Звезда заводской многотиражки 4

— Что за бред? — я сел на стул. — Мне даже в голову не придет ударить девушку...

«Зато ты ее держал, Жан Михалыч, — подсказал внутренний голос. — Довольно крепко, могли синяки на нежных запястьях остаться».

— Какое-то у тебя странное лицо, Ваня, — сказала Даша.

— Да я и чувствую себя странно, — хмыкнул я и подошел к ней, взял ее за плечи и заглянул в глаза. — Даша, я не бил Аню, честное слово. У меня не поднимется рука ударить девушку, ты же сама это понимаешь. Расскажи, пожалуйста толком, что там с Мишкой.

— Я тебе верю, — сказала Даша. Аккуратно сняла мои руки, отвернулась, но не отошла, а прижалась ко мне спиной. — Слушай, это правда какая-то дикая история. Миша сказал, что к нему вчера заполночь явилась Аня. С разбитыми губами, вся в слезах. Рассказала, что ты ее избил и изнасиловал. И что ты ее шантажируешь, потому что знаешь что-то стыдное и секретное о ней и ее сестре. И еще много всяких гадостей. Что ты сумасшедший, например. Что у тебя провалы в памяти, и что ты не всегда себя помнишь... Видимо, она была очень убедительна, потому что он ей вроде поверил. Во всяком случае, о тебе он говорит с такой ненавистью, что кажется убил бы, если бы мог.

— Вот сука... — прошипел я. — Фигово...

Даша резко отпрянула и посмотрела мне в лицо.

— Даш, мы с ней были друзьями, и я ей доверял, — сказал я. — Судя по всему, это было моей большой ошибкой. И что теперь с этим делать... Черт. Даже не знаю.

Да уж, при таких обстоятельствах своим заявлением в милицию на Аню я могу подтереться, похоже. Даже если нас сведут на какой-нибудь очной ставке, она будет топить на то, что я сумасшедший с провалами в памяти, меня возьмутся вдумчиво проверять, и проверку эту я не пройду, потому что до своего приезда в Новокиневск я ни черта не помню! Запах жареной курицы в поезде — такой себе бэкграунд. Все еще понятия не имею, какого черта я менял паспорт, что там с моей воинской обязанностью, и что вообще произошло в Москве во время олимпиады, и чем я там занимался.

— А у тебя провалы в памяти? — с интересом спросила Даша. — Что-то я не замечала.

Я чуть было не открыл рот и не начал рассказывать свою настоящую историю. До одури, до зубовного скрежета захотелось с кем-то поделиться тем, кто я настоящий. Рассказать, что на самом деле никакой я не Иван Мельников, а вселившийся в его голову Жан Колокольников из будущего. Про то, как очнулся в морге, про то, что ни черта не помню о том, что было до этого самого морга.

Захлопнул рот. Я уже один раз наболтал лишнего. И, возможно, тем самым чуть ли не подписал себе билет в желтый дом. Это же Советский Союз, а вовсе не ЭрЭф уже даже не самого начала двадцать первого века. Это тогда отправить человека в психушку было не так-то просто. А сейчас... Сейчас прописаться на кровати с вафельными полотенцами вместо ремней — делать нефиг. Особенно если...

Если...

— Да ерунда, головой стукнулся, была кратковременная ретроградная амнезия, — сказал я. Обнял Дашу и вздохнул. — Но проще от этого не становится ни разу.

Настроение было гаже некуда. Появилось ощущение, что у меня на шее затягивается петля, и чем больше я трепыхаюсь, тем сильнее она сдавливает. Как в лабиринте блуждаю, в потемках. И постоянно утыкаюсь в какие-то тупики. Хотелось уже выйти куда-то на середину и заорать: «Оставьте меня в покое, сволочи! Я ни черта не знаю про вас и ваши дела, просто дайте мне жить, как я хочу».

Я криво усмехнулся этой мысли.

Да уж, обраточка прилетела, откуда не ждали. Из памяти всплыло лицо Игоря. Только не этого Игоря, который еще такой поджарый и стройный строитель коммунизма на одном отдельно взятом заводе. А того, из будущего. Красная морда с тройным подбородком. «Чего ты ко мне прицепился, как клещ?! Чего тебе надо? Денег?!»

Я выскочил из троллейбуса. Двери захлопнулись еще до того, как я оказался на тротуаре, и чуть было не зажевали подол пальто. Твою мать...

Про Феликса я Даше рассказал, когда мы домой вернулись. И даже показал наши с ним совместные публикации, которые я тщательно вырезал из «Молодежки» и сложил в папку к остальным вырезкам, подписанным моим именем. Предложил ей поехать со мной. Она отказалась. Тогда я записал ей телефон Феликса и попросил позвонить, если вдруг я не появлюсь до полуночи. Она вяло кивнула. Вроде бы, она мне поверила насчет Ани. Но она девочка умная, не могла не почувствовать, что рассказал я ей не все. И ее это расстроило, хоть она и пыталась не показать виду.

Перед дверью Феликса я встряхнулся. Не дело это, приходить в гости в состоянии «снулая рыба». Зачем грузить хорошего человека своими проблемами?

— Иван, прекрасно, что вы пришли! — жизнерадостно заявил он с порога своим неподражаемо-театральным тоном. Будто это был не давно и заранее запланированный визит, а я внезапно свалился ему как снег на голову, после того, как год не заходил, пропав, неизвестно куда. — Я как раз только заварил свежий чай!

— Добрый вечер, Феликс Борисович, — я улыбнулся и принялся стягивать пальто. Тут психиатр замер и внимательно посмотрел на мое лицо.

— Иван, что с вами такое? — озабоченно проговорил он. — На вас прямо-таки лица нет! Что-то случилось?

— Не обращайте внимания, Феликс Борисович, — поморщился я. — Просто всякие житейские трудности.

— Что-то не похоже... — он медленно покачал головой и забрал у меня из рук пальто. — Так, вот что... Вы проходите в кабинет, располагайтесь, а я сейчас.

Он сам повесил мое пальто на вешалку и умчался, шлепая тапками, в сторону кухни. Да уж, шпионом мне не работать, похоже, раз на моем лице все написано такими аршинными буквами, что даже когда я пытаюсь скрыть свое фиговое настроение, это видно невооруженным взглядом.

— Иван, на самом деле у меня для вас хорошие новости! — прокричал Феликс из кухни. — Сейчас, только подождите минутку, я все расскажу!

Я сел в удобное кресло рядом с низким журнальным столиком. Огляделся. Такое уже привычное все здесь стало. Обросло массой приятных воспоминаний о жарких спорах и обсуждениях. Этот глобус-бар, который открывался в самые значимые моменты. Эклеры отличные. Убежище. Место, где я чувствовал себя в безопасности. Эти стены и их странноватый хозяин действовали на меня отчетливо жизнеутверждающе.

— А вот и я! — Феликс Борисович ногой толкнул дверь и вошел, балансируя с подносом. На нем стоял пузатый фарфоровый чайник, прикрытый сверху сложенным вчетверо полотенцем, чайные чашки, сахарница и ажурная вазочка с печеньем. Он осторожно поставил всю эту красоту на журнальный столик. — Коллега вернулась из Индии и привезла удивительного вкуса чай. Я уже третий день пью и не могу оторваться. Сейчас даже кощунственную вещь скажу! — он перешел на заговорщический шепот. — Кажется, он вкуснее, чем коньяк!