Звезда печали и любви
Шрифт:
— Вам плохо?
Елена Владимировна хотела ответить, но лишь пошевелила губами.
— Вы к кому? — снова спросила медсестра.
— К сыну, — с трудом выговорила Елена Владимировна.
— А как фамилия?
— Бондаренко Олег.
Медсестра взяла ее под руку.
— Идемте сначала со мной, потом я проведу вас к сыну.
Елена Владимировна безропотно пошла с ней. Медсестра привела ее в ординаторскую, посадила на кушетку, дала стакан воды.
— А сейчас я позову лечащего врача вашего сына.
Немного спустя в ординаторскую вошел мужчина в белом халате.
— Здравствуйте, —
— Только что, — с трудом ответила она. — Что с моим сыном?
— Утешать не буду и не хочу обманывать. Ваш сын парализован. У него ушиб позвоночника. Когда его привезли в госпиталь, мы с трудом вернули его к жизни. У него было заражение крови.
Он замолчал, переживая за мать солдата. Старый врач, повидавший в своей жизни и не такое, не мог спокойно смотреть на матерей, когда те приезжали за своими изувеченными сыновьями.
Елена Владимировна с отчаянием посмотрела ему в глаза. Хотела спросить — и боялась ответа. Тот без слов понял ее.
— Ходить он больше не будет. Я мог бы вас утешить, но лучше вам знать правду. Сейчас он нуждается в вашей поддержке. Не показывайте ему свою боль, спрячьте глубоко в сердце, пусть он живет с надеждой, что когда-нибудь встанет, а ваша жалость убьет в нем последнюю надежду. На днях он у меня спросил: «Валерий Владимирович, ходить буду?» — и я, не задумываясь, ответил: «Да! Ходить будешь!» Я понимал, что обманываю его, но по-другому не мог поступить. Я обязан был дать ему надежду, чтобы он выкарабкался из объятий смерти. И вы берегите в нем эту надежду. Убедите его, что настанет день и он обязательно встанет на ноги. Пусть этой надеждой он и живет.
Она, умоляюще глядя на него, спросила:
— А может, когда-нибудь сын действительно встанет?
— В жизни всякое бывает. До ранения организм у него был крепкий. Кто знает, может, со временем и встанет… Но сейчас главное для нас вернуть его к жизни. В последнее время он перестал принимать пищу. Это нас беспокоит. Для дальнейшего лечения мы хотим его отправить в Одесский военный госпиталь, но придется подождать, пока не окрепнет, — потом врач повернулся к медсестре: — Надюша, отведи мать к сыну.
Елена Владимировна встала, пошла за ней. Возле палаты она остановилась, сказала медсестре:
— Спасибо, что проводили, но к сыну я пойду одна.
Она втянула в себя воздух, осторожно открыла дверь, вошла. В палате на койках лежали молодые парни. У некоторых руки и ноги были высоко прикреплены к стойкам. Она растерянно посмотрела на неподвижно лежавших парней. Среди них не было ее сына…
Один из раненых слабым голосом спросил:
— Вы к кому?
— К Олегу.
Раненый глазами указал ей койку. Она посмотрела туда. Перед ней с закрытыми глазами лежал совершенно незнакомый ей человек. Глаза его провалились в глазницы, лицо было восковое, без единой кровинки. На тощем, полуобнаженном теле выделялись ребра. Худые костлявые руки безжизненно лежали вдоль туловища.
Она повернулась к раненому, который указал на Олега.
— Это не он.
— У нас в палате только один Олег. А как фамилия вашего сына?
— Бондаренко.
— Тогда это он.
Она вновь посмотрела на неподвижно лежавшего человека,
и ноги сами понесли ее к нему. Она опустилась перед ним на колени. Перед ней лежал не сын, которого провожала в армию, а живая мумия. Она взяла его безжизненную руку, прижала к своему лицу, тихо заплакала. Сердце ее разрывалось от боли. Сквозь слезы она тихо позвала:— Олег…
Олег смутно слышал, что его зовут, что рядом кто-то плачет. С трудом открыл глаза, посмотрел на белоснежный потолок. «Нет, почудилось», — подумал он и вновь закрыл глаза.
Она громче позвала:
— Сынок!
На его лице она увидела улыбку и поняла, что Олег принимает ее за сон.
— Сынок, это я, твоя мама! Ты слышишь меня? Открой глаза!
Но он не отзывался. Она почувствовала, что задыхается, словно кто-то ее душил. Хотелось вырвать из груди свое сердце и отдать ему, отдать ноги, руки, лишь бы он стал таким, каким она провожала его в армию, В голове стоял сплошной шум… Она не заметила, как возле нее присела медсестра, и даже не почувствовала, как та сделала ей укол.
Олег ощущал рядом материнское тепло, оно словно излучало невидимые лучи. «Сынок!» — вновь услышал он зов матери. С трудом открыв глаза, увидел ее и слабым голосом, словно малое дитя, тихо произнес:
— Мамочка…
Положив ему голову на грудь и больше не сдерживая себя, Елена Владимировна громко зарыдала.
В палате ребята не выдержали, отвернулись. Постепенно Елена Владимировна пришла в себя. Вытирая слезы и поглаживая прозрачные руки сына, тихо поклялась:
— Я верну тебя к жизни! Ты слышишь? Верну!
В палату вошла медсестра. Впереди себя она катила тележку с едой. Каждому больному на тумбочку поставила тарелки, потом подошла колене Владимировне.
— Я его сейчас буду кормить. Пересядьте, пожалуйста.
Та встала, отошла в сторону. Медсестра села рядом с Олегом, ласково посмотрела на него.
— Давай покушаем?
Ложкой зачерпнула бульон, поднесла к его рту. Олег рот не открывал.
— Попробуй, очень вкусно!
Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза. Медсестра повернулась к Елене Владимировне.
— Вот так каждый день. Почти не ест. Питается одним воздухом.
Елена Владимировна подошла к ней.
— Давайте я его покормлю.
Та уступила ей место. Елена Владимировна наклонилась к сыну.
— Олег, а теперь послушай меня. Я приехала, чтобы забрать тебя домой, но если ты не будешь есть, я не смогу тебя увезти. Ты слышишь?
Он открыл глаза.
— Я не хочу, — прошептал он.
— Сынок, пожалей меня. Ты хочешь, чтобы я умерла?
Олег нехотя открыл рот. Она влила ему в рот суп, подождала, когда тот проглотит, и вновь поднесла ложку к его рту.
Но тот замотал головой.
— Ради меня съешь еще немного!
— Мне плохо, — тихо сказал он.
Ложка в ее руке задрожала, она поняла, что больше не в силах смотреть на сына, встала. Голова кружилась, палата переворачивалась, земля уходила из-под ног. Кто-то крепко подхватил ее за талию. Ее привели в ординаторскую, положили на кушетку, сделали укол.
— Вам легче?
— Да, — тихо ответила она и попыталась встать.
— Полежите немножко, — придерживая ее рукой, попросила врач.