Звезда любви

Лицо ее омрачилось при этих воспоминаниях, и Ангелина Леонтьевна, заметив хмурые складочки на лбу дочери, заволновалась:

— Дашенька, но коли знала бы я, что Павел Николаевич совсем не по сердцу тебе…

— Полно, маменька, я ведь говорила Вам о том, — улыбнулась Дарья. — Но я Вас понимаю, и теперь нет нужды более вспоминать.

Глава 33

После полудня на маленьком семейном погосте за часовней в Закревском трое мужиков жгли костер, пытаясь отогреть промерзшую землю.

— Жаль барина-то, — вздохнул один из них, высокий, сутулый, с седой бородой.

— Жаль-то жаль, токмо могилу копать в такую пору сущее наказание, — надевая толстые овчинные рукавицы, пробасил второй, что был помоложе да покоренастей.

— Стало быть, барыня теперь здесь всему хозяйкой будет, — заметил третий.

— Уж лучше так, чем незнамо кому достанемся. Барыня-то хоть и строга, да сердце у нее доброе, не обидит почем зря, — поднялся с бревна коренастый.

Раскидав угли от догоревшего костра, старший принялся долбить слегка оттаявшую землю.

Присев неподалеку, громко каркнула ворона, мужик вздрогнул и со страху уронил заступ.

— А ну пошла, нечистая! — выругался он, подобрав ком промерзшей земли и швырнув его в птицу. — Еще беду накличешь!

— Да вот она, беда, — вздохнул коренастый, поправляя съехавший на глаза треух, — отворяй ворота.

— Беда-то беда, а нам еще работы непочатый край, — заметил самый молодой из них. — Поднажми, братцы, солнышко-то уж к земле клонится.

— И то верно, — заметил седой, поднимая заступ и принимаясь вновь долбить им звенящую от мороза землю.

Наутро в маленькой часовне собралась вся округа. Проститься с графом Закревским приехали, несмотря на разыгравшуюся накануне метель. Мерно покачивалось кадило в руках священника, читавшего отходную, потрескивали поминальные свечи в руках прихожан, Юленька, глядя сухими покрасневшими глазами на заострившиеся черты лица покойника, словно в полусне повторяла слова молитвы. Не верилось в то, что происходящее вокруг отнюдь не сон. Еще три дня тому назад Василий Андреевич был решительно настроен ехать в Петербург, а после ужина вдруг пожаловался на усталость и, отказавшись от ежевечерней рюмки бренди, отправился спать пораньше. Говорят, во сне умирают только очень хорошие люди, — вспомнилось вдруг Юле.

Отчего так? Разве ж может быть страшнее мука, чем одиночество, сильнее страх, чем от неизвестности будущего своего? Не сдержавшись, Жюли всхлипнула и поднесла затянутую в перчатку руку к глазам. Вновь она забыла взять платок. И отчего всегда было так — едва глаза ее оказывались на мокром месте, так никогда не было с ней платка? Поддерживавшая ее под локоть Таша вложила ей в руку белоснежный лоскут батиста, обшитый кружевом. Отвернувшись, чтобы промокнуть глаза, Жюли встретилась взглядом с Михаилом Вирановским, что зачастил в их дом с визитами, чуть только Василию Андреевичу стало лучше, а теперь стоял почти за ее спиною. Оглядев собравшихся, Юленька заметила Александру Платоновну, а та, перехватив ее взгляд, тотчас зашлась в рыданиях. Эта нарочитая скорбь разозлила Жюли: неужели папенька и слезы искренней не стоит? Поджав губы, она уставилась в одну точку, чуть выше лба покойного. Венчик косо лежит, — отметила она про себя, и, подойдя к гробу, поправила ленту. Безысходная тоска сжала сердце. Боже, зачем же ты забрал его у меня?! Слезы заструились по щекам, качнулись стены маленькой церквушки, стало трудно дышать. Хватая ртом воздух, Жюли оступилась и непременно упала, если бы мужская рука не удержала ее под локоток.

