Звезда Одессы
Шрифт:
– Я думала, возле ванной есть еще одна маленькая спальня, – сказала жена, подняв брови.
Мимо нас в спальню вошла Натали и положила гитару на одну из двух кроватей; потом она обернулась, заправила тонкие волосы за уши и тряхнула головой, чтобы они снова рассыпались.
– Я хочу искупаться, – сказала она Давиду, который остался стоять в дверях. – Ты идешь?
Как выяснилось в тот первый вечер, многое в гостинице не соответствовало нашим воспоминаниям годичной давности. Так, например, перед дверью столовой без четверти семь собрались десятки стариков; судя по объявлению на доске, висевшей в холле, столовая открывалась ровно в семь. Я огляделся вокруг: весь холл, насколько хватало глаз, был заполнен стариками. Они ждали между горшками с растениями, ждали возле бассейна с золотыми рыбками,
– В прошлый раз тоже было так много стариков? – сказала Кристина, раздраженно оглядываясь на двоих, подталкивавших ее в спину: они были одеты так небрежно, что их мешковатую одежду можно было принять за ночное белье, и еще от них исходил едкий аптечный запах.
Позади них я увидел Давида и Натали, которые держались за руки; Натали положила голову на грудь моего сына, а он с мечтательной улыбкой смотрел прямо перед собой.
В самой столовой нас ждал второй неприятный сюрприз. Мы точно помнили, что год назад столики обслуживались очень приветливыми и предупредительными официантами, причем подавали закуску, главное блюдо и десерт, а перед закуской нас часто ждал еще и sorpresa del jefe [33] – корзиночки с анчоусами или тосты с мелкими морскими моллюсками. Но теперь был только шведский стол, перед которым немедленно образовались длинные очереди. Старики не торопясь накладывали себе как можно больше. Некоторые пары уже разработали систему: один стоял у буфета, а другой с тарелками в руках курсировал между буфетом и столиком, так что место в очереди не пропадало.
33
Сюрприз от хозяина (исп.).
– Что ты делаешь? – спросила жена, увидев, что я не встаю в очередь, а усаживаюсь за столик на четверых.
– Я не хочу туда, – ответил я и подозвал официанта, который, судя по всему, принимал заказы на напитки.
– Но тебе же надо поесть! – крикнула жена из-за толпы стариков, готовой окружить ее со всех сторон.
Я покачал головой и рукой показал: «потом». Официант с блокнотом внезапно исчез, Давида и Натали тоже след простыл.
Все соседние столики уже были заняты, но толчея у буфета продолжалась; мне хотелось выпить пива и закурить сигарету. От ближайшего столика веяло не только уже знакомым аптечным запахом, но и мерзким запахом грязных подгузников. Я резко встал и протиснулся на улицу мимо тех, кто стоял у дверей столовой; очередь стала еще длиннее.
На парковочной площадке я закурил. Было еще совсем светло: над морем, у самого горизонта, висело золотисто-желтое солнце. Снизу, с пляжа, доносился шум волн, набегающих на песок. Я зажмурился. Внезапно я почувствовал необъяснимую потребность в наступлении темноты; я хотел, чтобы как можно скорее спустилась темная звездная ночь – а вместо этого видел яркий южный свет, немилосердно заливавший и красивое, и безобразное.
Когда я вернулся в столовую, жена, Давид и Натали уже сидели за нашим столиком.
– Смотри, что я взяла тебе, – сказала Кристина и показала на тарелку с холодным салатом из пасты, в котором я различил несколько микроскопических кусочков ветчины. – У горячего была такая толчея. Мы вернемся туда позже, когда будет посвободнее.
Она поднесла к моему бокалу бутылку и налила мне красного вина.
– Я спросила официанта, – сказала она. – Видишь, гостиница теперь принадлежит бельгийцу. Поэтому здесь так много бельгийцев. И поэтому здесь теперь шведский стол.
Бельгийцы! Я яростно закивал. Все стало на свои места. Как известно, нигде в мире вы не увидите столько уродливых людей, сколько в Бельгии, – разве что в Англии.
