Звезда заводской многотиражки 4

— Ммм, я в предвкушении! — улыбнулся я.

— Сейчас вы тоже оцените! — Феликс плюхнулся в свое кресло и схватил чайник. Из носика в чашку тонкой струйкой полилась ароматная коричневая жидкость. Я потянул носом. Пожалуй... Так-то я кофейная душа, конечно, но хороший чай тоже оценить могу. — Попробуйте! Попробуйте!

Я спорить не стал, взял чашечку и сделал крохотный глоток.

— Так, пока я не забыл! — Феликс снова сорвался к кресла и подошел к книжной полки. Взял с нее записную книжку и с крайне задумчивым видом пролистал. Когда нашел нужную страницу, лицо его просияло, и он вернулся обратно в кресло.

— Торопыгин, вы сказали, да? — спросил он, поправляя очки. — А, нет, Торопыгов... Но это и неважно на самом деле.

— Что значит, неважно? — механически спросил я, даже не сразу сообразив, о чем идет речь. Вся эта тема с Аней и Мишкой как-то вытеснила из моей головы все остальное.

— Потому что никакой он на самом деле не Торопыгов! — победным тоном заявил Феликс Борисович. — И даже не Торопыгин.

Я поморгал и встряхнул головой. Медленно и со скрипом закрутились шестеренки мыслей в голове. Торпыгов — это же Сергей Семенович. Наш главный редактор. И я просил у Феликса что-нибудь про него узнать. На удачу. И, судя по лицу моего приятеля-психиатра, выбил джекпот.

— Полгода назад он носил фамилию Пуров, — сказал он. — Ох, Иван, эта история прямо настоящий не то детектив, не то анекдот! У меня во Владивостоке живет давний институтский приятель, завотделением работает. Мы давно с ним не разговаривали, и тут я ему звоню. Ох, он такой болтушка, как давай мне все про свою жизнь рассказывать, я чуть было не забыл, зачем ему позвонил. Чуть трубку не положил!

Я фыркнул, подавляя смешок. Феликс принялся рассказывать про старшую дочь этого своего Георгия Станиславовича, которая притащила домой какую-то хищную птицу со сломанным крылом и принялась выхаживать. И о конфликте, который произошел чуть позже между еще нелетающим соколом или ястребом и хозяйским котом. Потом рассмеялся, когда дошел до горшка с цветком, который двое хищников уронили со шкафа во время семейного застолья. Замолчал. Нахмурился и потер ладонью лоб.

— Ах да! — лицо его просияло. — Торопыгов, значит. Сергей, стало быть, Семенович. Год рождения — одна тысяча девятьсот тридцать второй.

Он хитро посмотрел на меня, а я азартно подался вперед.

— Итак, Торопыгов — это его фамилия по жене. Он женился пять месяцев назад, взял фамилию жены и поменял паспорт. Раньше он был Пуров. И знает его Геша, потому что он проходил у него лечение от шизофрении. Полгода как вышел.

— О как... — удивился я.

— Подождите, вы слушайте дальше! — Феликс захлопнул книжечку и принялся наливать мне новую порцию чая. Но говорить не перестал. — Так вот, он действительно работал редактором газеты. А манифестация пришлась не то на общее собрание, не то на иное многолюдное мероприятие. Пуров вышел за кафедру и начал плести совершенно лютейший бред. Его повязали быстро, сначала как шпиона хотели сдать, но потом одумались и отправили, куда следует. То есть, к Георгию Станиславовичу. Тот его, конечно, вылечил... ну как, вылечил... Такие недуги, знаешь ли, редко вылечиваются до конца. Но... В общем, Пуров попытался вернуться к работе, но ему там были не рады нисколько. Видимо, с трибуны он наговорил такого, что флотским до сих пор икалось. А финт со сменой фамилии предложил командир. Мол, все просто, ты женишься, фамилию сменишь, а мы задним числом скажем, что не было у нас никакого Пурова редактором. Мол, просто псих какой-то на сцену вылез. Пуров женился на какой-то продавщице, и буквально через месяц с ней развелся. Но стал Торопыговым. И пришел снова. Командир его за расторопность похвалил, но брать на работу обратно все равно отказался. Мол, хороший ты мужик, Пуров, но езжай-ка ты куда-нибудь подальше. Где тебя никто не знает. Опыт мы твой подтвердим, лишнего не сболтнем, все-таки много лет бок о бок служили и трудились.

— Ничего себе, — сказал я. — Так это что, получается, что у него и у нас на работе может... полыхнуть?

— В любой момент может, все верно, — Феликс покивал. — Вечером человек засыпал еще в здравом уме, а утром проснулся уже не в своем, если можно так выразиться.