Служба закончилась, прихожане, прощаясь с покойным, обходили гроб и спешили выйти на свежий воздух из духоты маленького храма. Жюли, поддерживаемая под руку Вирановским, покинула церквушку. Остановившись на минуту, чтобы потуже затянуть ленты капора и спрятать руки в беличью муфту, она спустилась с крыльца и, не оглядываясь, пошла в сторону погоста, где уже собрались те, кто остался проводить графа Закревского до самой могилы. Обвязанный веревками гроб осторожно опустили в могилу. Зажмурившись, Жюли бросила первый ком, а потом с ужасом слушала, как мерзлые комья земли с глухим стуком падают на деревянную крышку. Ну вот и все, нет более папеньки, — выкатилась из-под ресниц одинокая слезинка и повисла на ресницах.

— Анна Николаевна, — тихий голос Вирановского над ухом заставил открыть глаза, очнуться от нашедшего на нее морока, — идемте уже, кончилось все, приказчик Ваш людей на обед пригласил, — предложил он ей руку.

— Идемте, Михал Алексеевич. Благодарю, что в сей скорбный день Вы были со мной, — вздохнула она, опираясь на предложенную руку.

— Все уже и уехали, — указал глазами на возки и сани, что ехали в сторону усадьбы, Вирановский.

— Боже, где взять сил пережить еще и этот поминальный обед! — вздохнула, не сдержавшись, Юленька.

— Я очень хорошо понимаю Вас, — ответил Михаил, помогая ей забраться в крытый возок и устраиваясь рядом. — Ступай, — резко бросил он Таше, неловко топтавшейся подле саней, — я Анну Николаевну сам провожу.

Лошади тронулись. Юленька, погруженная в свои мысли, не успела ему возразить и лишь только недовольно вздернула бровь, пораженная тем хозяйским тоном, каким Вирановский вдруг заговорил с ее прислугой.

— Я понимаю, Вам так хочется побыть наедине со своим горем… Как Вам тяжко нынче придется, у Василия Андреевича хозяйство вон какое обширное, — продолжил он.

Жюли бросила быстрый взгляд из-под ресниц на раскрасневшееся от мороза лицо Вирановского, вмиг осознав куда он клонит. Как же она раньше этого не замечала? А ведь не такой уж он простачок, как на первый взгляд могло бы показаться, — с неприязнью подумала она, отодвигаясь от него, насколько позволяло узкое сидение. Или это кто-то весьма ловко манипулирует им? — вспомнилось ей их давнее знакомство в доме вдовы Левашовой.

— Вы правы, Михаил Алексеевич, — холодно ответила она. — Одиночество — это то, чего я нынче желаю более всего.

— Все пройдет, — сочувственно вздохнул Вирановский. — Все забудется, Вы молоды, жизнь продолжается.

— Скажите, Александра Платоновна Вам не родственница часом? — повернулась к нему лицом Жюли.

— Не по крови, — удивленно моргнул рыжими ресницами Михаил, — тетушка двоюродная.

Ну, что ж, — вздохнула про себя Жюли, — это многое объясняет. Ну, Александра Платоновна! Не мытьем, так катаньем решила заполучить Закревское!

— Приехали, — выглянула в окошко Юленька, не желая находиться в тесном пространстве крытого возка наедине с Вирановским более ни минуты.

Не дожидаясь его помощи, она выбралась из возка, опершись на руку подоспевшего лакея, и, не оглядываясь, поспешила к дому.

Наконец, и поминальный обед закончился. Погода портилась, соседи стали разъезжаться, приглашая к себе на ночь тех, кто приехал издалека, дабы не обременять хлопотами хозяйку. В доме Закревских, кроме хозяев, остались только те, кто не смог покинуть усадьбу в силу своего преклонного возраста. Проводив тех, кто решился уехать и проследив, чтобы у ее нечаянных гостей были все необходимое, Юленька поднялась в детскую, где безмятежным сном спал Николка, осторожно погладила разметавшиеся темные кудри и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Спустившись к себе в спальню, Жюли присела перед зеркалом и прикрыла глаза, пока ловкие руки Таши вытаскивали из густых темных локонов многочисленные шпильки.