Звезда в оранжевом комбинезоне

– Вот так-то! Слуги, они на все годятся! – с удовлетворением заключал он.

Глаза Фернанды горели яростным огнем, Раймон стискивал зубы, но им приходилось, собрав манатки, отправляться на ферму. На три месяца, на полгода.

Когда к Андре из Парижа приезжали друзья, он призывал к себе Раймона и обсыпал его порошком, которым травят муравьев. Покрывал его целиком, засыпал в волосы, в глаза, в рот, в штаны, потом давал ему пинка под зад и отправлял на кухню к матери. Вся компания изнемогала от хохота, наблюдая, как он уносит ноги из комнаты, отплевываясь и на ходу вытряхивая порошок из штанов.

Андре проявлял чудеса извращенной изобретательности, когда нужно было унизить Фернанду и ее сына. Он велел им забирать на кухню листья от артишоков, съеденных хозяевами за обедом, есть их и еще требовал, чтобы они благодарили его: «Вот же нам повезло! Это отборное блюдо, и в следующий раз будет еще больше!» Отец прыскал: «У-мо-ри-тель-но!»

В библиотеке Андре заставлял Раймона опускаться на четвереньки, чтобы он, встав ему на спину, мог достать нужную книгу. Он был на пять лет старше и специально старался давить ногами посильнее, да еще при этом рассуждал во весь голос. Он вслух читал отрывки, выхваченные наугад, и декламировал: «Горе одного только рака красит», вдавливая пятки в кожу малыша. Раймон Валенти терпел муки молча. Лицо его каменело, кровь приливала к голове, он выгибался, стискивал зубы, втягивал живот, опасаясь, что откажут почки.

Андре, длинный, бледный и худой, такой светловолосый и белокожий, что казался призраком, в конце концов сравнялся ростом с Раймоном, который с каждым годом становился все стройнее, сильнее, крепче. Молодой хозяин издевался над его именем. Раймон! Попахивает коровьим навозом! Еще хуже – поражением, разгромом, как и главный носитель этого имени, вечно второй велогонщик Раймон Пулидор. «Давай, Раймон, еще постарайся и тогда придешь вторым! Будь любезен, льсти мне, я люблю грубую лесть, и будь любезен опускать передо мной глаза, Раймон, capisci? [29] Ты ведь говоришь по-итальянски, да? Как твой отец. Ты ведь в курсе, тот чувак, который напился и обрюхатил твою мамашу, а потом слился потихоньку…»

29

Понял? (ит.)

Раймон, которому было пятнадцать, перенес операцию на яичках, достаточно банальную для подростков. Андре прознал про это, что дало повод для новых издевательств. Раймон – мелкочлен, Раймон – пустоцвет, Раймон – сухостой, для производства детишек Раймон пролетает! У него мешочек при члене пуст. Сперматозоидов нет и в помине.

В деревне, если Андре видел Раймона, он кричал: «Эй, Пустоцвет, иди-ка сюда!» И Пустоцвет стало его прозвищем. Так говорил булочник, так говорил мясник. Однажды даже в коллеже преподаватель, вызывая его к доске, проронил: «Ну, Пустоцвет, расскажи нам, что ты выучил». Класс грохнул смехом. Раймон Валенти встал и вышел из класса. На следующий день его место было пустым. Больше в коллеже его не видели. Это было сразу после диплома.

Раймон был еще слишком маленьким, чтобы вздрючить Андре. При каждом новом оскорблении он впадал в ярость и бросался на обидчика. Мальчики дрались до конца, который всегда был одинаковым: Андре одерживал верх. Он бросал его на землю, держа за штаны и приговаривая: «Ветрогон, сухостой, пустоцвет, могила для сперматозоидов!»

Раймон вставал и залезал на самое высокое дерево. Он с риском для жизни забирался на самый верх, карабкаясь как белка, писал оттуда, стараясь струей задеть Андре. Или болтался на ветках, висел на одной руке и издавал страшные крики, как рассерженный орангутанг.

– Вот-вот, – вопил Андре, – кривляйся, обезьяна! Это роль как раз для тебя.

Фернанда выходила из кухни, вытирала жирные руки о передник и кричала: «Вы же убьете моего малыша!» – «Ну что ты, Фернанда, маленькие бастарды неистребимы». Тогда она орала во все горло: «Давай, сынок! Лезь еще выше! Покажи ему, что ты самый сильный».

И Раймон взлетал на самую верхушку.

