Звёздная дорога

– Стоп! Во-первых, это тоже стоит целое состояние. Во-вторых, что случилось?

Сид бросил виноватый взгляд в сторону открытых дверей.

– Я на прошлой неделе говорил с Альдредом. ГЕ и, наверное, все остальные погружаются в рецессию. Сент-Либра поставляла шестьдесят процентов нашего биойля.

– Шестьдесят? Охренеть… Ты уверен? Я думала, около пятнадцати.

– Нет. Брюссель хотел, чтобы все в это верили. Похоже, хорошие маленькие производители биойля из ГЕ не инвестировали так, как следовало; деньги уходили на выплату дивидендов, а не на расширение инфраструктуры. Так что жизнь станет трудной на какое-то время – возможно, очень долгое время.

– Поэтому ты вдруг стал изображать выживальщика?

– Я получил на этих выходных премию. Внезапно. Это Альдред так сказал «спасибо» за расследование. Мы можем себе позволить сделаться чуть более самодостаточными.

Она надула щеки.

– Что ж, это не помешает, лапуля.

– Отлично, надо будет разобраться, что сколько стоит.

– А как же быть со щенком? Уилл каждый день вопросы задаёт. Он даже хорошо себя ведёт – настолько хорошо, насколько может. Нельзя вечно это откладывать.

– Конечно. Почему бы и нет? Стейки из собачатины неплохи под нужным соусом.

– Ох! – Рука Хасинты взлетела ко рту, она начала хихикать. Взволнованно взглянула на открытые французские двери. – Не смей! Они не поймут. Ты такой злюка.

Он ухмыльнулся и обнял её. Они поцеловались.

– Ну так какой породы? – спросил он. – Сенбернар? Овчарка?

– Чепуха какая, нет. Крупная порода – о чем ты вообще думаешь? Возьмём что-нибудь маленькое из приюта.

– Маленькие собаки противно лают. Ненавижу их.

– Если наступают трудные времена, мы не можем себе позволить большую собаку. Ты знаешь, сколько денег уходит на кормёжку? И ещё придется делать ветеринарную страховку.

– Может, лучше купим им золотую рыбку?

Хасинта опять бросила на дверь осторожный взгляд.

– Картофель фри из нашего первого урожая с рыбой будет в самый раз.

Оба виновато рассмеялись и крепче обнялись.

Зара появилась в дверях и посмотрела на родителей искоса.

– Что вас так развеселило?

– Ничего, малышка, – заверил её Сид. – Ты домашнюю работу сделала?

– Сделала. В лог внесла, – с гордостью ответила она.

– Вот и славно, дай пять. Сегодня я вас отвезу в школу. Мне в суд только к десяти.

В тот день Маркет-стрит выглядела так, как, по мнению Сида, должна была выглядеть какая-нибудь престижная закрытая школа в конце семестра. Все слонялись туда-сюда, пренебрегая работой, в столовой толпились люди, обмениваясь мнениями и сплетнями. Кабинеты пустовали. Дела были заброшены. Возле некоторых дверей грозно высились штабели ящиков с табличкой «ЛИЧНЫЕ ВЕЩИ», которые уборщики должны были унести. Вон из здания или этажом выше – только об этом все и говорили.

Казалось, утреннее судебное слушание не связано с Маркет-стрит, в отличие от инцидента, который запустил революцию. Эрни Рейнерт признал вину в соучастии в убийстве, а Мойре Деллингтон, Честеру Хабли, Мюррею Блазчаке и Лукасу Кремеру были предъявлены менее серьезные обвинения в сговоре с целью сокрытия убийства.

Журналистов явилось неимоверное множество, поскольку все крупные новостные компании были заранее предупреждены О’Руком или людьми из кабинета мэра. Сиду пришлось предстать перед ними и объяснить, что «нападение на автомобиль» было необходимой легендой, которая помогла полиции обеспечить чистоту расследования убийства. Он все сделал правильно, как ему казалось, сохранил лицо при кое-каких весьма резких вопросах. Большинство желали знать, почему настоящего убийцу до сих пор не поймали.

