Звезда мореплавателя(Магеллан)

— Если эстадо станут отмерять с тебя, то твои братья получат мало земли, — пошутил я: Фернандо был мне по пояс.

Он засмеялся.

— О, я тогда уже стану большой-большой, как матрос Антонио Родригес, у меня будет самое длинное в мире эстадо! Сеньор, а сколько это — миллион?

Я объяснил и пообещал, что обучу его грамоте.

— О, сеньор, — покраснев от радости, закричал Фернандо, — тогда половину моего куэнто я отдам вам! Потому что если я узнаю грамоту, то стану таким же хитрым, как хозяин постоялого двора недалеко от нашей деревни, я обману всех мавров и заработаю два куэнто!

Меня рассмешила простодушная жадность галисийского бедняка, и мы начали вместе хохотать. С этого дня Фернандо сделался мне другом.

Он был кем-то вроде посыльного у Магеллана и непрерывно сновал в толпе матросов и грузчиков, подпрыгивая, распевая разные песенки, заученные и в деревне и на пути в Севилью от артистов, бродяг, погонщиков мулов и разбойников. Стоило крикнуть просто так, в пространство: «Юнга Фернандо!» — и он, как с неба падая, в мгновение ока оказывался рядом. Парня любили в армаде, хотя некоторых матросов раздражали его независимость и беспечность, Как бы то ни было, с ним никогда не устраивали тех жестоких шуток, которые обычно моряки творили с юнгами, — может быть, из боязни перед его покровителем Родригесом, самым высоким и сильным матросом армады.

— А что сказал тебе Магеллан? Только потрепал по голове и дал монетку? — спросил я Фернандо однажды.

— Зачем командору тратить его большие слова на такого ма-а-аленького человечка, — Фернандо пальцем отмерил, какой он маленький: с кузнечика примерно. — Командор махнул рукой Антонио Родригесу и показал ему на меня. Дядя Антонио схватил меня за штаны, поднял и сделал вид, что хочет проглотить. Но я спел ему песенку про лису, которая стала монахиней, и он дал мне то-о-олстую лепешку…

Да, наш командор был неразговорчив. Магеллан даже приказания чаще отдавал жестом, а не словом, — как ни странно, матросы его хорошо понимали. Замкнутость, молчаливость, сдержанность командора многие принимали за высокомерие и сухость души. Лишь много дней спустя я понял, что командор чувствовал себя в Севилье как во вражеском стане.

Надо пояснить, что, кроме Магеллана, очень немногие знали (да и то в самых общих чертах) маршрут экспедиции. Остальные двести с лишним человек не знали ничего. Как я потом понял, командор пошел на это не только для того, чтобы перехитрить португальцев, но и чтобы матросов не могла смутить мысль о совершении столь великого и необыкновенного деяния, которое он готовился осуществить.

Не оттого ли еще он был молчалив?

Незадолго до отплытия меня посетил неожиданный гость. Я только что вернулся в свою гостиничную камору, когда постучали в дверь. Высокий человек, закутанный в длинный темный плащ, переступил порог.

— Приветствую вас, уважаемый сеньор! — сказал он, откидывая капюшон. — Я Себастиан Альвареш, представитель в Севилье его высочества короля Мануэла…

Выслушав имя посланца могущественного короля, я поклонился и пригласил гостя сесть.

— Сеньор Викорати, я узнал о вашем смелом решении идти в плавание с армадой Магеллана. Я и мои соотечественники искренне удивлены, как король Испании и сеньор Фонсека доверились проходимцу, изменнику родины и пирату. Да, да, у нас есть сведения, что он якшался с малайскими пиратами. А в Африке за ничтожные гроши пособничал неверным, пороча честь христианина и дворянина. Мы думаем, что Магеллан, обманом получив в Испании корабли и экипажи, станет пиратствовать в открытом море или попытается поступить на службу к неверным и обратится во врага христиан. Вы же образованный человек, сеньор, и не хуже меня знаете, что прохода в Южное море не существует, а пройти к Молуккам вокруг Африки мы не позволим. Я буду откровенным. Экспедицию следует пресечь в зародыше, дабы она не успела нанести ущерба христианскому миру. Вы посторонний человек в армаде, сеньор, вам поверят быстрее, чем другим, как лицу незаинтересованному. Объясните матросам, как напрасны усилия Магеллана, и убедите их прекратить столь злонравный поход — все ревнители веры и король Мануэл в особенности отблагодарят вас за это…

Я слушал Альвареша, внутренне похолодев и подобравшись. Я не верил ни единому его слову. Но за ним стояла мощь португальского короля с его всеведущими шпионами и наемными убийцами. Будучи торговцем, я не раз имел случай убедиться, как легко исчезают из жизни люди, не поладившие с королями или святой церковью…

— Видите ли, мой уважаемый гость, — осторожно ответил я, — меня направили в армаду люди, которые заинтересованы как раз в том, чтобы плавание Магеллана прошло успешно. Я торговец, и нам, флорентийским купцам, в конце концов безразлично, где закупать перец: в Лиссабоне или в Севилье. Я нахожусь на службе, я дал определенные обязательства и, как человек чести, намерен их соблюсти.

