Звезда в оранжевом комбинезоне
Шрифт:
Она откинулась на спинку стула и выдохнула, вконец обескураженная.
– Однажды, – продолжал Филипп, – мы вернемся в этот отель во Флоренции, и, вместо того чтобы тушеваться и тупить взор, ты смело уставишься прямо в глаза этой стерве.
– Ты говоришь это, чтобы сделать мне приятное…
– Ты можешь все, но только об этом пока не знаешь.
– А ты можешь поцеловать меня прямо здесь, немедленно?
Он склонился к ней, взял ее лицо в свои руки, приник губами к ее губам и поцеловал ее – долго-долго.
И она теперь больше не боялась.
Пришел день отъезда. Они покинули Сиену и ее неприступные стены. Достали чемоданы, положили на кровать, вынули все вещи из
Филипп сказал: «Я пойду заплачу по счету и пришлю кого-нибудь за багажом». Жозефина сказала, что ей нужно проверить еще разок, не забыли ли они что-нибудь.
Она дождалась, когда за ним закроется дверь, и оперлась на подоконник у окна, глядя на гладкие, округлые холмы Крете.
Этой ночью ей опять захотелось говорить.
Этой ночью она опять встала, уперлась лбом в окно. Вновь вспомнила об их разговоре в ресторане Ареццо, о парочке влюбленных женщин, о той из них, что давала все и не умела принимать любовь.
Филипп тоже встал, подошел к окну. Они вместе смотрели в ночь, а потом она вдруг сказала на одном дыхании:
– Когда я говорила «грязная и уродливая»…
Он наклонил голову, словно подбадривая ее, прося продолжать.
– …я могла бы добавить: и почти утонувшая.
Он подождал, что она скажет дальше, когда найдет силы говорить.
– Я не люблю об этом рассказывать, потому что каждый раз плачу и…
– Говори же.
И она рассказала.
Рассказала о том дне, в Ландах, когда мать бросила ее в штормовом море.
Ей было семь лет, а Ирис одиннадцать. Они втроем пошли окунуться. Поплыли далеко-далеко. Отец на берегу следил за ними, волновался. Он-то не умел плавать.
Буря разыгралась мгновенно, буквально за несколько минут. Девочки обе уцепились за шею матери. Волны хлестали их по лицам, соленая вода щипала глаза. И вдруг Жозефина почувствовала, как мать отбрасывает ее.
Анриетта подхватила Ирис и, прижав ее рукой, мощным брассом поплыла к берегу.
Жозефина смотрела, как они удаляются в сторону берега. И это было душераздирающим доказательством того, что она даже не стоит того, чтобы ее спасали. Она билась с волнами, глотала литрами соленую воду, но в конце концов доплыла до берега, вся исцарапанная песком и мелкими камушками, окровавленная, облепленная водорослями. Она кашляла и выхаркивала соленую воду из легких, грязная и уродливая, уродливая и грязная.
Но зато живая.
Она с тех пор прошла не маленький путь.
Несмотря на бурные волны или благодаря им.
Научилась на них кататься.
Надо бы еще сбросить наконец с себя этот песок и эти водоросли, которые грязнят ее, душат.
Грязная и уродливая, уродливая и грязная.
Последний раз она видела свою мать на похоронах Ирис*. [26] Несколько дней спустя она позвонила ей – искала свои детские фотографии с сестрой, хотела вставить в рамку и повесить у себя.
26
* См. романы «Черепаший вальс» и «Белки в Центральном парке по понедельникам грустят».
– И она мне ответила: «Жозефина, не звони мне больше. У меня больше нет дочери. Была одна, и ту я потеряла».
Она обернулась к Филиппу и сказала:
– Ну вот. Теперь ты все знаешь.
– А почему ты никогда мне ничего
не рассказывала?– Ну, может быть, поскольку считала, что у нее были свои основания хотеть спасти Ирис, а не меня. Когда я пришла в себя, была уже на руках у папы, он уносил меня подальше от матери. Он обернулся и обозвал ее преступницей. Потому что и правда поверил, что я могу умереть. Да я и сама в это верила…
– Зато теперь ты вполне жива, и у тебя есть все основания гордиться собой.
– Ты думаешь? – едва слышно спросила она.
– Я не думаю, я уверен.
Она хотела еще раз прокрутить в голове эту ночь.
Она осмелилась рассказать. Рассказать все мужчине, своему мужчине.
Мужчине, которому она смогла довериться, который ее выслушал… Который сейчас ждал ее в вестибюле «Палаццо Равицца».
Она вытерла слезы и улыбнулась.
Взяла рюкзак. Надела пальто. Сунула руки в карманы – отважный маленький солдатик, отправляющийся на войну.
Пальцы ощупали подкладку кармана, она почему-то была порвана. Жозефина удивилась. Она просунула руку вглубь и извлекла оттуда бумажку, свернутую в трубочку.
Это была записка от Зоэ: «Постарайся получить максимум от своего путешествия, мамусечка, раскрой глаза пошире и наполни их красотой и любовью, я люблю тебя всем сердцем, сильно-сильно!»
Тогда, 22 апреля, Зоэ не вернулась домой.
Александр сидел запершись в своей комнате: до этого он битый час объяснял отцу, что ничего не знает. Зоэ не посвятила его в план бегства, ничего не говорила ни о самоубийстве, ни о незнакомцах из интернета. Он был бледен и немногословен, но не казался обеспокоенным.
Чудесное блюдо, приготовленное Анни, застыло в горшочке на плите. Она в конце концов убрала его в холодильник, оплакивая неясную будущность своего творения (не хотела себе признаться, что плачет от мысли, что может больше никогда не увидеть Зоэ).
Филипп держал Жозефину в объятиях: она не могла стоять и, как только он отпускал ее, тут же валилась на пол.
Она не плакала, слез больше не было. Она смотрела вниз, и взгляд у нее был как у затравленного зверька.
Он уложил ее в их большую двуспальную кровать. Лег рядом. Она стонала, повторяя: «Зоэ, деточка моя, где же ты?» Потом, обессиленная, уснула.
Филипп встал с постели и уселся за компьютер Зоэ.
Порылся в истории ее поисковых запросов в Интернете и напал на сайт, который она открывала несколько раз.
За последние три месяца.
Как только ей исполнилось шестнадцать лет.
Так он смог напасть на след беглянки.
Потому что речь шла именно о бегстве.
История запросов показала все детали плана, разработанного Зоэ. Стало ясно, что она искала. И что нашла – в конце концов она остановилась на сайте Гретна-Грин, деревеньке на границе Шотландии и Англии. Это место было известно своими молниеносными бракосочетаниями. Такой европейский Лас-Вегас. В Шотландии официальный возраст для вступления в брак – шестнадцать лет. Зоэ, вероятно, узнала об этом от подружки из лицея. С этого момента она терпеливо вынашивала свой план. Сэкономила денег, немного подзаняла. Купила два билета на поезд до Глазго и два билета оттуда до Гретна-Грин. Заполнила по интернету все бумаги. На сайте было написано, что брачующимся должно быть не менее шестнадцати лет, они не должны состоять в другом браке, быть в здравом уме и твердой памяти, не иметь никаких степеней родства с будущим супругом, быть с ним противоположного пола, иметь с собой свидетельство о рождении и, для иностранцев, получить сертификат с разрешением на бракосочетание, который можно получить в мэрии.