«Хороший вопрос», – признался он мысленно, прежде чем повторить официальную фразу о том, что расследование продолжается.

Когда Сид вернулся в участок, ответив на призывы Дженсона Сана, те коллеги, что заметили его посреди суматохи, поздравили детектива с тем, что он держался молодцом.

Когда Сид наконец-то вышел из лифта на шестом этаже, почти у каждой двери громоздились вездесущие ящики. Все двери были открыты, печати на них потемнели. Сегодня на уровне администрации не происходило ничего конфиденциального или требующего особого отношения. Хлоя Хили стояла у кулера с водой в конце коридора, вялая и сердитая. Они обменялись взглядами, когда Сид подошел к двери исполнительного бюро. Как и Сид, Хлоя сегодня надела лучший костюм из серого шелка высшего качества и накрахмаленную белую блузу. Безупречный макияж был испорчен чем-то, что подозрительно напоминало потеки расплывшейся от слез туши.

Дженсон Сан ждал Сида в приемной О’Рука. Секретаря нигде не было видно.

– Он готов встретиться с тобой, – сказан Сан.

В офисе О’Рука стояли только пять коробок. Все уже заполненные и запечатанные лентой. Рядом лежали восемь зелёных пластиковых мешков, набитых искромсанной бумагой, разбитыми носителями данных и похожими на полузатвердевшую тину комками очищающего вещества, которое наносили на стены и пару мест на потолке, чтобы снять широкие полосы смартпылевых частиц.

О’Рук сидел за столом, к ножке которого была привязана оранжевая лента – метка для грузчиков, чтобы они отнесли его в поджидающий внизу грузовик. Китель главного констебля был расстегнут, но галстук он с шеи не снял, и белая рубашка оставалась безупречно выглаженной. Сид в глубине души ожидал, что увидит О’Рука в обнимку с бутылкой виски, но вместо этого шеф пил чай из антикварной чашки костяного фарфора. На столе стоял чайник из того же набора.

– Можешь идти, – сказал О’Рук Дженсону Сану.

Представитель персонала вышел из кабинета, и вокруг двери появилась синяя печать. О’Рук ухмыльнулся, взглянув на бледно-синий свет.

– Не знаю, зачем я утруждаюсь. Все равно все узнают. Какая разница – на пару часов раньше или позже.

– Сэр?

– Этот засранец Миллиган с тобой ещё не связался?

– Нет, сэр.

Объявление по поводу поста главного констебля было сделано в обед, сразу же после появления Рейнерта в суде. Ройс О’Рук уходил в отставку после сорока трех лет преданной службы городу Ньюкасл. Мэр даже сумел изобразить печаль, сообщая об этом репортерам с трибуны городского совета. Возглавить полицию Ньюкасла должен был детектив шестого ранга Тревор Миллиган, чье назначение через шесть месяцев должен подтвердить совет в полном составе.

– Он полный придурок, – проворчал О’Рук. – Не может собственными руками свой зад отыскать. А зад-то жирный.

– Это точно, – согласился Сид.

– Я работал с мэром, – сказал О’Рук. – Тебе придется делать то же самое, иначе городу крышка. Но я сражался за бюджет, за организацию, которая занималась достойным делом, – я не был у него в кармане, как Миллиган. Теперь на нас обрушится кое-что похуже Занта. Все рухнет к чертям собачьим, особенно с этой херней в виде внезапной рецессии. Половина городского дохода зависит от биойля. Откуда теперь ждать денег, а?

– Мэру придется их как-то разыскать, сэр.

– Да, но как их потратит Миллиган? Вот в чем вопрос.

– Я уверен, новый главный констебль все поймет, сэр.

О’Рук налил чашку чая и протянул Сиду.

– Уж скорее медведь научится сливать воду, посрав, чем он что-то поймет. Мы с тобой за эти годы много раз сталкивались лбами, но ты смышленый, ты знаешь, как тут что работает на самом деле. Ты не смирился с херней, с которой смирилась половина из них. Я всегда тебя за это уважал.