Звёздная метка

Полина задумалась о чём-то и до самого конца поездки не проронила ни слова. Зато ямщик разговорился. На ходу, косясь на Панчулидзева так, что тому казалось: вот-вот свернёт себе шею или потеряет управление санями, он рассуждал:

– Частушечки да прибауточки, это ещё што, барин? Вёз я намедни купца с янмарки, так того балаганщики надули и обобрали. Зазвали в палатку на представление «Путешествие вокруг свету». Взяли с него рублей полста или даже поболе… Зашёл в палатку энтот почтенный купец со своей супругой, а там посерёдке стоит свечка. Их провели вокруг свечки: вот, дескать, вы вокруг света и прошли. А денежки-то – ку-ку! Выходят купец с купчихой и, чтобы не показаться круглыми дураками, говорят остальным: да, мол, интересно, вокруг свету проехали… В толпе тут же начинается оживление, и в балаган очередь выстроилась… И скольких в том балагане ещё обобрали, один Бог ведает… По моему разумению, всех балаганщиков в железа брать надобно, чтобы люд честной не смущали своимя выдумками!..

– Да уж… – согласился с ямщиком Панчулидзев.

В Егоровском трактире он снял на втором этаже для себя и Радзинской отдельные апартаменты, находящиеся по соседству друг от друга. Условились встретиться на обеде в блинной у Воронина, располагавшейся в этом же здании на первом этаже.

Пока Полина приводила себя в порядок, Панчулидзев расспросил помощника трактирщика об интересующем его адресе, где должен проживать господин Завалишин.

– Гиблое место этот Хитров рынок, ваше сиятельство, дно жизни, вертеп… – предупредил помощник трактирщика. – А трактир «Сибирь» в сём вертепе самое что ни на есть излюбленное пристанище для каторжан и всякого отребья… Упаси вас Господь, ваше сиятельство, там появляться к ночи и без провожатых: разденут, разуют и голым по миру пустят, а то, гляди, и живота лишат. И никто не пойдёт на помощь: своя шкура дороже…

«Да, эта Хитровка, пожалуй, место ещё то… И трактир-то с соответствующим названием… Впрочем, где ещё обретаться бывшему каторжнику, как не в подобном месте», – подумал Панчулидзев, решив, что отправится туда завтра поутру один, без Полины.

Об этом и сообщил ей за обедом. Полина, увлечённая поглощением блинов, никак не прореагировала на его заявление, как будто вовсе не услышала.

Панчулидзев про себя порадовался этому обстоятельству. Спорить с нею ему не хотелось, равно как брать с собой, подвергая опасности.

Он тоже с удовольствием отобедал. Блины были великолепными, с разными начинками: с икрой зернистой, с сёмушкой, с осетровым балыком. К ним Панчулидзев заказал водку на смородинных почках, а для Полины анисовую настойку.

Макая пышущие жаром блины в растопленное масло, невольно вспомнил времена своей бедности, когда вынужден был ходить в ресторацию на Морской. Там разрешали посетителям читать газеты. Не однажды, не имея денег на обед, он прикрывал газетой тарелку с хлебом, чтоб съесть незаметно кусок-другой…

Теперь Панчулидзев не поскупился на заказ. После блинов подали ленивые щи. Принесли холодные блюда: буженину под луком, судака под галантином. Они попробовали и утку под рыжиками, и телячью печёнку под рубленым лёгким. За такой обильной трапезой просидели до вечера. Она завершилась бланманже и холодным киселём со сливками. К удовольствию Полины, после всех яств подали мороженое с малиновым сиропом.

Верной оказалась присказка: «Москва стоит на болоте, ржи в ней не молотят, а лучше деревенского едят…»

Пресыщенные, они поднялись наверх. Полина открыла дверь своего номера и обернулась к Панчулидзеву:

– Благодарю вас, князь, за прекрасное угощение. Извините, я не приглашаю вас к себе. Мне хочется побыть одной, – и затворила дверь буквально перед его носом.

Она сделала это так быстро, что Панчулидзеву пришлось закончить разговор с нею через дверь.

– Мадемуазель, завтра не спешите с подъёмом. Постарайтесь выспаться… А за обедом мы подумаем, что нам делать дальше… – со смешанным чувством недоумения от её внезапной холодности и удовольствия, что удалось избежать ожидаемого спора, сказал он.

Следующим утром Панчулидзев проснулся пораньше.

Стараясь не шуметь, он оделся и вышел в коридор. Прислушался: из её номера – ни звука.

Осторожно ступая, двинулся по длинному коридору в сторону выхода. Уже у самой лестницы услышал, как сзади скрипнула дверь. Обернулся.

Из номера Радзинской вышел мужчина невысокого роста и быстро направился к нему. На незнакомце было длинное пальто с модным бобровым воротником. Меховая шапка была низко надвинута на глаза.

– Куда же вы, князь? – голосом Полины спросил незнакомец, приблизившись. Он или, точнее, она демонстративно сняла шапку и склонила голову в полупоклоне.

Панчулидзев вздрогнул и на какое-то время онемел: длинных роскошных волос Полины как не бывало. Их заменила аккуратная короткая стрижка. Она, конечно, тоже была ей к лицу, но…

– Что вы наделали, мадемуазель? – только и смог он произнести, когда дар речи вернулся к нему.

– Вы опять меня удивляете, князь. Неужели вы думали, что я совершила столь длительное путешествие только затем, чтобы отведать московских блинов или сидеть в душном номере?

Она решительно надела шапку и тоном, не терпящим возражений, сказала:

– Пойдёмте. Нам с вами, кажется, надо на Хитровку. А там в таком наряде, как у меня нынче, мне будет куда спокойнее, – и первой шагнула на ступеньки лестницы, ведущей вниз.

Панчулидзев покорно поплёлся следом, уже не удивляясь тому, что последнее слово опять осталось за ней.

4

Оставив извозчика на Солянке, скользя по наледи и оттаявшему местами грязному булыжнику, Панчулидзев и Полина спустились кривым переулком к площади Хитрова рынка.

Вся низина была окутана паром. Это дышала незамёрзшая в этом году Яуза. К её влажным испарениям примешивались клубы дыма от десятка костров, разожжённых торговками, готовящими еду для сотен оборванцев, обитающих здесь.

Клубами вырывался пар из отворяемых поминутно дверей лавок и облупленных ночлежных домов, окружавших рынок. Тяжело пахло отбросами и гнилью. Временами лёгкий ветерок доносил другие, не менее отвратительные запахи: махорки-горлодёра, прелых портянок и сивухи.

– Нет, это – не Лондон… – зажимая нос, прогнусавила Полина.

– Вам лучше не говорить, мадемуазель, – тихо заметил Панчулидзев, с опаскою поглядывая на возникающие из тумана и исчезающие в нём испитые рожи местных обитателей. Все они как-то недобро поглядывали на них.

Панчулидзев молча прошёл несколько метров, однако не удержался, спросил:

– Вы разве бывали в Лондоне?

Полина ответила, стараясь говорить мужским голосом:

– Отец служил советником в нашей миссии. Я ещё была, то есть был… совсем молод.

Они миновали огромный навес, под которым толпились приезжие рабочие. Перед ними прохаживались с важным видом подрядчики, приценивались, договаривались, здесь же сколачивали нанятых в артели. Слышались возгласы:

– Эй, кто ещё по плотницкой части?