— Вы меня не совсем поняли, сеньор Викорати, — улыбаясь, сказал Альвареш. Улыбка у него была холодная и неприятная: верхняя губа растягивалась, нижняя, напротив, треугольником поднималась вверх, так что зубов не было видно. — Что такое служба? Это то или иное жалованье, положение, перспектива. Я уполномочен вам предложить гораздо большее жалованье, чем вы получаете сейчас, и службу в королевском торговом ведомстве. Короче говоря, вы не будете ограничены в средствах.

Я молчал. Томительный гнев просыпался во мне. И не потому, что предложение Альвареша меня обидело, нет: оно было деловым и, надо признаться, весьма выгодным. Я не ханжа, а сделки подобного рода, как известно, в порядке вещей — увы! Викорати хотели перекупить — что может быть естественней в торговле, с которой я связан сызмальства?

Но ведь я шел в плавание не корысти ради. То, что вложила в меня, сама того не ведая, моя добрая матушка, — верность слову, тяга к чему-то большему, чем деньги и выгода, готовность и любовь к риску во имя возвышенных целей, — вот что оскорблял Альвареш. Он говорил со мной как с торговцем, а я впервые в жизни поступился росписью убытков и прибылей, поступился здравым смыслом, уходя с Магелланом в неизвестность. Посланец Мануэла унижал меня, потому что из моего завтра звал в мое вчера. «Опасностей в плавании, — подумал я, — наверное, не меньше, чем в мести короля Мануэла за мой отказ. Я приготовился к первым, почему бы мне бояться вторых? И если бы португальский король мог, он бы убил сначала не меня, а командора, однако командор жив». Позже я узнал, что командор в те дни был на волосок от гибели.

— К сожалению, я не могу принять ваше предложение, — сказал я и встал. — Я ни в чем не стану мешать Магеллану, его предприятие совпадает с моими личными интересами. И к тому же он мне нравится.

— Чем он их всех обольстил? — пробормотал Альвареш, натягивая капюшон. И уже у двери, полуобернувшись, бросил мне: — На ваших разваливающихся корытах вы утонете в первую же бурю. Или еще раньше вы сдохнете от голода или от мятежа своевольцев, набранных Магелланом. И тогда вы узнаете, недальновидный сеньор Викорати, что значит отказывать королю Португалии.

В эту ночь я долго не спал. Меч я повесил над изголовьем, кинжал сунул под подушку. Я не трусил, но неразумно быть неосторожным. Трудные мысли плыли в моей утомленной голове. Вряд ли португальцы так настойчиво пытались бы сорвать поход Магеллана, будь они глубоко уверены в его неудаче. Значит, они подозревают, что Магеллан действительно доберется до Молукк. Каким же путем? Говорят, на приеме у короля Карла V Магеллан показывал рисованную карту, где обозначен этот пролив. Но кто в наше время полагается на такие карты? Бесчисленное множество их ходит по рукам мореходов.

Совершенно же ясно, что если кто-то и открыл этот пролив и его корабль был в достаточно хорошем состоянии, чтобы вернуться в Европу (иначе как бы узнали об открытии и нанесли его на карту?), то именно этот кто-то и претендовал бы на должность Магеллана или уж хотя бы публично объявил о проливе, закрепив находку за своим именем, за своим государством.

В таком случае, нет ли доли истины в словах португальца? Может быть, Магеллан на самом деле не думает плыть к Молуккам, у него иные намерения? Вдруг я вспомнил строчку из соглашения короля Карла V с Магелланом и его компаньоном Фалейру [25] , о котором мне рассказали пронырливые флорентийские друзья: обоим жаловалась двадцатая часть доходов от земель, которые они откроют, но если они вернутся в Испанию, то не двадцатая, а пятая часть, вчетверо больше! Значит, и Карл V и его советники имели основания бояться, что Магеллан не вернется! И почему вдруг Фалейру, знаменитый навигатор, столь горячо отстаивавший их с Магелланом проект, неделю назад отказался идти в плавание? Загадки, загадки…

25

Руи Фалейру — известный португальский картограф и навигатор, бежавший в Испанию от притеснений короля Мануэла, друг и компаньон Магеллана по составлению проекта плавания к Молуккским островам, снабдивший армаду необходимыми картами и навигационными инструментами.