Я даже захихикал. Повсюду старики втыкали вилки в еду. Будь на то добрая воля, их головы можно было бы назвать характерными и
даже организовать кастинг для фильма о средневековье, с массовыми сценами в старинном трактире; но когда доброй воли недостаточно, все характерное идет прахом и остается только уродство.– Ты уже смотрела вокруг себя? – спросил я жену. – По-настоящему.
Давид и Натали тыкали вилками в макаронины; судя по всему, они держались за руки под столом. Жена хотела что-то сказать мне взглядом, но у меня не было ни малейшего желания расшифровывать ее сигналы. За последние минуты мое настроение скачкообразно поднялось, и я хотел, чтобы все так и оставалось.
– Мы сидим среди бельгийцев! – громко сказал я сыну и его подруге.
Под столом Кристина дотронулась ногой до моего бедра.
– В чем дело, мать твою? – выкрикнул я.
Кристина наклонилась к своей тарелке и повернула голову ко мне.
– Они могут тебя услышать! – прошипела она.
Я обвел взглядом жующих и тычущих вилками стариков – которые только что стали бельгийскими стариками – и пожал плечами. Я заметил, что Натали смотрит на меня, она ненадолго потеряла интерес к моему сыну и явно ждала продолжения.
– Англичане – плохие едоки, – сказал я, поднося бокал ко рту и снова ставя его на стол. – Вот почему все они – такие жуткие уроды. Если изо дня в день потреблять много муки и жира, то и другое будет выходить наружу через поры в коже. Но бельгийцы, можно сказать, отчасти едят как французы. Значит, их уродство должно иметь другую причину.
Теперь и Давид смотрел на меня, он положил вилку рядом с тарелкой.
– Ты читала «Сюске и Виске»? [34] – обратился я к Натали. – Такой комикс?
34
«Suske en Wiske» (нидерл.) – фламандский комикс; один из немногих бельгийских комиксов, популярных также в Нидерландах.
Она кивнула.
– Но мне никогда не нравилось, – добавила она.
– Мне тоже. Раньше я иногда их читал, и, что смешно, сначала мне не понравилось: я решил, что они не слишком реалистичны. Но, побывав в Бельгии, начинаешь понимать, что этот комикс основан на реальности. Буквально на каждом углу мимо тебя шаркают Ламбики, Йеромики и тети Сидонии. Оказывается, в этих персонажах нет ничего карикатурного. Они живьем разгуливают вокруг тебя. И они в самом деле уродливы.
На лице Натали появилась веселая улыбка, но Давид зевал, а жена сидела над пустой тарелкой и нисколько не скрывала, что совсем не слушает меня.
– Ну и?.. – спросил сын.
– Что «ну и»?
– Почему бельгийцы так уродливы?
– Откуда я знаю? Это странно, потому что голландцы тоже питаются не очень правильно. Но по Нидерландам разгуливают толпы красивых людей, хотя этот факт часто отрицают, ведь голландцы не в восторге от самих себя. Объективно говоря, нам нечего стыдиться. Голландские девушки – одни из самых красивых в мире, это всем известно.
Произнося последнюю фразу, я смотрел только на Натали. Я не хотел этого, я изо всех сил старался этого не делать, но что-то во мне было сильнее моих благих намерений. Назвав голландских девушек самыми красивыми в мире, я даже слегка подмигнул ей. Одновременно я почувствовал жар на лице; надо было поскорее встать и под каким-нибудь предлогом удалиться, иначе я жестоко провинился бы уже в первый день нашего идиллического отпуска.
– А они должны стыдиться? – спросила Натали, прежде чем я успел что-нибудь придумать.
– Что?
– Вы говорите, что нам, голландцам, нечего стыдиться. Но тогда получается, что им, этим бельгийцам… – она указала на столики вокруг нас, – что им есть чего стыдиться.
– Фред, – поспешно сказал я. – Ты не обязана говорить мне «вы». Во всяком случае, в отпуске.
Я сделал глубокий вдох и отпил вина. Теперь и жена положила прибор рядом с тарелкой и, казалось, прислушивалась к моим словам. Давид смотрел то на свою подругу, то на меня. «Что ты на это ответишь?» – читалось в его взгляде.