Звезда любви

До сознания Павла не сразу дошел смысл сказанного, но как только он понял, о чем ему говорит Левашов, то в мгновение ока оказался рядом с графом. Тонкий батист рубашки затрещал, когда Поль ухватил Левашова, поднимая его с кресла.

— Даже думать об этом не смейте! — процедил он. — Ей-Богу, мне доставит немалое удовольствие проделать дырку в Вашей голове!

— Если сумеете прицелиться, Ваше сиятельство! — усмехнулся Сергей, отцепляя судорожно сжатые пальцы князя от своей рубахи. — Я только надеюсь, что у Вас хватит благоразумия не винить Вашу супругу в чем бы то ни было, — и добавил. — Имение Закревского находится недалеко от моей усадьбы, под Полтавой. Не знаю только, застанете ли Вы Василия Андреевича в живых — он был очень плох, когда мы возвращались из Милана, и, как писала мне Юлия Львовна, долго болел после этого. Только это и помешало им сразу же приехать в Петербург.

— Вы состоите в переписке с моей женой? — насторожился Шеховской.

— Не буду отрицать — ответил Левашов, не отводя взгляда, — Я дал ей слово, что найду Вас и сообщу о том, что она жива, и именно по этой причине написал Вам в Иркутск, а ей сообщал о результатах поисков. Но она до сих пор не знает, что считается умершей — я сам узнал об этом только после возвращения, а написать ей так и не смог.

— Благодарю Вас, граф, — и Шеховской поспешно покинул комнату.

Только после его ухода Сергей понял, что не сказал Павлу о том, что у него есть сын, и задумался о том, почему промолчал. Потому ли, что полагал, что это касается только Жюли и Павла? Или потому, что, терзаемый мучительной ревностью и обидой, хотел хоть в малом, но все же уколоть?

Вернувшись домой, Павел велел Прохору приготовить все для бритья и смену одежды. Переодеваясь второпях, он бросил денщику:

— Багаж собери. В Полтаву поедем.

— Да как же это, Ваше сиятельство, только вторую неделю как дома… Что за нужда такая нам в той Полтаве?

— Ох, есть нужда, Прохор, есть! — обернулся к растерянному слуге Павел, уже выходя из комнаты.

Ровно в полдень Павел вошел в небольшую уютную гостиную городского дома Балашовых-старших. Дарья вышла к нему одна, и как только она устроилась в кресле напротив него в кресле, Шеховской взял в руки ее изящную ладонь и поднес к губам. Он не знал, какие подобрать слова, чтобы объяснить ей произошедшее, и потому начал издалека.

— Дарья Степановна, — начал Павел, глядя ей в глаза, и ощутил, как напряглась маленькая ладошка в его руках, — мне нет прощения!

— Вы как будто в чем-то провинились передо мной, Павел Николаевич? — улыбнулась Даша.

— Вы даже не представляете, как сильно я виноват перед Вами! — покаянно произнес Шеховской. — Мы были с Вами помолвлены почти два года, а теперь я вынужден просить Вас разорвать помолвку для Вашего же блага. Вы можете назвать любую причину, я приму ее.

Даша осторожно вытащила свою руку из его ладоней и недоуменно покачала головой.

— Я знала, что я Вам не пара, — едва сдерживая слезы, заговорила она. — Вы, наконец, поняли это, и ныне, когда весь свет считает, что мы с Вами должны… Вы отказываетесь от меня!

— Выслушайте меня! Вы, наверное, слышали, как погибла моя первая жена?

Даша удрученно кивнула головой:

— Княгиня Горчакова говорила, что Вы были очень привязаны к ней.

— Был, — улыбнулся Шеховской, — да, пожалуй, и сейчас привязан.

— Я не понимаю Вас! К чему тогда…

— Долли, — мягко произнес он, — дело в том, что моя супруга жива, как бы невероятно это ни звучало. Я узнал это нынче утром, а сегодня уезжаю из Петербурга, чтобы убедиться в том самолично. Вам же я даю полную свободу — Вы можете придумать и назвать любую причину, по которой отказались от брака со мной.

— Кроме той истинной? — уточнила Дарья.

Павел кивнул.

