Звезда в оранжевом комбинезоне
Шрифт:
Зоэ записали во французский лицей, в первый класс, специальность «Литература».
Александра записали во французский лицей, в первый класс, по специальности «Точные науки».
Они везде ходили вместе, как ниточка с иголочкой.
Вечерами долго шушукались или в ее, или в его комнате. Они слушали одну и ту же музыку и по улице ходили как сиамские близнецы, деля на двоих одни наушники. Изъяснялись они между собой на тайном языке, и Жозефина всячески пыталась расшифровать его. Они выкрикивали: «High five!» [20] – и стукались ладонями. Он называл ее Зуй. Она его Лукси. Он спрашивал: «Луксор?» Она отвечала: «Нефертити».
20
Дай
Жозефина не была уверена, что понимает, о чем они…
Все, казалось бы, успокоилось.
Они уходили утром, наспех одевшись и проглотив на ходу чашку горячего шоколада и тосты с маслом, которые делала для них Анни, ворча при этом, что никто не ест стоя, что надо сесть за стол и как следует пережевывать пищу. И что надо пить апельсиновый сок, в нем много витамина С. Они отвечали с набитыми ртами, что у них нет времени, что ей пора сменить пластинку, каждое утро одна и та же песня, надоело уже, Анни!
– А кстати, какой самый надоедливый овощ?
Анни задумалась, сложив руки на животе.
– Горькая редька!
– Ишь вы какие, – пробормотала Анни. – Давайте, пейте сок!
– И вот еще, – добавил Александр, проглатывая бутерброд. – Ты знаешь, почему мамонты вымерли?
– Прекрати разговаривать с набитым ртом!
– Потому что до этого исчезли папонты!
Они расхохотались. Их забавлял растерянный вид Анни, которая пыталась понять их тонкий юмор, но ей не удавалось.
– А ты знаешь, почему садовники скучают без беременных женщин?
Анни закатила глаза.
– Потому что им тогда не воскликнуть «Ого! Роды!», – завопили они хором. – Огороды, Анни!
Они стукнулись ладонями: «High five! High five!»
Похватав пальто, шарфы и рюкзаки, они отправлялись на остановку автобуса. 98-й, 6-й или 24-й и потом немного пешком через парк, а там уже Южный Кенсингтон и их лицей. Зоэ недовольно бурчала, она не любила ходить пешком. Александр стоял на своем: «Зато ты не превратишься в жирную толстуху».
– Я вовсе не жирная толстуха! – возмущалась Зоэ.
– Только потому, что я заставляю тебя ходить пешком.
– А ты… А у тебя шея, как у жирафа, и уши как пепельницы!
– Ну прям! Все девчонки без ума от меня!
– А что ты мне дашь, если я тебе расскажу, что вчера вечером сказала Мелли?
– Что же сказала Мелли?
Жозефина слышала их перебранку на улице. Потом выглядывала в окно и видела, как они удаляются, поворачивают за угол… «Ну вроде все хорошо», – думала она.
Но все равно ей было как-то беспокойно.
Она не слышала продолжения их диалога, когда они ушли за угол и оказались вне пределов слышимости, возле остановки автобуса.
– Слушай, кончай ты с этими младенческими шутками! Мы же уже не дети, – сказал Александр.
– Зато эти поверят, что мы еще сосунки. А иначе они нас постоянно подозревают…
– Ты в этом уверена?
– Да. А я пока спокойно подготовлю все, как надо.
– Ты все делаешь втихую. Это не особо честно.
– А я не могу по-другому. Они и слышать ничего не хотят.
– Ну, когда это случится… им небо на голову обрушится. Неприятный такой сюрприз.
– Но ведь ты не расскажешь? Ты обещал, что не расскажешь.
– Ну в любом случае они будут в шоке. А я как буду выглядеть?
– Ты будешь выглядеть как человек, который ни о чем не подозревал.
– Отец жутко разозлится. А твоя мама вообще!
– Ты ничего не знаешь, вот и все тут.
– Нет. Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что я так не могу.
