Звезда упала

Алёша вырывался, всхлипывал, что-то пытался сказать, потом вдруг глаза его округлились, рот удивлённо открылся. Он смотрел куда-то ей за спину.

Надя резко обернулась.

Улица полностью преобразилась, стала неузнаваемой. Дом, из которого они недавно выбежали, исчез с лица земли. На его месте зияла гигантская дымящаяся воронка, вокруг которой располагались неправдоподобные, напоминающие иллюстрации к фантастическим книгам, развалины.

Надя, оторопев, разглядывала остатки своего жилища. Она вдруг осознала, что не уловила ни звука из того, что произносил Алёша, что тишина по-прежнему никуда не уходит, что она висит над нею, делая окружающую картину ещё более нереальной.

Надя непроизвольно потрогала уши и окончательно поняла, что ничего не слышит.

Именно поэтому она никак не отреагировала на шум могучего мотора, возникший неподалёку. Только когда яркий свет начал заливать преображённую улицу, Надя повернулась, поневоле прикрывая глаза.

Что-то страшное надвигалось на них. Надо было вскочить, схватить ребёнка в охапку и бежать.Но ноги не слушались, кроме того, бежать было некуда, да и бессмысленно, их всё равно догонят, отыщут, схватят…

Свет приковывал её к месту, лишал воли. Он приближался, становился всё ярче с каждой секундой и наконец, упёршись в неё и прижавшегося к ней Алёшу, замер.

Подъехавшая, невидимая за слепящим светом машина остановилась прямо рядом с ними.

Надя снова в отчаянии попыталась заслонить собой сына. Она не только оглохла, но теперь ещё и ничего не видела из-за этого бьющего в глаза ослепительно яркого света.

Перед ней стоял огромный танк. Это был знаменитый тяжёлый КВ — «Клим Ворошилов», головной танк прорвавшегося в город дивизиона. Наполовину высунувшийся из люка танкист, одной рукой сжимая автомат, а в другой держа мощную фару, с любопытством разглядывал пойманную её лучом Надю.

— Эй, ты! — крикнул он сверху. — Ты кто?

Надя не услышала вопроса. Она по-прежнему сидела неподвижно, всё больше впадая в состояние полнейшей прострации. Этот жуткий, бьющий в неё бесшумный свет высушивалеё, он вытягивал, выскребал из неё остатки жизни.

— Ты чего молчишь-то? Немая, что ли? — удивился танкист.

Он ловко выбрался наружу, присел на корточки, по-прежнему всматриваясь в лицо застывшей перед ним женщины.

Потом нагнулся над люком и крикнул внутрь:

— Родька, тут баба какая-то странная, с ребёнком. Пойди глянь.

В люковой дыре через мгновение возник Родька. Снял шлем, оказался совсем мальчишкой. Вытер потное лицо, нахлобучил шлем обратно.

— Может, она не русская? — предположил первый танкист. — Потому и молчит.

— Прям «не русская»! — ехидно возразил Родька, поглядывая на Надю. — Кем ей ещё быть-то? Или, по-твоему, здесь в Светозёрске немки с детьми по улицам бегают! Ну ты, Сань, даёшь!

Высказавшись таким образом, насмешливый Родька окончательно вылез из люка и, пробежавшись по брони корпуса, спрыгнул с танка на землю. Саня же поставил фару рядом и на всякий случай взял странную бабу на прицел автомата.

Родька вплотную подошёл к Наде. Его поразили её огромные, тёмно-зелёные, глядящие куда-то сквозь него глаза.

Надя его не видела. Что-то тёмное подплывало к ней в том беззвучном мареве, в котором она сейчас пребывала. Но она как ни пыталась, не могла определить, насколько оно, это тёмное, было враждебным по отношению к ней и Алёше.

Родька белозубо улыбнулся удивительной зеленоглазой женщине.

— Ты кто такая? — спросил он.

Но загадочная женщина всё также молчала, смотрела куда-то в пространство, ничем не обозначая, что заметила его присутствие.

Родька увидел, что из кармана её грязного порванного пальто высовываются какие-то бумаги. Он осторожно сунул туда руку и извлёк наружу документы.

Надя опять же совсем не отреагировала на его действия. Её вдруг начало покачивать на волнах, и эти тихие ласковые волны уносили её всё дальше отсюда.

— Ну чего там, Родь? — крикнул сверху Cаня.

Он по-прежнему сжимал в руках автомат, настороженно вглядывался в незнакомку.

— Похоже, контузило её слегка, — ответил Родька. — Я тут документы нашёл… Наша она, конечно.

И он вслух прочёл:

— Курочкина Нина Анатольевна…

Потом перевёл взгляд на уплывшую совсем далеко Надю и вновь успокаивающе улыбнулся ей:

— Свои мы, Нина Анатольевна. Не боись. Порядок.

Глава 42 ОСОБИСТ

Немцы ушли из посёлка так же тихо, как и пришли. Просто исчезли в один прекрасный день. Ещё через пару дней с радостными криками и песнями по центральной улице проехала моторизованная красноармейская дивизия. Почти сразу после этого в Дарьино пошли дожди, в воздухе установился особый аромат, в котором смешивались запахи первых грибов, мокрого леса, осеннего тления. Снова жидко расползлись, захлюпали дороги.

Несмотря на долгожданное освобождение, воодушевления не ощущалось, посёлок казался совсем заброшенным, опустевшим. Сильно поредел народ за четыре года немецкой оккупации. Кто на фронт ушёл, кто эвакуировался, кого в Германию угнали, а кто и никуда не девался, здесь помер, на месте.

Так, к примеру, год назад не выдержал, повесился дед Семён. Впрочем, про него было понятно, дед почти ослеп, еле двигался.

Более неожиданной для дарьинцев стала смерть почтальонши тёти Паши в самом конце февраля. К ней все привыкли, казалось, тётя Паша будет тут, в Дарьино, всегда, что бы ни случилось. Хотя она уже давным-давно, с самого начала войны, никакой почты не разносила, её по-прежнему по привычке воспринимали как почтальоншу, заинтересованно реагировали на её появление, долго смотрели вслед её грузной, переваливающейся с ноги на ногу фигуре.

И вдруг она исчезла. Хватились её только на третий день, нашли окоченевшей в нескольких метрах от собственного дома. Скорее всего — сердце, хотя никто не помнил, чтобы она на него жаловалась.

В понедельник четвёртого сентября Вера, как всегда, отправилась на работу. Уже подходя к комендатуре, почувствовала — что-то не то. Машины перед зданием не стояли, а дверь была приоткрыта, чуть поскрипывала под весенним ветром. Непривычный, странный вид. Карл Нагель терпеть не мог открытых дверей.