могу оставить его в беде?!

— И ты хочешь, чтобы я его отпустил?! — мрачно спросил Гаад, повернувшись ко мне.

После того, как наши взгляды снова встретились, мне захотелось отступить, отойти подальше от него: столько холода было в глазах Гаада.

Он… использует дар, чтобы подавить меня?..

Мне было страшно и очень холодно, но с места не сдвинулась. Не отошла. Не отвела взгляда. Серьёзно, кивнула.

Тишина. Долгая, ледяная. Пугающая не меньше, чем его карие глаза, обжигающие холодом. Он был серьёзен. Против. Но я… разве я могу так просто отступить? А вдруг у меня ещё есть шанс спасти Тайаелла?.. Надо хотя бы попытаться!

Но что я могу?.. Предложить обмен? На колени встать?.. Предложить заплатить своим телом, как женщина?.. Попросить, чтобы меня мучили вместе с пленником?..

А Гаад спокойно смотрел на меня. Роста мы были одного или он чуть ниже меня. Но это не мешало ему застыть словно каменный склон, который никому не сдвинуть с места. Словно глыба льда, в которую можно навеки вмёрзнуть, если решиться положить на неё руки.

Предлагать себя ему было страшно. Особенно, когда он в таком жутком состоянии был, непреклонный и ледяной. Уверенный в том, что отомстить убийце друзей и напарников, справедливо.