— И никакого... гм... спускового крючка? Просто так? — я сделал еще пару глотков чая. Ну да, было бы неплохо, конечно, если бы мне сейчас рассказали, где у ЭсЭса кнопка. Нажать на нее, и он из невозмутимого брюзги превратится в... Интересно, в кого? На психов я насмотрелся за последние пару месяцев немало, ясное дело. Они здорово разные, некоторые даже очень внятно и связно говорили.

— Наверняка есть, — энергично кивнул Феликс. — Но во-первых, не я его лечащий врач, а во-вторых — вы же не думаете устроить так, чтобы...

— Нет-нет-нет, — я помотал головой. — Ну, то есть, я представил, конечно, как было бы смешно, если бы на квартальном отчете ЭсЭс начал нести ахинею. Но делать это... Нет. Фу. Он же больной человек, хоть и редкостный моральный урод при этом. Даже если бы знал, как.

— Я в вас не ошибся, Иван! — Феликс широко улыбнулся и потянулся к глобусу.

— А как же «этот чай вкуснее коньяка»? — ехидно спросил я.

— Вы меня тут не путайте, молодой человек! — Феликс погрозил мне пальцем. — Мы чисто символически! — потом его лицо вдруг стало серьезным. — Надеюсь, вы воспользуетесь этой информацией достаточно деликатно?

— Конечно, о чем разговор! — заверил я. — Никому не скажу, откуда ее получил.

— Как все-таки прекрасно, что вы такой удивительно проницательный и понимающий молодой человек! — сказал он. — Иногда мне даже кажется, что мы с вами ровесники...

«Эх, знал бы ты, Феликс Борисович, насколько близок ты к истине....» — подумал я. И снова на пару мгновений накатило то самое чувство космического одиночества. Когда не с кем разделить тайну. Я поднял хрустальную рюмку и мысленно усмехнулся, представив себе, как сейчас берусь выкладывать Феликсу Борисовичу свою историю без купюр. Психиатр — самый подходящий в таком деле собеседник. На секунду вспомнил вздорную Лизку-оторву в то время, когда она была в голове моей бабушки. Единственного человека, которому я мог рассказать о том, кто я есть, без риска, что собеседник понимающе покивает, похлопает по плечу, а при первой же возможности вызовет бригаду крепких парней, которые аккуратно меня повяжут и доставят в ближайшую психиатрическую больницу.

— Ну-с, теперь давайте поработаем? — сказал Феликс и потянулся к ближайшей полке за кожаной папкой. — Я тут набросал кое-какие тезисы, хотел бы знать ваше мнение...

Домой я не просто возвращался — летел! Если за три часа до этого ноги мои были как будто свинцовые, а в мыслях бродили сплошные грозовые тучи, то сейчас мне наконец-то стало легко. И неважно, что я нес в клювике решение всего одной, и далеко не самой важной проблемы! Но одного этого оказалось достаточно, чтобы вернуть мне присутствие духа и уверенность в своих силах. А Аня, Игорь, Мишка... Всему свое время. Придет время, найду и против вас козыри, ребята.

Я открыл дверь в квартиру, тихонько, чтобы никого не будить, прошел по коридору. Все-таки, время было уже позднее, а завтра очень даже рабочий день, хоть и пятница. Собрался сунуть ключ в замочную скважину на своей двери, но вдруг понял, что она не заперта.

— Даша? — я остановился на пороге и осмотрел комнату. Табуретка валялась на боку, одеяло сброшено с кровати на пол. Может она просто в туалет вышла или умываться пошла? Я выглянул в коридор снова. — Даша?..

Глава двенадцатая. Неспокойная ночь и ее последствия

Даши не было. Ни в туалете, и на кухне. Я вернулся в комнату и осмотрелся внимательнее. Ее изящные шлепанцы валялись в разных углах комнаты. Пальто, шапка и сапоги отсутствовали. Сумка с вещами была на месте. «Рабочее» трикотажное платье, самое скромное из одежды, что у нее было, висело на спинке стула. Так что вариант, который пришел мне в голову первым — она обиделась, собрала вещи и ушла — я отбросил. Выглядело так, будто она спешно оделась и выскочила. Побежала к телефону-автомату и мы разминулись? Да нет, вроде ближайший как раз по дороге от остановки, мы обязательно должны были столкнуться. Хотя он мог не работать, и она пошла звонить к дальнему, а он на перекрестке Чудненко и Промышленного проспекта, и тогда... Да нет, стоп. До полуночи еще сорок пять минут. Она, конечно, могла психануть и не выдержать, но...