Фернанда поворачивалась к Андре, вставала в позу ведьмы-прорицательницы и с полузакрытыми глазами шипела: «Будьте вы все прокляты, Буррашары! Будьте прокляты, захлебнитесь своей кровью, пусть разрушится ваш замок и вы выплачете все ваши глаза!»

Раймон смотрел на мать, готовую потерять работу, лишь бы защитить свое чадо, и глухое бешенство поднималось в нем.

У Леони сжималось сердце, когда она видела жестокость брата. Она бросала беглые взгляды на Раймона, который не обращал на нее внимания, но, поскольку она была фанатично предана Андре, сказать хоть что-нибудь не решалась.

Раймон и Леони были ровесниками. Они ходили в одну и ту же школу, а потом Раймон пошел в ученики к мяснику. Совсем ненадолго. Ровно настолько, чтобы научиться управлять ножами. Потом он решил стать бухгалтером. Записался на заочные курсы, но не сдал ни одного экзамена под предлогом того, что его истинное призвание составляет вовсе не мир цифр, что он движим иным, гуманным порывом. «И каким же?» – поинтересовалась мать, которая оплатила курсы бухгалтеров, взяв дополнительную работу. «Я хочу стать героем, мама, человеком, который спасет мир. Человеком, перед которым все будут почтительно склоняться. Доверяй мне, в один прекрасный день я найду мой путь, и в этот день мы с тобой приколотим их к позорному столбу».

Фернанда Валенти безоговорочно верила в своего сына.

Позже, гораздо позже, Раймон нашел способ, чтобы нейтрализовать Андре. Он ходил по городу в окружении четырех приятелей. Всегда одних и тех же. Малыш Куртуа, кругленький и неуклюжий, со своими очками, беретом, панталонами, которые ему жали, и вечным кашне, был мозгом группы, его интеллектуальной силой. Он читал книги, учился лучше всех в классе, выдавал сентенции, которые его товарищи не понимали, но тем не менее это вызывало у них смутное уважение. «Когда человек сам себя не любит, ему необходимо быть на виду. Андре страшно боится самого себя, и этот страх он проецирует на других. Чтобы перестать себя мучить, он мучит других». Раймон прислушивался к словам Эдмона. Эдмон восхищался его силой духа и стойкостью. Они заключили договор на крови. Стали кровными братьями. Все, что мое, принадлежит тебе. Все, что твое, принадлежит мне. Потом появились Тюрке, Жерсон и Жерар Лансенни, тот парнишка, которому вскоре перейдет кафе его отца, и он откроет там заднюю комнату для Рэя Валенти, чтобы тот разрабатывал там свои коварные планы.

Тюрке был рыжим и таким белокожим, что обгорал от малейшего солнечного лучика. Его называли Раком. Длинный и вялый, он сутулился так сильно, что к восемнадцати годам был уже почти горбатым. Он был человек с низкими устремлениями и правой рукой Рэя. Ничто не могло вызвать у него отвращение или ужас. Жерсон думал только о девчонках, машинах и мотоциклах, о выпивке, которую он проглатывал, прячась за стойкой бара. Он умел задушить курицу одной рукой и мог везти мотоцикл зубами. Стал автомехаником. Эти пятеро нашли друг друга. Сформировали ассоциацию хулиганов.

Жорж все это знал. Все люди в Сен-Шалане были в курсе. Но все молчали. Сперва их страшил дом Буррашаров, а потом – Раймон Валенти. Они сменили одно ярмо на другое. И сами этого не заметили.

Именно Раймон подсадил Андре на наркотики.

Он один раз заметил его в окне дворца: тот склонился над дорожкой белого порошка, совершая некий ритуал, для Раймона не понятный.

Эдмон Куртуа оказался более категоричным:

– Он принимал наркотик, это очевидно!

– Конечно же, он принимает наркотики, я это знаю, но хочу быть в этом уверенным, вот и все! – ответил Раймон, который был уязвлен, что его поймали на невежестве.

Он подослал к Андре Тюрке. И Тюрке стал для сына Буррашаров основным поставщиком наркотиков.

– Ты будешь наращивать ему дозы до тех пор, пока он не сможет обходиться без порошка, потом сократишь, поднимешь цену, и он, готовенький, сам упадет нам в руки.

– Но на что я куплю марафет? И где его искать? – с ужасом спросил Тюрке.

– С этим я сам разберусь, не волнуйся. Кто у нас главный?

Это было его первое преступление.

Жорж узнал об этом от одного приятеля, который работал в больнице и был в сговоре c Раймоном.