— Ей-Богу, я не знаю сейчас, что из всего этого выйдет, но если Жюли действительно жива, я не могу поступить иначе! Со своей стороны, обещаю, что репутация Ваша ни в коей мере не пострадает, а чтобы компенсировать Вам почти два года ожидания, я передам в Ваше владение имение, что досталось мне от бабки по материнской линии. Усадьба там небольшая, но отныне Вы будете независимы от Ваших родственников и сможете самостоятельно решать свою судьбу, — пожал он плечами.

— Тогда скажите моей маменьке, что я призналась Вам в том, что влюблена в другого, — тихо заметила Долли.

— И это правда? — улыбнулся Шеховской.

Даша залилась румянцем и кивнула головой.

— Это самое меньшее, что я могу сделать для Вас, Долли! Еще раз прошу: простите меня.

Едва за Шеховским закрылась дверь, Долли поднялась с кресла, прижав руки к груди. От осознания того, что она свободна ныне от любых обязательств, бешено заколотилось сердце. Приложив ладони к горящим щекам, она едва не закружилась на месте, остановило ее только появление матери в дверях салона. Ангелина Леонтьевна была в гневе.

— Это не слыханно! — возмущалась она. — Не слыханно! Я немедленно еду на Сергиевскую! Я должна увидеться с Софи!

— Ах, маменька, оставьте! — сияя улыбкой, подбежала к ней Долли. — Маменька, это чудо! Я свободна! Свободна!

— Глупая девчонка! Как ты можешь радоваться этому?

Не слушая, maman, Дарья закрыла глаза, и тотчас пред мысленным взором предстало лицо графа Левашова: ясные синие очи, каштановая чуть с рыжиной прядь, волной спадающая на высокий лоб.

— Маменька, я счастлива и влюблена! — прошептала она.

— Бог мой, Долли, душенька, не пугай меня! — охнула Ангелина Леонтьевна, хватаясь за обширную грудь.

— Все будет хорошо, вот увидите, — улыбнулась она.

— Он сказал тебе про имение? — присаживаясь в кресло, поинтересовалась Ангелина Леонтьевна.

Даша кивнула.

— Нет, ну каков наглец! — не удержалась madam Балашова. — Откупиться от нас!

— Маменька, поверьте, я счастлива, что все устроилось таким образом! — умоляюще глядя на мать, продолжила Даша. — Вы сетовали на то, что у меня весьма скромное приданное, но ныне все изменилось, и я могу выйти замуж по своему выбору.

— Да, уж отступные более чем щедрые, — вздохнула Ангелина Леонтьевна. — И все же я не понимаю, чем тебе князь-то не угодил?

— Я не люблю его, — тихо ответила Дарья. — Мы не сможем быть счастливы в этом браке, а сделавшись несчастными — возненавидим друг друга.

— Неужели это единственная причина? — продолжала допытываться madam Балашова. — Странно, что он согласился!

— Павел Николаевич испытал, что значит любить и потерять близкого человека, — вздохнула Даша, — и когда я призналась ему, что влюблена в другого, он освободил меня от данного слова.

— И кто же он, Долли?

— Я не могу Вам сказать — потому как не уверена во взаимности этого чувства.

Дарья понимала, что маменька не оставит своих попыток выведать у нее, кто же стал причиной того, что она отказала Шеховскому, но дала себе зарок, что ни словечком не обмолвится о том, и тогда ее самое сокровенное желание непременно сбудется.

Они с сестрами с детства придумали себе такую игру — заметив, к примеру, что по забору идет кот, загадывали: если кот спрыгнет вправо, то желание сбудется, а если влево, то не суждено. Вспомнилось, как прошлой осенью, глядя на единственный багряный лист клена, трепещущий на ветру за окном ее светелки, она вдруг загадала, что если успеет сосчитать до десяти, прежде чем его оторвет порывом ветра, значит, ей суждено будет встретить того, кого полюбит всем сердцем. Да, она тогда так торопилась со счетом, что едва не проглатывала числа, но лист еще долго колыхался на ветке, а потом прилип к стеклу ее окошка. Вспомнилось Даше и о том, как часто она думала, что было бы, если бы Павел Николаевич не вернулся с Камчатской баталии, и она оказалась бы свободной от навязанной ей помолвки. И как потом, узнав о его тяжелом ранении, плакала три ночи подряд, стоя под образами и каясь в грешных мыслях своих.