Звездная Академия. Алька Верник и наследие предков
Шрифт:
– Я пойду первым, - раздался в наушниках голос Стаса.
Где-то впереди маячила его нечеткая, расплывчатая из-за налипающего снега и бесконечно стекающих струй воды, фигура.
– Почему ты?
– не то чтобы я была против, но спросить потребовала моя совесть.
– Верник, - раздался веселый смех друга, - за пять лет учебы ты этого так и не заметила. Придется озвучить прописную истину для ничего вокруг не замечающих курсанток - я мужчина!
– А я - твой командир, - подало голос мое упрямство.
– Иди за мной, командир, - саркастически хмыкнул он, и фигура впереди двинулась.
Так
– Прошли восемьдесят метров, - сообщала Хунька, - как слышите?
– Слышим хорошо, - отвечал Стас.
– Пятьсот... шестьсот двадцать... Семьсот...
По спине неприятными струйками стекал пот. Он бы тек и по лицу, застилая глаза, но я включила обдув, чтобы хоть что-то видеть.
– Стоп!
– скомандовала подруга, - предположительная линия огня. Стас, выпускай первую «стрекозу».
Робот-насекомый, преодолевая шквалистый ветер, тяжело поднялся в воздух и пересек невидимую черту. Неправильная, рваная траектория ее полета сыграла на руку. Красные вспышки метнулись в сторону «Стрекозы», но лишь расплавили снег под ней. Два следующих луча мелькнули через какое-то время, снова не причинив вреда нашей помощнице.
– Пятнадцать секунд на перезаряд, - сказала Хунька, - Жорик говорит, что там установлен самый примитив, но примитив опасный! Поняли когда вам нужно двигаться? До скалы девяносто два метра.
– Да, поняли, - отозвалась я, и «стрекоза» вновь поднялась в воздух.
Следующие полчаса стали моим личным кошмаром. Несколько раз смертоносные лучи плавили снег буквально в метре от меня или Стаса. Мы ждали красных вспышек, разрезающих снежную пелену, и тут же начинали движение. Но какое расстояние можно пройти за пятнадцать секунд в таких условиях? Метр? Полтора?
– Стоп! Вперед! Вправо, обходите валун!
– раздавались команды Хуньки.
А мы упорно сантиметр за сантиметром продвигались вперед, пока перед нами не выросла отвесная стена.
– Лазерные установки находятся на соседних скалах, - сообщила Хунька, - устранить их, не задев вас - невозможно. Держитесь, ребята! Впереди двадцать самых непростых метров и вы на месте.
– Да, - вздохнул Стас, - и осталось две «стрекозы».
– Зато сейчас вы в глухой зоне и можете передохнуть.
– Перед смертью не надышишься, - философски заметила я, опускаясь прямо в снег рядом с Погодиным.
– Поживем еще, старушка!
– наигранно весело откликнулся он, обнимая меня за плечи.
А ветер продолжал хлестать нас снегом, причем направление его порывов предугадать было совершенно невозможно.
– Идем?
– спросила я, спустя пять минут, когда дыхание выровнялось, а противные липкие струйки пота перестали скользить по позвоночнику под костюмом.
– Да, пора, - серьезно откликнулся друг, - Аль?
– Что?
– А ты знаешь, что я был в тебя влюблен все это время?
– Знаю.
– Хорошо.
– Погодин, ты что? Это ты так прощаешься со мной?
– Всякое может быть, - хмыкнул он в ответ, - просто сейчас мне важно, чтобы ты это знала.
– Мы выживем, не
смотря ни на что!– и сцепив зубы, я направилась к скале, - Хунь, мы готовы.
– Выпускайте «стрекозу»!
– скомандовала она. Голос в наушниках был не четкий и дребезжал, словно шли какие- то помехи, - ...оей ... оманде! ... связью!
Сейчас движение не требовало огромных энергозатрат, но стало еще более опасным и рискованным. На отвесной, идеально ровной поверхности скалы мы были открытыми мишенями для лучей. Все действия сложились в последовательность вспышка - болт в скалу из пневмопистолета - тридцать сантиметров вверх. На третьем метре мы потеряли предпоследнюю «стрекозу», на седьмом - последнюю... и связь с Полканом. Больше голоса Хуни не было слышно и даже помех в эфире. Словно передатчик просто перестал работать.
– Дела!
– выдохнул Стас. Слава всем Богам, переговорное устройство в костюмах еще работало и мы могли друг друга услышать, - что делать будем, Аль?
– Ты будешь вбивать болты, а я - отвлекать внимание. Другого выхода все равно нет, как и обратной дороги.
Последующий путь свелся к тому, что я кидала, как можно дальше, какой-нибудь предмет, лазерные лучи прошивали воздух, и мы поднимались еще на тридцать вожделенных сантиметров.
– Вижу пещеру, - раздался голос Погодина, - полтора метра над нами. Аль, еще немного.
Полтора метра - пять предметов - пять раз по тридцать сантиметров и пять вспышек, каждая из которых может стать последней для любого из нас. Метр двадцать... девяносто сантиметров... шестьдесят... тридцать... Погодин подтягивается и...
– Я на месте, Алюш, - говорит он ободряющим, успокаивающим тоном, - сейчас отвлеку установки и подниму тебя, потерпи.
А я что? Я терплю! Что-то летит из пещеры, полыхают вспышки, и крепкие руки друга втягивают меня внутрь, но... То ли мы замешкались, то ли просчитались... В общем, где-то мы явно ошиблись, пространство разрезает очередная вспышка, а мою ногу обжигает невыносимая, нечеловеческая боль. В наушниках раздается крик, стон и ругань. Кажется это мой голос. Никогда за собой не замечала любви к грубым словам.
– Аля? Алька! Ты как?
– с беспокойством спрашивает Стас.
– Нога...
– жалобно выдавила я, чувствуя, как на смену обжигающей боли приходит леденящий холод.
– Сейчас, сейчас, маленькая, - шепчет Погодин, склоняясь над моей замерзающей конечностью.
– Сначала установка!
– упрямо повторяю ему, - я никуда не денусь, оба мы никуда не денемся отсюда. Назад не спуститься.
– Придумаем что-нибудь, - откликнулся он, перерезая допотопные провода на устройстве и возвращаясь ко мне,
– потерпи, Аль. Сейчас я оттащу тебя вглубь, там теплее и порывов ветра нет.
Дальше - резкая боль в ноге, и меня куда-то несут, а потом опускают на белый от снега каменный пол.
– Царапина глубокая, повреждены мышцы, но пластырь обеззаразит, обезболит и стянет края, - сосредоточенно говорит Погодин, - Аль, сейчас больно будет. Попробую обезболить уколом, нужно убрать обугленные участки кожи.
А дальше я кричу, потому что боль еще сильнее, чем было вначале. Погодин достает из походной аптечки инъекционный пистолет, ногу недалеко от эпицентра кольнуло и сразу стало легче.