– Ты бросаешь меня? Предаешь? Точно? А я-то думала…
– Подожди, Зоэ, подожди! Это ведь ты не ерунду какую-то затеяла. Это целая история. Большая и важная.
– Ну это же не тебе нужно
сделать, а мне! А от тебя требуется только помолчать. Не так уж сложно, в конце концов.– Не смогу я, клянусь тебе! Нужно придумать какую-нибудь штуку, чтобы я мог себя оправдать, как-то обелить перед ними.
– Ох, вы, парни! Вечно вы всего боитесь!
– Ага! Потому что Гаэтан тоже…
– Вовсе нет! Гаэтан со мной полностью солидарен!
– Ну, я в этом не уверен, старушка.
Этим утром, как обычно, Анни говорила с ними про витамин С в апельсиновом соке, про то, что нужно тщательнее прожевывать тосты, мыть руки перед едой, Александр и Зоэ, как обычно, убежали в лицей, протрубив в дверях: «До вечера, предки!» И Жозефина крикнула им в окно: «До свидания!»
Александр был очень похож на Филиппа.
Высокий, тоненький, темноволосый – ростомер на кухне отмерил ему метр восемьдесят. Прядь волос падает на глаза, худое, почти раздражающе правильное лицо. Его отличает от отца только некоторая расхристанность, нелепость манер и внешнего облика: волосы взъерошены, пола рубашки вылезает из штанов, большие ручищи дискобола, нахально вздернутый подбородок и какой-то неуловимо-высокомерный отблеск в глазах, словно свет карманного фонарика, освещающего душу.
Иногда Жозефине казалось, что в теле юноши скрывается ироничный, насмешливый старик с белой бородой.
А может, это он после смерти матери [21] так повзрослел в одночасье, что детские страдания и боль взрослого мужчины смешались в нем, и потому у него такой строгий, порой даже снисходительный взгляд. Он меняется, когда говорит с отцом, оживляется, раскрывается, но с Жозефиной почти не разговаривает, и его замкнутость действует на нее как серная кислота. Она терялась, делалась неловкой и неуклюжей. Он держал ее на расстоянии. Ледяная вежливость с оттенком «не-тронь-меня». И когда его отец удивлялся: «Ты что, не поцелуешь Жозефину?» – он подставлял Жозефине щеку, не наклоняясь к ней. Прямой, безмолвный, почти презрительный. Она должна была подниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его, и бросала свой поцелуй, как баскетболист в корзину, молясь, чтобы не промахнуться. Он никогда ее не обижал, никогда не допускал ни единого грубого слова. В нем была изысканная старинная вежливость, присущая ему с детства, но чувствовалось, что он всем своим существом осуждает сожительство отца с маминой сестрой. Жозефина предпочла бы, чтобы он вел себя не так любезно, пусть бы был колючим и несговорчивым, говорил бы порой что-нибудь резкое, но вместе с тем хотя бы иногда проявлял теплые, нежные чувства. В общем, он ее просто хладнокровно и рассудочно не любил.
21
* См. роман «Черепаший вальс».
«Приручай его, – говорила она себе. – Прояви терпение».
Она сдерживала себя, старалась, искала разные способы сдружиться с ним.
Но никогда не говорила об этом с Филиппом.
Бекка рано утром уехала на Мюррей-Гроу, чтобы разобрать одежду, которую нужно раздать, и приготовить завтрак. Им с Филиппом удалось осуществить их проект: переделать крыло церкви в приют для одиноких бездомных женщин. Убежище, некий перевалочный пункт, дающий им возможность обрести силы и попытаться наладить свою жизнь. Они с течением времени обретали утраченное достоинство, благодаря правильному питанию, чистой кровати, душу и туалету, курсам кулинарии, кройки и шитья, йоги, керамики, живописи, фортепиано – всем занятиям, которые пытались адаптировать к нуждам маленького сообщества. Пастор Грин, глава прихода, работал бок о бок с ними, его воодушевили их планы. Он нашел добровольцев-учителей для мастерских, организовал садик для маленьких детей и сам занимался с малышами, пока их матери посещали курсы.